цензуры, то это стремление не ограничится только пределами Чехословакии. <…>
Что случилось с той поры, когда Брежнев подписал Братиславскую деклара-
цию? На улицах наших городов появились десятки и сотни тысяч советских «путе-
шественников», но не туристов, которые к нам до сих пор приезжали с улыбками, с
теплыми словами, с традиционными фотоальбомами и бутылочками грузинского
коньяка – подарками друзьям.
Улицы наших городов на этот раз заполнили советские люди, которые явились
без приглашения, в военных самолетах, в танках и броневиках. Они захватили здания
ЦК Коммунистической партии Чехословакии, насильственно прекратили заседание
президиума и на броневике увезли первого секретаря ЦК Александра Дубчека. Они за-
хватили здание правительства и арестовали премьер-министра Олдржиха Черника,
захватили министерство иностранных дел, чехословацкую Академию наук и один из
самых старых университетов мира – Университет Карла IV , Союзы чехословацких
писателей и чехословацких журналистов, редакции, полиграфические предприятия,
вокзалы, стратегические пункты...
Народ Чехословакии ошеломлен этими трагическими событиями.
Шесть лет во Второй мировой войне наш народ в оккупации воевал против
фашистских захватчиков и дождался помощи советских воинов. Более 20 лет он был
уверен в настоящей дружбе между нашими народами. И вдруг за одну ночь чувству-
ет себя вероломно преданным.
До сих пор он встречал советских людей словами – «С Советским Союзом на
вечные времена!» Через четыре дня насильственной оккупации весь народ пишет на
асфальте, на домах, автобусах, железнодорожных вагонах и витринах другие слова:
«Отцы – освободители, сыновья – захватчики», «Ваша сила – танки, наша сила –
идея», «Позор советским захватчикам!» «Идите домой!».
Что вы скажете своим детям?
Что значит «дружба»? – мы встречаем вас с презрением.
В эти трагические минуты моей родины я, Мирослав Антонович, обращаюсь к
вам, дорогие друзья – Володя, Толя, Таня, Женя, Валя, Виктор, Гаврила, Лидочка, Леня
– все вы, бесчисленные наши друзья, которые нас встречали как родных и которым
вы верили. Я обращаюсь к вам с вопросом: вы верите, что мы, Мирослав Зикмунд и
Юрий Ганзелка, что 14 миллионов чехов и словаков, которых вы все называли самы-
ми верными из всего социалистического лагеря, вы верите, что мы – контрреволю-
ционеры?
Я настойчиво прошу вас – требуйте от своих руководителей, от Леонида
Брежнева, от Косыгина, от Суслова и других членов Политбюро, требуйте от своих
руководителей на заводах, в научных учреждениях, в редакциях, чтобы оккупация мо-
ей родины была сию же минуту прекращена.
Требуйте объяснения этому беспримерному вероломству у ваших государ-
ственных деятелей, которые принесли идею социализма в жертву великодержав-
ным интересам, внесли раскол в интернациональное коммунистическое движение и
оплевали честь советских людей.
Требуйте, чтобы в ваших газетах была высказана чистая правда и чтобы с их
страниц исчезла ложь, страшная ложь, которая недостойна культурного и та-
лантливого советского народа.
Я прошу вас, академик Келдыш, академик Лаврентьев, академик Капица – за-
явите протест против этой агрессии от имени всех ученых Советского Союза.
Я прошу тебя, мой хороший друг Женя Евтушенко, не молчи!
Если я вам сегодня это говорю один, без Юрия Федоровича, то есть без Юрия
Ганзелки, это не значит, что он другого мнения. Наоборот. Дело в том, что агенты
КГБ разъезжают по всей нашей стране, как у вас во времена сталинского террора,
чтобы арестовать тысячи наших людей, которые виноваты в том, что стреми-
лись к настоящему социализму, социализму с человеческим гуманным лицом, к сво-
боде, независимости и суверенитету народов всего мира, включая Чехословакию.
Я прошу вас – не молчите об этой страшной агрессии! 39 .
Позже станет известно, что в тот же день, 25 августа, тоже в десять утра
по пражскому времени (в полдень по московскому), когда из подвала опер-
ного театра Мирослав обратился к советским людям, в Москве, на Красной
площади, у Лобного места семерка советских граждан, по мистическому сов-
падению – в те же минуты развернула плакаты: «Руки прочь от ЧССР!», «За
вашу и нашу свободу!». Из моравской студии еще неслись в эфир умоляющие
слова, когда семерке москвичей, обращения не слышавших, но отозвавшихся
синхронно, инстинктивно, послушно собственному сердцу, чекисты заламы-
вали руки за спину и тащили к машинам.
Мы к этому еще вернемся.
…Когда я приеду в Злин к Мирославу осенью 1990 года, мы спустимся в
подвальное помещение; там на полках и в ящиках две тысячи перевязанных
тесьмой картонных папок с бумагами, собранными за шестьдесят лет путе-
шествий, сто тысяч кино- и фотонегативов, дневниковые записи, которые
Мирослав ведет каждый день с 1934 года. Как не понять глубину обиды, пе-
режитой Ганзелкой и Зикмундом. Мы не знаем других зарубежных пишущих
людей, кто бы столько лет наблюдал, изучал, любил Россию и бывал в ме-
стах, куда мало кто из советских журналистов добирался. Мирослав берет с
полки Большой русско-чешский словарь (Прага, чехословацкая Академия
наук, 1962 г.), пятый том. И, не скрывая торжества, на 248-й странице указы-
вает место, просит меня прочесть вслух. В толковании русского слова «уко-
ротить» приведен пример из повести Ивана Лаптева «Заря», изданной в
Москве в 1950 году. Реплика героя забытой, неизвестной россиянам повести
после ввода войск будет у чехов на устах: «Давно пора Брежневу хвост уко-
ротить…»
Повесть Лаптева была опубликована, когда «наш» Брежнев работал на
Украине и никакого отношения к литературному герою не имел, имена сов-
пали по чистой случайности, но в шестьдесят восьмом году чехи повторяли
друг другу эту простодушную угрозу с веселым остервенением. Пора, давно
пора Брежневу хвост укоротить!
Фотографии к главе 7
Московский правозащитник Борис Цукерман в 1968 году вступился за министра иностран-
ных дел Чехословакии Иржи Гаека
Иржи Гаек: «Я всегда говорил, что людей, в трудное время не унизившихся и сохранивших со-
весть, было больше, чем мы думаем…» 1989
Честмир Цисарж в 1968-м…и в 1998-м: «Психологический барьер тогда возник, и сегодня
нужны большие усилия, чтобы его сломать…»
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. «…Утонули люди. Но это все ме-
лочи»
У Густы Фучиковой. «Рабоче-крестьянское правительство» или