спешно пришивали красно-белые ленточки к головным уборам. Существо-
вавший в Париже Чехословацкий Национальный Совет, опекаемый француз-
скими властями, объявил себя единственным верховным органом всех чехо-
словацких воинских частей, в том числе действующих в России. Корпус полу-
чил предписание передвигаться по Транссибирской магистрали до Владиво-
стока, оттуда морем до Европы, пополнить чешские легионы, окопавшиеся
на холмах, где проходил западный фронт.
Охваченная гражданской войной, Россия тянула чехословаков в разные
стороны, одинаково чуждые и не нужные им. Часть их, взбудораженная
большевистскими идеями, чуя дух свободы, равенства, братства, шла под
красные знамена, в ряды интернациональных бригад. Для других большеви-
ки были союзниками ненавистных немцев, подписавшими Брестский мир и
развалившими фронт; они шли в Белую армию спасать Святую Русь и Европу
от большевистской заразы. А третьи, не желая вмешиваться в чужие дела,
толкались на железной дороге, забитой воинскими эшелонами, штурмовали
теплушки с нарами и соломой, надеясь добраться до океана.
Германское командование опасалось переброски с Дальнего Востока на
Западный фронт чехословацкого корпуса. Советское правительство гаранти-
ровало чехословацкому командованию беспрепятственное передвижение
корпуса по железной дороге и уже договорились о том, сколько оружия для
самозащиты могут иметь проезжающие войска (каждый эшелон охраняет
вооруженная рота численностью 168 человек, один пулемет с тысячью дву-
мястами патронов и по триста патронов на винтовку), а все остальное ору-
жие сдается представителям советской власти. Чехи придерживались дого-
воренностей. Тем не менее в двадцатых числах мая 1918 года народный ко-
миссариат по военным делам распорядился задержать и разоружить чехо-
словацкое войско. Председатель Реввоенсовета РСФСР Л.Д.Троцкий приказал
передать высших офицеров корпуса Австро-Венгрии. От сибирских властей
требовалось расстреливать на месте каждого, кто окажется с оружием на
рельсовых путях. Это вызвало вооруженное выступление 40 тысяч (по дру-
гим источникам, 30 тысяч) чехословацких солдат и офицеров. На Волге, на
Урале, в Сибири, на Дальнем Востоке началась кровавая вакханалия.
В Красной армии, в интернациональных батальонах, были латыши, ки-
тайцы, венгры, немцы, военнопленные чехи. Они составляли до двух третей
численности некоторых большевистских полков. В жестокосердном сума-
сшествии человек с ружьем доходил до крайностей, независимо от проис-
хождения или сословия. Весной 1970 года в Москве мне рассказывала вер-
нувшаяся из ссылки А.В.Тимирева, арестованная тогда в Иркутске вместе с
Колчаком и препровожденная поручиком Нестеровым в тюрьму, как в ее
присутствии белые и красные одинаково захватывали заложников, в их чис-
ле беременных женщин, с равным хладнокровием ставили лицом к стене,
стреляли в затылок.
Среди чешских легионеров известнее других были командующий чехо-
словацким корпусом генерал Ян Сыровы и один из командиров корпуса Ра-
дола Гайда. Их связи с генералами Белой армии, с комиссарами Красной ар-
мии, с чинами войск Антанты, а особенно между собой были запутанны и
сложны. Сохранились письма Яну Сыровы от русских генералов, когда в
Красноярске чехи задержали поезд с адмиралом Колчаком. Телеграмма от 19
декабря 1919 года: «Я не считаю себя вправе вовлекать измученный русский
народ и его армию в новые испытания, но если вы, опираясь на штыки тех
чехов, с которыми мы вместе выступили и, взаимно уважая друг друга, дра-
лись во имя общей идеи, решились нанести оскорбление русской армии и ее
верховному главнокомандующему, то я, как главнокомандующий русской
армии, в защиту ее чести и достоинства требую лично от вас удовлетворения
путем дуэли со мной… Генерал-лейтенант Каппель» 39.
Два дня спустя, 21 декабря, на имя Каппеля придет телеграмма от ата-
мана Семенова: «Глубоко возмущенный распоряжениями чешской админи-
страции и действиями чешских комендантов, со своей стороны принимаю
все возможные и доступные мне меры к прекращению чинимых ими безоб-
разий, не останавливаясь в крайнем случае перед вооруженным воздействи-
ем. Приветствуя ваше рыцарское патриотическое решение, прошу верить,
что я всегда готов заступить ваше место у барьера. .
Генерал-майор Семенов» 40.
Все уладили без дуэли.
Охраняемый чехами поезд с Колчаком прошел к Иркутску.
У генерала Гайды, поставленного Колчаком во главе Сибирской армии,
возникла напряженность с начальником штаба армии генералом Лебедевым.
Гайда отказался подчиняться Ставке; конфликт между ними был неприятен
Колчаку, он с трудом уладил их отношения, но настороженность к чешскому
командиру у Колчака оставалась. В ноябре 1919 года из-за военных неудач
Гайда был лишен генеральского звания; отстраненный от должности, он по-
пытался организовать во Владивостоке антиколчаковский переворот, но по-
терпел неудачу, бежал на родину и после Второй мировой войны был осуж-
ден за сотрудничество с гитлеровской Германией. Тем интереснее пред-
смертная записка Колчака, адресованная Анне Васильевне Тимиревой, не
дошедшая до любимой женщины, но сохраненная в «Деле по обвинению
Колчака Александра Васильевича и др.». В самом ее конце, как внезапный
проблеск воспоминания, возникает имя упрямого чешского генерала; что-то
с ним связанное до конца дней смущало Колчака, и на краю смерти он хотел
прийти к христианскому согласию в душе. «…Твои записки единственная ра-
дость, какую я могу иметь. Я молюсь за тебя и преклоняюсь перед твоим са-
мопожертвованием. Милая, обожаемая моя, не беспокойся за меня и сохрани
себя. Гайду я простил…» 41
Гайда об этом никогда не узнает.
В Забитуе Нестеров вспоминал об эпизодах гражданской войны, по его
словам, первый раз после тридцати четырех лет, которые он провел как за-
ключенный в лагерях на Колыме. Из ссылки вернулся семь лет назад. Отве-
чать на расспросы подробно не стал. «Это, знаете, как ад у Данте… Но без
Вергилия».
Нестеров обнимал Ганзелку и Зикмунда, первых чехов, увиденных по-
сле гражданской войны. Когда «Татры» тронулись в путь, он вспомнил что-
то недосказанное, для него важное, предназначенное путешественникам, и
бежал вослед, крича вдогонку: «Запишите! В гражданскую войну русских и
чехов хоронили вместе! Рядом! В Иркутске, Новосибирске, под Свердловском,
под Челябинском! В одних могилах!»
В боковое зеркало еще долго был виден Забитуй. Посреди дороги бежал
старичок, спотыкаясь и махая рукой, пока не исчез в клубах пыли.
В поездке с Ганзелкой и Зикмундом и даже четыре года спустя, при
вводе советских войск в Чехословакию, я как-то не задумывался о том, какой
след оставили чешские легионеры в нашей исторической памяти. У каждого
свое представление, но помимо личного восприятия существует массовое
(коллективное) сознание, каким его формирует принятая в обществе идео-
логия. У советских историков был собственный взгляд на легион; не допус-
кая исследователей к архивам, власть насаждала представление о мятежных
«белочехах» исключительно как о беспощадной враждебной силе, брошен-
ной Антантой против Советов и своим вмешательством вызвавшей у нас
гражданскую войну.
Сотнями лет живет историческая память о Ледовом побоище или о Ку-
ликовской битве, но после гражданской войны прошло не так много време-
ни, чтобы судить о том, какими ее события остались в массовом представле-
