Но ты помнишь про меч?

Я помню. Как я могу забыть. Ведь не стихает грохот в кузнице ненависти. Каждое мгновение я слышу его. Слышу рев и плач. Чувствую безумие и вожделение.

И это разбивает твое счастье?

Это делает его еще сильнее. Я понимаю, что могу потерять его в любой момент. И я наслаждаюсь каждой секундой. Со старанием, с ревностью дурака.

Так кем ты стал? Дураком? Человеком?

Мы оба верим в это. И я, и он. Он не видит моей ненависти. Он не знает, что сидит за моим щитом. Он даже не видит щита…

Плевать на него! Кто ты? Кто ты такой? Отвечай!

– С вами все в порядке?

Я резко обернулся. На меня с тревогой смотрела немолодая женщина в бежевом платке.

– Да, все отлично, – я вынужденно улыбнулся, – задумался.

– Гоните прочь такие мысли, – она покачала головой и пошла дальше.

Она пошла, а я остался. Остался держать щит, который приведет меня в итоге… к чему? Кем я стану за этим щитом? Хватит ли у меня сил, чтобы убрать его, когда придет время? Время меча. Хватит ли у меня сил, чтобы поднять меч? Мне не ответить на эти вопросы. По крайней мере, сегодня. Сегодня я буду учиться держать щит. Чтоб не бил по ногам при ходьбе.

Я повернулся спиной к реке, и с извращенным интересом заново начал разглядывать этот мир. Мой мир! Теперь уже мой! Моя земля, мое небо, мой ветер, мои дорогие сородичи. И эта трогательная старушка в дореволюционной шляпке, и этот худенький, усыпанный веснушками паренек, и даже вот эта пара упитанных, целеустремленных мужчин.

Все мое, родное. Хорошо еще, что я не должен вас любить. Я даже могу вас ненавидеть, но, увы, не так, как раньше. Раньше я ненавидел совсем не вас. Вас я старался просто не замечать. А теперь вы вдруг все стали вполне достойны моей ненависти. Такой непривычной человеческой ненависти. Как странно все-таки стоять за щитом. Странно, душно и тесно. Но вот ведь фокус, совершенно необходимо.

Я буду делать совершенно необходимые вещи. С совершенно невозмутимым выражением лица. Как будто так и надо. Как будто для этого я и был задуман. Не обращая внимания на яростный, глубинный вой. Не замечая раздирающей разум борьбы. Не считаясь с ценой и падением.

Значит, пусть будет так! Как же все-таки это будет? Я снова поворачиваюсь лицом к реке. Мы долго молчим. Как славно молчать и знать, что тебя не спросят. Скоро ли так будет вновь?

…В аэропорту, как всегда, шум, суета, нервное движение во все невозможные стороны. Небольшая вроде сумка постоянно цепляется за любую возможность вырвать меня из королевства хладнокровия (очень маленького королевства). Безжизненный голос парит над головами и думами пассажиров. Ненавижу аэропорты. Просто ненавижу? Да, совсем просто.

Сдаю багаж, прошу место с краю, чтобы хоть с одной стороны была спасительная пустота. До посадки остается около часа. Я со скучающим лицом прохожу досмотр, покупаю невыносимо дорогой кофе и героически отказываюсь от десерта.

Наверное, только в аэропорту невыносимо дорогой кофе может оказаться таким посредственным. Хорошо, что его так мало. Но вот и пора на выход! В автобусе, как всегда, не протолкнуться. Как всегда, кто-то громко и тупо шутит. Но опять же хорошо, что так мало.

А вот и он! Волшебный трап – билет на небо! Здравствуйте! Добро пожаловать на борт! Осталось прорваться, пробиться, просочиться, и я уже возле моего узенького кресла.

Слева сидит симпатичная, но не более, девушка. Листает пухлую книгу. Что-то похожее на Ремарка. Я аккуратно сажусь рядом, стараясь не задеть ее руки. Не помогает.

– Добрый день.

– Добрый.

– Отдыхать?

– Скорее работать.

– А я отдыхать, – девушка радостно улыбается. – Третий год езжу. Никак не надоест.

– Похвальная привязанность.

Я стремительно достаю свою книгу, что-то модное, тупое, одноразовое. Как раз в самолет. Несложный намек разгадан. Девушка снова погружается в Ремарка. Я следую ее примеру, но не читаю, просто разглядываю буквы, не делая из них слова. Мне не нужны слова, только книга.

– Уважаемые пассажиры…

Я не слушаю. Повторюсь, мне не нужны слова. Мой маленький каприз в мире слов. Каприз, о котором никто никогда не узнает. Крошечная кость для изголодавшейся ненависти. Порой она ее даже замечает.

– Пристегните, пожалуйста, ремень.

Пристегиваю ремень. Самолет взлетает. Я смотрю на буквы и каждые несколько минут переворачиваю страницу. Я хочу, чтобы моя новая книга не была похожа на эту. На набор лишенных фантазии букв. Я напишу ее о том, кем я стал. О человеке. Таком похожем на каждого, но все же совсем другом.

Не проще ли было написать еще раз о любви? Или о жутком, холодящем кровь преступлении, или о дружбе и вражде? Конечно, проще! Но пусть это станет еще одной костью. Пусть она на миг поможет забыть о том, что такое голод.

– Что вы читаете?

Не выдержала. Не смогла мирно помолчать пару часов. Обязательно надо поделиться своей юной, мельтешащей перед глазами радостью с задумчивым мужчиной справа. До мужика слева не докричишься, он уже минут двадцать как спит. И пахнет от него безмятежностью и коньяком. И зачем я пил кофе?

– Что-то не то, – надеюсь, она уловит двусмысленность ответа.

– Ая…

– Вижу, «Триумфальная арка».

– Вы читали?

– Да, читал.

– Только не рассказывайте, чем закончиться.

– Как всегда, последней страницей.

– Ну ладно, приятного чтения.

– Взаимно.

Приятных букв, волшебных букв. Это ты хотела сказать, надоедливая девочка? Но нет, ничто не сделает эти буквы волшебными. Даже твоя беззаботная радость. Что она против моей вселенской печали? Высушенная капля в иссохшем океане. Но неужели мы уже снижаемся?

Самолет мягко приземляется в аэропорту южного города. Трап, багаж, такси, гостиница. Я вхожу в просторный номер, кидаю сумку, сажусь на кровать. Я устал. Я хочу есть, пить, спать. Я слаб и жалок в этот миг. Только ли в этот? Тихо! Не стоит даже думать об этом! Просто немного полежи, а потом сходи в ресторан. Выпей, поешь, выкури сигару. Подумай о книге. Подумай о женщинах. Здесь много женщин. Одна из них может стать твоей. Давай! Давай, Саша!

Я горько смеюсь и спускаюсь в ресторан. Виски и пиво, стейк и креветки. Женщин пока не видно. Хорошо. Не все сразу. Значит, к книге. К книге о человеке. О человеке писать тяжело. Человек довольно скучен в своем повседневном состоянии, и выжать из него нечто увлекательное удается исключительно путем конфликта.

А если без конфликта? Нет, без конфликта не стоит и пытаться. Он будет ходить на работу, в магазин, в гости. Будет читать Достоевского, слушать Верди и ругать исполнительную власть. Будет тихо любить, тихо мечтать и с тихой грустью смотреть в свинцовые глаза ноября. Меня это категорически не устраивало. Читать такое стану только я сам и только в отсутствии других развлечений.

Итак, конфликт! С кем? Или с чем? Да с кем или с чем угодно! Невероятное разнообразие вариантов. Зацепил не того мужчину влюбился не в ту женщину сел не в тот кабриолет. И понеслась, полетела, поскакала безумным аллюром такая привычная, спокойная жизнь.

Рад ли он? Ну что вы, какая радость? А вот читатель рад. Крути, верти его на буйных волнах жизни. Бей, не жалей! Горячей, сильней! Только бы не видеть этих скучных, однообразных дней. Не смотреться в ничуть не кривое зеркало. Не ходить второй раз на работу.

Но этот конфликт не устроит уже меня. Мне не нужен попавший в засаду шторма корвет. Мне нужен батискаф, который спокойно и незаметно уйдет на глубину, пугать большеглазых рыб и ломать вековые кораллы. Его конфликт тих, сложен и не всем понятен. Его конфликт – он сам.

И он ненавидит себя? Не часто ли звучит в твоей голове этот вопрос, Александр? Не часто ли ты тревожно оглядываешься внутрь себя и слушаешь, как бродит, ходит, шипит в глубине твоя темная спутница? Нет, не часто. Могло бы быть гораздо чаще. Чаще, дольше и злее. А так, все в пределах допустимого.

Обед окончен. Сигару? Пожалуй. Но вернемся в до-сигарную эру. Моему герою не слишком нравится его социальная роль. Не ненавистна, просто хотелось бы чуть иначе. Не лучше, в примитивном социальном понимании, а именно иначе. Ему бы не хотелось зависеть от вездесущих плетей социума.