«Осмысливая, к чему привели попытки соседних стран выбраться из
паутины или хотя бы ослабить ее натяг, чешские и словацкие интеллектуа-
лы в своей программе демократизации социализма исходили из признания
исключительно мирной эволюции общества. Процесс, который возглавил
Дубчек, в котором блистали Гольдштюккер, Вацулик, Млынарж, Шик, Ган-
зелка и Зикмунд, члены клуба КАН, другие глубокие люди, виделся плавным
течением, строго в берегах ненасильственных преобразований.
Но во всяком большом деле находятся экстремистские силы; они вно-
сят в мирный процесс свою собственную окраску, а она дает повод другой,
настороженной, стороне воспринять экстремизм как выражение самой сути
происходящего. Когда Андропов привлек меня к анализу обстановки, как она
складывалась в Чехословакии, из донесений разведки, довольно исчерпыва-
ющих, за два года до событий было ясно, что вызревают конфликтные обще-
ственные явления. Откровенно вам говорю, разведка передавала информа-
цию в Политбюро ЦК КПСС, ничего не утаивая.
Но в ЦК часто с опозданием вникали в обстановку и с еще большим
опозданием принимали решения. Анализ сводился к оценке, соответствует
ли происходящее тому, как это должно быть. Если не соответствует, значит,
это бесспорно плохо. Пражская весна не ложилась в господствующие в те
времена представления советского руководства об историческом развитии.
Раздражало, что неизбежность перемен понимает все чехословацкое обще-
ство. Очевидный мирный характер намерений пражских реформаторов ста-
вил наших теоретиков в трудное положение. Новый и непонятный для них
вариант демократизации (“социализм с человеческим лицом”) они приняли
за тихую контрреволюцию» 56.
Помощники Брежнева назвали отчет Ганзелки и Зикмунда «антисовет-
ским». Для функционеров средней руки это была команда «ату!». Как вспо-
минает Иржи Ганзелка, «еще недавно работники ЦК КПСС, (Колесников,
Громов, Удальцов), связанные с Чехословакией, относились к нам с очень ис-
кренней дружбой. В 1967 мы с моим другом с семьями полетели на отдых в
Крым и по пути сделали остановку в Москве. Встретив Колесникова и Удаль-
цова, я не мог поверить глазам. Ледяные лица! На мое приветствие даже не
кивнули. Как будто не они когда-то с двух сторон обнимали меня. Я спраши-
ваю: “Что случилось, скажите!” – “Ничего не случилось”. И снова ледяные ли-
ца» 57. Ганзелке и Зикмунду закрыли въезд в СССР.
Тысячи страниц документов, записей, набросков, битком набитые ящи-
ки фото- и киноматериалов из самого важного в их жизни путешествия, в та-
ких масштабах никому до сих пор не удававшегося, похоронены в подвалах
их домов в Праге и Готвальдове. Когда войска союзников по Варшавскому
договору войдут в Чехословакию, в Москве академик П.А.Капица, друг путе-
шественников, скажет сыну Андрею со свойственной великим людям образ-
ностью: «Видишь, большому медведю надо наступать на яйца осторожно…»58
Фотографии к главе 2
Город Зима. С семьей сибирского шофера Андрея Дубинина (в центре с внучкой) –дяди Евгения
Евтушенко.
Леонид Брежнев чешским путешественникам: «Мне известны все разговоры, которые вы
вели от Владивостока до Москвы…». 1964
«Мы понимаем, тяжело привыкать к друзьям, которые хотят дружбе служить, а не при-
служивать…». Из письма И.Ганзелки и М.Зикмунда Л.И. Брежневу. 1968
Иржи Ганзелка с автором книги в Сибири весной 1964…
…и в Москве четверть века спустя (1989).
Руководители Чехословакии Олдржих Черник, Александр Дубчек, Людвик Свобода, Йозеф Смр-
ковский, Прага, 1960- е годы
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. «А если все не так?»
Брежнев пишет Дубчеку «личные письма». «Выходи из партии или
выполняй принятое решение». «Мир идет огромными шагами впе-
ред…» Бовин и Сынек на перроне Чиерны-над-Тисой. Как Шелест
получил «Обращение пятерых». Экономист Лисичкин: «Своих дру-
зей предали…» На иркутском партийном пленуме. Что думали о
чехах и словаках в КГБ. Ночной разговор с директором атомного
комбината в Сибири
Психические напряжения и расстройства в разной степени испытали
чехи и словаки, когда ночью, в полном неведении, проснувшись от грохота,
от телефонных звонков, от стука в стены соседей увидели за окном танки.
Есть соблазн собрать кричащие документы эпохи, и это кто-нибудь сделает,
но и без них можно представить, что значило для старшего поколения, кото-
рое помнило Мюнхен 1938 года, проснуться в 1968-м и снова увидеть во-
шедшие ночью чужие войска. Неуместно здесь играть словами, но что де-
лать, если для людей, для очень многих, свет танковых фар в той оглуши-
тельной ночи был как приход конца света.
Из воспоминаний, мною записанных, для начала приведу рассказ Иржи
Ганзелки.
«…Все как в лихорадке. Мы видели, что-то готовится, руководство пар-
тии заседает почти беспрерывно, стало недоступно, со всех сторон приходят
новости, самые противоречивые. Говорят, советские войска уже на границе,
готовы войти; волнение в обществе огромное. Никто не думает о работе, все
становится второстепенным. Последние дни перед интервенцией как один
лихорадочный сон. Я несколько раз был у председателя Госплана Франти-
шека Власака, к нему стекались новости. Люди собирались и обменивались
информацией. Много сообщений, путанных, ненадежных, все смешивалось,
никто ничего толком не знал.
Двадцатого августа хуже всего. Непонятно, что делать. Не все верят, но
все знают, что войска в полной готовности. Я среди тех, кто исключает воз-
можность военного вмешательства; все-таки есть Варшавский договор, за-
прещающий что-либо подобное. И когда Брежнев на прямые вопросы в Бра-
тиславе отвечал – “ваше дело”, это означало, во всяком случае, что войска к
решению проблем привлекаться не будут. Хотя сам он уже прекрасно знает,
что предстоит. У нас готовится чрезвычайный 14 съезд КПЧ, прошли выборы
делегатов. Большинство – сторонники дубчековских реформ, съезд наверня-
ка поддержит новый курс. Москва торопится опередить, сорвать работу
съезда.
День 20 августа я провожу в обществе старого друга. Отто Клички, он
заместитель министра иностранных дел, известный у нас человек, опытный
дипломат. Мы с женой и Отто приглашены в резиденцию югославского
посла. За столом те же разговоры, что повсюду: войска придут, не придут.
Оба собеседника реалисты, а я выгляжу наивным, каким, впрочем, бываю ча-
сто; хочется верить, что нравственность в политике все же существует,
должна существовать.
Думаем, что делать, если войска придут. Югославский посол уверяет,
что в такой ситуации, случись это в Югославии, все здоровые мужчины,
