Она вошла необычно, будто стесняясь.

Мы сели на подоконнике друг напротив друга. Тапочки соскользнули и её нога наехала на мою.

Она отдернула ногу так, будто её ужалила змея. Странно, я всего лишь притронулся тапочком к её ноге. Может быть, просто мой тапочек грязный?

- А откуда у тебя курточка? - спросила Синяя с обычной женской внимательностью к вещам.

- Да так, прятал под матрасом.

- Ты молодец. Будешь в ней убегать. Я все время хотела сказать тебе про одежду, но все время забывала. Но ты так хорошо все придумал...

- Нет. Я передумал. Отсюда не сбежишь.

- Правильно. Помнишь, я обещала тебя поцеловать?

- Я все помню.

- А я вот не помню за что. Но все равно, давай я тебя сейчас поцелую.

- Целуй, - сказал я очень тихо, но она услышала.

Почему-то в этот раз её поцелуй казался таким же невозможным, как выигрыш в лотерею автомобиля. Это слишком много для такого замухрышки как я.

- Тогда ты сядь вот так, только не подвигайся слишком близко.

- Почему? - не понял я. - Помоему, лучше поближе.

- Да потому. Не подвигайся и все.

- Ладно, целуй.

Но она почему-то медлила.

- Ну, что еще? - спросил я.

- Я не умею целоваться.

- Подумаешь, сложности! Просто прилепиться губами.

- Да?

- Да.

Она быстрым движением коснулась губами моей щеки.

- Тебе понравилось? - озабоченно, так спрашивают о вкусе приготовленного тортика, если сомневаются в рецепте.

Действительно, мне понравилось. Даже после того, как это случилось, я не верил, что это могло случиться. Всякие поцелуи и нежности до сих пор были слишком далеки от меня. Они существовали теоретически, как звезда Эпсилон

Эридана и имели не больше шансов свалиться мне на голову, чем эта звезда. Но мне не просто понравилось. Это была лавина, которая прокатилась по моей прошлой жизни и погребла её под снегом. Лавина продолжает катиться и кажется, что большего счастья уже не может существовать, но с каждым толчом пульса оно продолжает усиливаться, кажется, сейчас я начну сходить с ума от счастья, все, большего я не выдержу, но вот, оно стало ещё больше. От прошлой жизни осталась лишь пустая колея, которая имела привести меня к некоторой моей станции, теперь та станция навсегда стала чужой - кто-то перевел стрелки. Когда я немного пришел в себя, то понял, что она поцеловала меня неправильно, твердыми кончиками губ. Так аквариуная рыбка кусает крошку хлеба.

- Понравилась, - ответил я, - но ты неправильно целуешься, как будто кусаешься.

- Тогда покажи ты, - предложила она.

- Нет, лучше ты ещё раз попробуй.

Она попробовала, на этот раз медленнее, её дыхание было теплым, а верхняя губа мягкой. Нижняя была твердой и все равно кусала.

- А теперь?

- Теперь лучше. Мне даже так больше нравится, когда целуют с прикусом.

Только, смотри, не зубами, - сказал я.

- А вообще-то целуются в губы, - заметила она. - В щечку только маленькие детки целуются.

Подумаешь, большая детка нашлась.

- Давай в губы, - снова согласился я.

Синяя поцеловала.

- На что это было похоже? - спросила она.

- Ой, я не понял. Это было как-то неправильно.

Она поцеловала ещё раз, долго и со стоном; её губы двигались.

- А сейчас?

Сейчас я точно знал на что это было похоже.

- Сейчас это было похоже на такой большой бутон розы, который показыают на ускоренной сьемке, понимаешь? (Синяя кивнула.) Бутон розы, он раскрывается и выбрасывает лепестки, много лепестков. Это от того, что ты двигала губами.

- А ты был как деревянный. Ты тоже должен двигать губами. Ты совсем не умеешь.

- Давай ещё попробуем? - предложил я.

- Только в последний раз, - сказала она.

- Ну почему?

- Ну потому!

Мы поцеловались ещё раз. Я старался все делать правильно. В этот раз я тоже знал на что был похож поцелуй. Он был похож на вулкан - вулкан взрывается и из него выбрасывается горячая светящаяся лава. Это было точно как лава - один к одному.

Я захотел продолжить, но Синяя отодвинулась и села в самом углу подоконника. Ну и пусть, не понимает она своего счастья. Я же от своего просто кипел и лопался и удивлялся тому, что ещё цел.

- Скажи, а сегодня правда вчерашний день? - спросил я.

- Что?

- Какое сегодня число?

- Нашел о чем спрашивать! Девочкам обычно комплименты говорят.

- Ну скажи.

- И не проси даже.

- Но осмотр будет завтра или вчера?

- Конечно завтра.

Я успокоился. Сегодня действительно была вчерашняя ночь. Значит, все хорошо.

Свет внизу не горел. Казалось, Синяя Комната молчала, как человек, который хочет заснуть, но не может и беспокойно ждет приближения утра. Оказывается, её настроение тоже может прокиснуть.

Мы сидели молча. Снежное пространство снаружи было единственно реальным, нет, реальной была и темнота, но иначе - темнота - и ничего в ней. Мы примостились на жесткой узкой грани, отделяющей свет от тьмы, бытие от небытия, будущее от прошлого, картинку на экране от бога. Ведь бог есть любовь, и любовь есть бог.

Или бог - она, которая все может, которая создала меня, которая создала даже себя и котороя снизошла до разговора со мной? Комната?

Близкая невидимость её волос сливалась с невидимостью стены, но мне казалось, что я могу рассмотреть нечто. Я любовался её невидимыми волосами, любовался спокойно и расслабленно, впервые за свою короткую жизнь просто любовался чем-то.

На что ты смотришь?

Я смотрю на твои волосы.

Но ты же не можешь их видеть?

Я вижу их не глазами.

А так лучше? - она откинула волосы назад.

Нет, хуже. Я не хочу, чтобы что-то менялось.

Я не буду меняться.

Никогда?

Никогда-никогда.

Она пошевелилась немного и наваждение исчезло. Но что-то осталось, что-то более сильное, чем наваждение.

- На что ты смотришь? - спросила она.

- Я смотрю на твои волосы.

- Но ты же не можешь их видеть?

- Я их вижу не глазами.

- А так лучше? - она откинула волосы назад. Я совсем не удивился абсолютной правильности чтения мыслей. Так, значит, и должно быть. Наши мысли будто танцевали парный танец, свиваясь и сплетаясь доуг с другом.

- Нет, так хуже. Я не хочу, чтобы что-то менялось.

- Ой! - вскрикнула она.

Внизу вдруг зажегся свет. Свет проплыл снизу, наискосок, коснулся по пути её лица, коленей со скрещенными тонкими-тонкими руками на них, и ушел глубоко ввысь Синей Комнаты. Отразившись от потолка, он закружился мелкой снежной пылью, покрыл сиянием её волосы, плечи, выступающие складки на рукавах халата.

Я понял - именно этот её образ, один из всех, останется со мной на годы.

- Слушай?

- Да.

- Знаешь, мне кажется, что это уже было.

- Что было?

- Ну вот сейчас, когда зажгли свет, и свет попал тебе в глаза, и они сразу стали глубокими, мне показалось, что это уже было, что я это уже видел.

- Правда?

- Правда.

- Не ври.

- А, ты ничего не понимаешь! - я пытался выразить словами чувства, но чувства бегали впереди слов, слова их абсолютно не догоняли.

- Так что ты вспомнил? - спросила она, будто издалека.

- Я вспомнил, что мы с тобой встретимся. Тогда будет лето. Будет тихо в комнате. Там будут ездить автобусы и машины, но их будет еле слышно. Звук не будет мешать. Будет большое окно, а за окном - пожар. Но пожар нам тоже не будет мешать. То есть, будет сначала парк, а пожар уже за парком. Где-то будет играть музыка, очень простая музыка. Мы опять поцелуемся. Это будет точно так, как сегодня. А потом зажгут фонари за окном. И свет войдет снизу, наискосок, точно как сейчас, лучи света войдут в твои зрачки и расплывутся в них. Я помню, что это будет...

Я замолчал и продолжал говорить молча.

Что с тобой? - молча спросила она.

Ничего. Я люблю тебя.

Что это? Наша жизнь, наполненная поисками и тоской, тоской и поисками, мелкими удовольствиями от подарков судьбы - зачем все это? Что ищем мы смысл справедливость, истину?