— Давайте возьмем с собой детей, — предложил дядя Бальдассарре. — Я уверен, им понравятся римские статуи, найденные в нурагах[2] бронзовые статуэтки и витрины с наконечниками стрел. Вы же в этом году как раз проходите в школе первобытных людей, правда, Элиза?
— Ну, только если Приска будет себя хорошо вести, и нам не придется за нее краснеть… — вздохнула синьора Пунтони.
Обычно на таких праздниках девочка только пачкала нарядное платье, носилась по скользким коридорам, то и дело летя кувырком, заводила других детей или задавала бестактные вопросы важным шишкам…
Но на этот раз Приска поразила всю семью: она безмолвно и чинно стояла рядом с родителями и учтиво кланялась взрослым, как ее учила бабушка Тереза.
Когда Звева Лопез дель Рио, которая тоже была на открытии с родителями — на ней было розовое кружевное платье все в бантиках, сборках и искусственных цветочках — показала ей язык и состроила рожу, Приска сделала вид, что ничего не заметила. И когда директор музея, профессор Фрау, повел гостей по залам полюбоваться древнеримскими могильными плитами, статуями, гробницами в саду — гробницы напоминали огромные высеченные из камня ванны, — Приска слушала его объяснения очень внимательно и задала несколько вопросов, чем заслужила похвалу профессора:
— Молодец! Из тебя выйдет отличный археолог, когда вырастешь.
На самом деле Приска собиралась, когда вырастет, стать пиратом, как Сандокан[3], любимый герой дяди Казимиро, который с самого раннего детства Элизы и Приски рассказывал им каждый день новые приключения пиратов Малайзии. Но Приска решила, что говорить об этом профессору Фрау невежливо, ведь сам он археолог. К тому же эти каменные топоры, кинжалы из вулканического стекла обсидиана, украшения из ракушек ей действительно очень нравились. Они такие необычные и таинственные. От мысли, что их сделали древнейшие люди, которые жили на Сардинии тысячи лет назад, мурашки бежали у нее по спине.
Такое же чувство охватывало Приску, когда она ехала с папой на машине по извилистой деревенской дороге, и вдруг среди кустов мирта и асфоделий появлялись одинокие нураги. Она знала, что всего их на острове более семи тысяч, этих древнейших и таинственных башен из серого камня. Многие экспонаты, выставленные в музее, были найдены при раскопках внутри этих башен: брошки, браслеты, глиняная посуда для приготовления йогурта, бронзовые статуэтки кораблей и воинов… Там были даже скелеты, найденные в своих гробницах с полным набором украшений и горшков, чтобы варить суп на том свете, и фонарями, чтобы было не страшно в темноте.
— Можешь приходить сюда, когда вздумается, и спокойно все разглядывать, — сказал Приске профессор Фрау, польщенный таким интересом. — Вы, Пунтони, живете тут неподалеку, если не ошибаюсь. Знаешь, в наш музей не нужно покупать билет. Достаточно просто расписаться в журнале у входа.
— Представляешь, Инес, мы можем ходить туда хоть каждый день. Вход-то бесплатный! — с восторгом рассказывала Приска няне, вернувшись домой.
С тех пор, как три с половиной месяца назад родился Филиппо, Инес каждый день гуляла с коляской по проспекту, чтобы младший, третий, ребенок семьи Пунтони дышал свежим воздухом. Если Приска успевала с уроками, она ходила с ними, часто к компании присоединялась и Элиза. Маршрут был всегда один и тот же, потому что Инес, которая жила в городе уже почти три года, все еще не отваживалась соваться в незнакомые районы, а городской парк был для нее слишком далеко.
— Мама, можно мы не пойдем к площади Гарибальди, а побудем в саду при музее? — спросила Приска. — Там даже за вход платить не надо.
— Ну конечно! — разрешила мама. — Младенцу лучше гулять среди деревьев, чем по мощеной мостовой. Главное, чтоб вы с Элизой не слишком шумели и сторож вас не выгнал.
Но Приска не собиралась играть в саду. Она хотела зайти с Элизой в сам музей и хорошенько рассмотреть наконечники стрел из вулканического стекла, древнеримские монеты и скелеты доисторических людей.
— Вы с Филиппо оставайтесь здесь, — сказала она няне, показывая ей на каменную лавочку под деревом. — А мы распишемся в журнале и войдем.
Но сторож остановил их:
— Синьорина тоже должна расписаться. В саду выставлены статуи, древнеримские могильные плиты и гробницы. Это тоже часть музея, под открытом небом.
Он подошел к Инес с журналом в руках.
Няня покраснела и вскочила, как ужаленная.
— Пойдемте отсюда, девочки! — взволнованно сказала она.
— Почему это? — возразила Элиза.
— В чем дело, красавица? Ну подпишите. Не съем же я вас, — настаивал сторож. Инес и правда была очень не дурна собой и он галантно протянул ей ручку.
— Пойдемте отсюда! — повторила няня со слезами на глазах. Тут только Приска поняла, что сама того не желая поставила бедную Инес в неловкое положение, и ей стало ужасно стыдно. Она совсем забыла, что няня безграмотная и не может написать даже собственного имени.
Там, в своей деревне, под названием Озуни, Инес ни дня не проучилась в школе. Семья ее была такой бедной, что, когда Инес еще не исполнилось шести, ее уже отдали в служанки в богатую семью, которая жила в большом доме с целым штатом прислуги. Приска с трудом представляла, какую работу могли взвалить на пятилетнюю девчонку.
«Я помогала на кухне, носила воду из источника, кормила кур, мела двор, выполняла разные поручения, — рассказывала ей Инес. Не только она не ходила в школу, в деревне это было обычное дело. — Надо было помогать родителям. Мама постоянно болела, но ей все равно приходилось работать, а папа был уже таким старым!»
На сбережения, которые заработали его жена и дочь, отец купил себе гроб и держал его под кроватью, потому что в доме было очень тесно, а двора или сарая у них не было.
«Ну вот, когда я умру, вам не придется влезать в долги из-за похорон», — с довольным видом говорил старик жене. Когда Инес возвращалась на праздники домой, помогать маме печь печенье, и они с кузинами играли в прятки, она пряталась в этом ящике из темного дерева, и никто не мог ее найти. Потом отец умер, и девочкам пришлось придумывать себе другую игру.
Приска слушала эти рассказы со смесью ужаса и восхищения. Но она никогда особо не задумывалась о том, что Инес не умеет читать и писать. Конечно, Приска знала, что многие жители окрестных деревень, целые семьи пастухов и крестьян были безграмотными, в том числе и Антония, самая старая служанка дома Пунтони, тоже родом из Озуни. Но, как раз потому, что безграмотность встречалась сплошь и рядом, Приска никогда не думала, что Инес может этого стесняться.
— Да, идемте отсюда! Пошли, Элиза, — махнула рукой Приска и покатила коляску к калитке.
Но сторож уже раскусил их и удержал няню за локоть.
— Не обязательно писать имя целиком, красавица. Достаточно просто поставить крестик вот тут, — сказал он ей любезно. — Те, кто жили в нурагах, тоже не умели писать, зато какие красивые штуки они делали!
Сгорая со стыда, Инес накарябала крестик под подписями Приски и Элизы, и они провели в музее целый день — она сидела с коляской на скамеечке снаружи среди надгробных камней и статуй, пока девочки кружили по залам. Слова сторожа поразили девочек в самое сердце. Глядя на эти расписные глиняные вазы, эти ожерелья, эти маленькие изысканные статуэтки, сложно было представить, что первобытные люди не умели ни писать, ни читать. Но подружки только что проходили в школе, что доисторическое время тем и отличается, что первобытные люди не оставили письменных свидетельств того, что происходило с ними, с их друзьями и врагами.
Археологам, изучающим доисторическое время, приходится восстанавливать эти давние события только по своим находкам и сохранившимся строениям. Разглядывая витрины с наконечниками стрел, девочки сошлись на том, что этим бедным пещерным детям, у которых не было ни приключенческих книг, ни даже детских стишков, крупно не повезло. Сами они со второго класса не могли уснуть, если не прочтут в кровати несколько страниц «Тайны черных джунглей» или «Маленьких женщин».
