На турнире Юрий Константинович произвел на всех очень хорошее впечатление. В какой-то момент ко мне подошел Витольд Бруштунов и сказал: «Ваш Юрий Константинович…» И он покрутил пальцами вокруг головы, показывая таким образом, что у Константиныча – ума палата. На вопрос, что произошло, Витольд ответил, что Константиныч после открытия противников спасовал с 17 очками. Я не помню, конечно, деталей этой сдачи. Тем более не знаю, каково было решение Константиныча (спасовать с 17 очками), с нынешней точки зрения. Но тогда все это закончилось его контрой и очень хорошей записью.
* * *
Через короткое время после окончания Таллинского турнира в приложении «Неделя» к газете «Известия» появилась маленькая заметка «Турнир за столами». Инициатива в этом деле принадлежала Славе-мальчику. Это именно он вошел в контакт с корреспондентом газеты.
В заметке говорилось о закончившемся всесоюзном турнире по спортивному бриджу, организованном эстонской федерацией бриджа. Далее в заметке говорилось о том, что командное первенство завоевали бриджисты Москвы и перечислялись имена членов нашей московской команды: В. Бродский, М. Мельников, В. Нестеров, Ю. Солнцев, Л. Голдин, В. Пржбыльский.
Корреспондент «Недели» напечатал также отклик на это событие профессора математики Михаила Романовича Шуры-Буры. Как «Неделя» вышла на Шуру-Буру, я не знаю. Наверное, Слава-мальчик все-таки запомнил наш рассказ о том, как Михаил Романович обучал бриджу первый «Форсинг». Ну и, по всей видимости, навел на него репортера «Недели».
Эстонские бриджисты к этому известию о заметке отнеслись скептически и даже враждебно. И они оказались правы. Потом они говорили нам, что вот, мол, мы играли тут в бридж десятилетиями и никто нас не трогал, а теперь у нас будет полно проблем.
* * *
Проблемы начались у них почти сразу после публикации в «Неделе». На следующий год они уже не выдавали грамоты Комитета по физкультуре и спорту при Совете Министров Эстонской ССР. А чуть позже вышло постановление Всесоюзного комитета по физкультуре и спорту. Его тогда возглавлял бывший комсомольский вожак Павлов. В постановлении Комитета от спорта отлучались карате (вызывающее травматизм), женский футбол (вызывающий нездоровый ажиотаж), атлетическая гимнастика (вызывающая непропорциональное развитие личности), занятия по системе хатка-йога (основанные на чуждой идеологии) и спортивный бридж (как не являющийся видом спорта).
Тот факт, что бридж не признавался спортом официальной федерацией спорта, не должен был бы (казалось) как-то отрицательно отразиться на развитии бриджа. Поддержка государства была бы, конечно, весьма кстати, но мы могли бы существовать и без нее. Беда заключалась в том, что существовал некоторый заведенный большевиками порядок. Этот порядок заключался в том, что если со страниц большевицких газет было сказано нечто отрицательное о чем-то, то это «что-то» было обречено на погибель. Миллионы людей разворачивали каждый день большевицкие газеты и искали (иногда между строк), кого теперь надо будет травить. Поэтому постановление о том, что бридж не будет теперь считаться видом спорта, было сигналом всем шавкам советской власти. Надежды на какие-то помещения для игры стали быстро таять. Милиция и КГБ начали устраивать на нас облавы.
* * *
В 2004 году, более чем через десять лет после смерти Павлова, его наградили почетным знаком за большой личный вклад в развитие спорта и олимпийского движения. Ну, что такое олимпийское движение в бывшем Советском Союзе, – это особый разговор. Оно включало полную поддержку государства тем спортсменам, которые могли принести стране медали с Олимпийских игр. Основным моментом развития олимпийского движения было – обмануть мировую общественность и выдать профессиональным спортсменам липовую справку о липовой должности на каком-то заводе или в институте. И самое интересное, что вся страна знала об этой липе. Но homo sovieticus с исковерканными советской властью душами полагали, что это совершенно нормально.
Считается, что одним из самых ярких событий пребывания Павлова на посту руководителя Комитета по физкультуре и спорту была «Олимпиада-80» в Москве, проведение которой стало возможным только благодаря организаторскому таланту Павлова. Ну, «организаторский талант» Павлова, конечно, не смог вернуть к играм 1980 года 65 стран, бойкотирующих Московскую Олимпиаду из-за вторжения советских в Афганистан. А все остальное ему было по плечу. И самое главное – выхолостить одну из основных идей Олимпийских игр – общение спортсменов, участвующих в играх.
У советских после проведения Молодежного фестиваля 1957 года было над чем поразмыслить. Тогда по Москве бродили толпы улыбающихся людей всех национальностей. А улыбающиеся люди в Москве – это просто нонсенс. Это вообще противоречит основным принципам большевицкой власти. Человек на московской улице не должен улыбаться.
А тогда простые советские люди могли запросто встретиться на улице с иностранцами. Могли с ними поговорить (на языке жестов, конечно), обменяться значками. Вид человека, вся куртка которого была увешана значками, был вполне обычен в те дни.
Тогда, на выставках, проходивших в рамках фестиваля, московские живописцы смогли увидеть абстрактные картины зарубежных художников. Это послужило импульсом для создания своих нефигуративных работ, или, скажем так, работ, выполненных в технике, отличной от господствующего тогда стиля «социалистического реализма».
И девушки советские оторвались тогда. (Ну и слава Богу!!) Сколько младенцев, весьма отдаленно напоминающих по виду русских, было рождено в апреле и мае 1958!
Все эти «ошибки» фестиваля 57 года надо было предотвратить в 80-м. И вот тут-то организаторский талант очень был нужен. Прежде всего, и еще задолго до начала Олимпиады, из Москвы стали выдворять людей, которые были у гэбэшников на плохом счету. Ну, а если по-другому сказать, из Москвы стали выселять лучших людей столицы.
Потом по всем каналам телевидения (которых, как известно, было четыре) стали передавать распоряжения о том, что все машины, находящиеся в личном пользовании, должны быть поставлены на прикол.
Я ослушался этого приказа. И могу засвидетельствовать следующее. Во время олимпиады, когда я выезжал на улицу на своих «Жигулях», я ни разу не увидел еще какую-то другую машину, кроме машин ГАИ, гэбэшников и московских такси. Проехать по улицам в то время и не быть остановленным гэбэшниками было невозможно. Они меня останавливали, как только я проезжал мимо них. А стояли они везде. И сразу спрашивали, слышал ли я распоряжение о том, что никто не должен выезжать на улицы Москвы на личных автомобилях. А когда я пожимал плечами, они бросались к моей машине и пытались к чему-то придраться. Что было не так-то просто, поскольку я к такому обороту дел был подготовлен. Машина моя была сравнительно новая (ей не было и трех лет), и я еще не успел раздолбать ее на черноземе пасеки. Перед каждым выездом я обдавал свои «Жигули» водой из ведра. Это имело большой смысл. Когда меня останавливали гэбэшники и выясняли, что придраться не к чему, они начинали говорить, что машина не помыта. И тут я показывал на капли и говорил, что только что выехал с мойки. Они с сожалением отпускали меня, правда, требуя с меня обещание (честное комсомольское?), что я тут же поставлю машину в гараж (которого у меня никогда не было) и не выеду оттуда до окончания олимпийских игр.
На самом деле, не очень понятно, зачем надо было запрещать автомобильное движение на московских улицах. Вот если бы они запретили людям выходить на улицы до конца Олимпийских игр, тогда это было бы мне понятно.
Но они сделали всё по-другому. Они объявили культурную программу для всех иностранных спортсменов. Все свободное время спортсменов было расписано со всей тщательностью. Любые свободные часы использовались для того, чтобы увезти этих спортсменов куда-то на экскурсию. (Чему, кстати, иностранные спортсмены были рады.) Куда – неважно, лишь бы эти иностранные спортсмены не были предоставлены самим себе и не могли бы общаться с местным населением.