Литмир - Электронная Библиотека

чем нас сюда привели?”, По какому праву?” Женщины плачут. Наверху совет-

ские солдаты с автоматами. Штроугал резко повернулся к офицерам: “Вы хо-

тя бы знаете, кого вы взяли в плен? Это премьер-министр Чехословацкой

Республики и член президиума ЦК КПЧ!” Офицеры поднялись наверх, минут

десять их не было. На меня сыпятся вопросы. “Что случилось?”, “Вы знали об

этом?”, “Кто их пригласил?” Я пересказываю обращение руководства к наро-

ду и уверяю: это большое недоразумение.

Скоро офицеры возвращаются и ведут меня обратно в мой кабинет. В

течение часа туда приводят из подвала всех членов правительства. И секре-

таря приемной. Часы показывают около трех часов ночи. Военные исчезают,

мы сидим в кабинете, отгороженные от внешнего мира. Ничего не остается,

как строить догадки. Тем временем у здания собираются другие министры,

но солдаты никого не пропускают, хотя у всех документы.

Часа в три ночи разрешают пройти делегации парламента. Ее привела

вице-председатель Национального собрания Мария Микова. Требует отве-

тить ей, что происходит: здание парламента тоже занято советскими воен-

ными, связи нет, депутаты шли по городу пешком. Направились было к ЦК

КПЧ, но туда солдаты их не пустили, и вот они здесь. Мы говорим часов до

четырех. Не успевают они уйти, как в кабинет входит знакомый мне генерал

Козлов, советник чехословацкого министерства внутренних дел, приятный

человек с европейским складом мышления, неплохо знающий чехословацкие

проблемы. Приглашает в коридор для разговора наедине. Мы садимся за ма-

ленький столик. Он протягивает записку от Драгомира Кольдера, члена пре-

зидиума ЦК КПЧ, моего земляка из Остравы. Когда-то мы оба были там сек-

ретарями обкома партии. Кольдер просит немедленно явиться в советское

посольство для важного разговора. Написано рукою Кольдера, а подписи две

– Кольдер и Биляк. Отвечаю на обратной стороне записки: “Я не намерен

присутствовать ни на каких переговорах в советском посольстве без участия

первого секретаря ЦК КПЧ Александра Дубчека”. И протягиваю Козлову. Он

пробегает глазами и в упор смотрит на меня: “Вы подписалиcь под своей

судьбой”. “Что поделаешь, – отвечаю, – это мое убеждение”.

Попрощавшись с Козловым, возвращаюсь в кабинет и рассказываю

всем, кто там был, что произошло. Мое решение поддерживают. “Ты вел себя

честно”, – говорит Штроугал.

За окнами светает.

Мы сидим в кабинете, ждем свою судьбу».

Некоторое время спустя к зданию правительства подъехал бронетранс-

портер, появились военные. По мнению Черника, сотрудники советской без-

опасности. Им надлежало взять премьер-министра. К нему вошли два под-

полковника и капитан, предложили следовать за ними.

«Когда они вошли в мой кабинет, у меня сидели сотрудники аппарата.

Офицеры никого не трогали, они пришли за мной. Попросили не противить-

ся: “Было бы недостойным председателя правительства, если бы вокруг его

отъезда в городе возникла какая-либо суматоха”. Мне позволили со всеми

проститься. Я молча обнялся с каждым, у людей на глазах были слезы. У вхо-

да в здание бронетранспортер. Я забрался внутрь, за мной офицеры, и маши-

на тронулась. Люк был приоткрыт, но определить местонахождение можно

было в узкое окошко перед водителем. Мы кружили по городу, я ориентиро-

вался с трудом и понял, где находимся, когда бронетранспортер въехал на

площадь с памятником Ленину. Это район Дейвице, мы несемся в сторону

аэродрома. В городе уже светло. Люди с балконов смотрят вниз. “Мне душно,

я задыхаюсь”, – говорю подполковнику и прошу чуть приоткрыть люк. Вдруг

люди узнают меня и сообщат другим, кого и где видели.

Бронетранспортер громыхает по улице Ленина. Я приподнимаюсь, де-

лаю вид, что хочу подышать, и приблизив голову к проему в люке, высунув-

шись, насколько можно, кричу: “Это я!” и слышу, как на балконе голоса: “Это

Черник! Везут Черника!” Военные стаскивают меня вниз. Я доволен, было бы

обидно исчезнуть бесследно.

Бронетранспортер прошел ворота аэродрома и, сбавив скорость, пока-

тил к концу летного поля. Было около семи или восьми часов утра. Погода

пасмурная, накрапывает дождь. Мне разрешают выйти, я прогуливаюсь во-

круг бронетранспортера. Это продолжается весь день, до семи вечера. Есть и

пить не предлагают, я и не прошу. Под наблюдением двух офицеров, майора

и лейтенанта, хожу взад-вперед. Пытаюсь с офицерами заговорить: “Зачем

вы к нам пришли? Зачем меня сюда привезли? Вы даже не знаете, кто я”. От-

вечают, что это не их дело и просят об этом с ними не говорить. Некоторое

время спустя все же разговор завязывается. Им интересно, так кто же я, есть

ли у меня семья, где учился. Пока мы прогуливаемся, на другом конце поля

садятся и взлетают военные самолеты. У одного из ангаров замечаю группу

офицеров в форме восточногерманской армии. В Москве я скажу об этом

Брежневу и Гречко, упрекая их, как они позволили, чтобы в Праге оказались

немецкие военные. Брежнев будет уверять, что это неправда, немецких во-

енных там быть не могло. Потом станет известно, что немецкие воинские ча-

сти будут остановлены на границе, в страну войдут штабные офицеры и об-

служивающий их персонал.

Наконец, стемнело. К нам подъехала черная “Волга”, в ней тоже совет-

ские офицеры. Меня посадили на заднее сиденье между ними. Впереди ря-

дом с водителем устроился майор. Машина понеслась по летному полю и

остановилась под крылом самолета. Это был военный Ил-18. Меня попроси-

ли выйти из машины и по дюралевой лестнице, довольно крутой, подняться

на борт. Тут произошла заминка. Я все время думал, как вырваться из этого

плена. Нельзя было исключить любого поворота событий, но что бы ни слу-

чилось, пусть происходит на чешской земле. И когда, ничего не объясняя,

мне предложили войти в самолет, я представил, что больше не увижу свою

родину. Мысль об этом приходила еще на краю поля, когда прогуливался у

бронетранспортера. Там были предположения, совсем не те чувства, какие

приходят, когда наступает момент действия. Я отказался подниматься в са-

молет.

Офицеры не ожидали сопротивления.

Меня стали поднимать силой, заламывали руки, боролись со мной ми-

нут десять. Я пришел в неистовство и кричал, что я пока на земле Чехослова-

кии, председатель правительства страны, а они пришли, как враги, как окку-

панты, оскорбили наш народ. “Тише, тише, не кричите, пожалуйста…” В этот

момент из самолета спустился по трапу советский генерал; судя по знакам

отличия, генерал авиации. Офицеры отпустили меня. Генерал сказал: “Никто

не собирается вывозить вас в Советский Союз как в тюрьму. Вы будете до-

ставлены на переговоры. Вы должны в них участвовать вместе с вашими

друзьями, которые уже на борту. Не надо осложнять ситуацию”.

Если это так, сказал я, пусть мои друзья выйдут из самолета, я хочу их

видеть и спросить, куда их собираются увозить, и если они меня убедят, что

я должен быть с ними, я поднимусь. “Мы не можем это сделать, – сказал ге-

нерал, – вы зря драматизируете ситуацию”. Тогда я ответил, что это они, со-

ветские военные, осложняют ситуацию: пришли на нашу землю и предлага-

ют мне оставить родину. “Вы едете на переговоры с Брежневым, Косыгиным,

Подгорным. Я генерал Советской армии и гарантирую, что ни один волос не

упадет с вашей головы”. Вокруг нас уже толпились военные. Силы оставляли

меня, сказалось, видимо, что ночь не спал и весь день не ел. Поверив генера-

лу, я сам, без чужой помощи, поднялся на борт. Когда вошел, увидел Дубчека,

41
{"b":"558087","o":1}