– Я вам сразу поверил!

– Вы пьяны?!

– Вот-вот буду!

– А я пьяна! Давно я не была так пьяна! Выпьем еще!

– Выпьем!

Мы выпили вина, на этот раз белого, и в зеленых глазах Полины засверкали искры эльфийского безумия. Она притянула меня к себе и жадно поцеловала. Ее губы на вкус были, как огонь, – злые и горячие. А вот я, боюсь, был немного прохладен. Впрочем, Полина этого, похоже, не заметила.

Бум! Бум! Бум!

– Я так мечтала об этом! – она обвела рукой круг костров. – Только об этом я и мечтала!

– О чем же будешь мечтать теперь?

– О том, чтобы праздник не кончался! Никогда!

– Смелая мечта!

– Просто не надо трезветь! Выпьем, Саша!

– Выпьем!

Бум! Бум! Бум!

Она отпустила меня только через час. Пьяная, влюбленная, восторженная. Словно сама весна пришла на зов наших костров. И она не собиралась уходить. Это мы шли за ней. Шли легкой поступью лесных эльфов.

Я сделал пару шагов в сторону и неожиданно оказался в небольшой компании, которая с шумным интересом наблюдала за борьбой сатиров возле одного из костров. Выглядело все крайне эффектно. Сатиры с криками бросались друг на друга, рычали, бодались бутафорскими рогами. Мелькали мускулистые руки, веревочные хвосты, яростные оскалы. Ни один не мог взять верх, ведь им не платили за победу.

– Это, наверное, самое странное из того, что я когда-либо видела, – хрупкая барышня, не отрываясь, смотрела на кувыркающихся борцов. – Правда, Димочка?

– Я как-то видел, как дрались два Деда Мороза, – Димочка обнял свою спутницу. – Тоже зрелище еще то.

– А я как-то сам дрался с Дедом Морозом, – стоящий рядом длинный субъект коротко рассмеялся.

– Из-за подарков?

– Из-за Снегурочки.

– И как?

– Честно говоря, не помню, – длинный опять рассмеялся. – Новый год же! Все в мясо!

– А вы художник? – вдруг обратилась ко мне девушка. – Я видела, вы Полине картину подарили.

– Временами. Больше писатель.

– А я вас читала.

– Возможно. Волковский.

– Волковский! Александр?

Я осторожно кивнул.

– Я вас так люблю!

– Тронут, – я снова кивнул.

– И Димочка вас любит! Правда, Димочка?

– Правда, – чуть смущенно прогудел шкафообразный Димочка.

– А я не читал, но одобряю, – длинный неожиданно схватил и решительно пожал мою руку.

– И не читайте. Фантазия всегда лучше реальности.

– Мальчики, давайте выпьем!

– Правильно! Давай выпьем, братан! За литературу!

– За литературу!

Бум! Бум! Бум!

Я пил за литературу с людьми, которые в ней ничего не понимали. Почему я так решил? Так ведь они считали меня отличным писателем. Впрочем, не все ли равно, в чем разбирается тот, с кем ты пьешь? Это совершенно не важно, ведь говорить вы станете совсем о другом.

И я говорил, пил, смеялся. Я бросил свою бесполезную охоту на корм негаснущим кострам. Я принимал комплименты и сыпал комплиментами в ответ. Я целовал дриад и плясал среди сатиров. Этот бой был уже проигран. Как говорил один из местных, – есть армии, на которые не нападают[1]. Сегодня я в плену. Сегодня меня заставят плясать, пить и смеяться. И мне не вырваться, пока не погаснут костры. Пока не смолкнут барабаны.

Бум! Бум! Бум!

Очнулся я в светлом, явно гостиничном номере. В голове шумели барабаны и скакали сатиры. Я встал и подошел к окну. За окном текла широкая, полноводная река. Глядя на реку, я с некоторым трудом прикинул, где оказался. Не знаю почему, но это утро я встречал в некоторой дали от Москвы.

Плевать почему. Я сходил в душ, оделся и заметил бутылку пива, заботливо оставленную на тумбочке. Я посидел на кровати, выпил пиво, посмотрел на реку. В голову лезли события прошлого вечера и ночи. К бесам все! Все к бесам!

Я спустился на первый этаж и подошел к круглолицей девушке у стойки. Она улыбнулась мне неширокой, дежурной улыбкой.

– Доброе утро. Скажите, я приехал один?

– Добрый день, – она улыбнулась. – Нет. С вами были еще двое мужчин и женщина. Они поселились в…

– Скажите им, – перебил я ее, – что мне срочно нужно было уехать в Москву. – И вызовите, пожалуйста, такси до вокзала.

– Конечно, сейчас, – она взяла трубку телефона.

Такси подъехало через пять минут. Я наконец додумался посмотреть на часы и увидел, что было уже два дня. Значит, с утром я действительно ошибся. Если б это была моя единственная ошибка.

На вокзале я без лишних промедлений взял билет на вечерний поезд и выпил кофе. А потом долго сидел, глядя на моргающее табло. Прошла моя первая неделя. Неделя-пустота, неделя-глупость. Сколько таких недель мне еще предстоит? Сейчас, кажется, что слишком много. Потом, вероятно, покажется – крайне мало. Но, так или иначе, пришло время пообедать.

Обедал я в ближайшем кафе. Куриный бульон, форель и бокал пива. Три маленьких островка радости в большом море разочарования. Но и они вскоре опустятся на самое дно самой глубокой впадины. И между их останками будут плавать бледные рыбы с грустными, плачущими глазами.

Я вышел из кафе и наугад двинулся по залитой солнцем улице. Не трубили больше рога, не слышался заливистый лай собак, не пахло кровью и порохом. Не будет сегодня охоты. Радуйтесь! Смейтесь! Живите!

Через полчаса я шел по набережной и бездумно смотрел на спокойную гладь воды. Бездумно! Только здесь это стало возможно. Ведь все с легкостью решат и без твоего участия. Неважно как, неважно когда. Решат! И узнаешь о решении ты одним из последних. И некуда бежать обжаловать.

Неужели мне тоже придется ждать? Как же не хочется ждать. Как же хочется ненавидеть сейчас. Сейчас и каждого! Ну, где твоя божественная ненависть? Избродилась, истрепалась? Где твой приговор, твоя кара для этого мира? Где твой иззубренный меч? Как же мне ненавидеть без меча?

Ненависть пуста без меча. Любого, пусть даже бумажного. Пусть даже мармеладного. Объеденного с девяти сторон. Мне не достать и его. Все мечи разобрали задолго до меня. И все они давно переломаны.

Что ж, я забуду про меч. Я гордо достану из кармана башенный щит, весь в червлени, драконах и леопардовых львах. Щит, за которым трусливо спрячется моя ненависть. Моя защита и опора, мое бессилие и бегство, мой самосотворенный отряд веселых партизан.

Я пытался быть богом. Теперь я должен сыграть человека. Сыграть так, чтобы мы оба поверили. И я, и он. Я дам социуму почти равноценную замену. И он останется ей вполне доволен. А потом я вернусь. Я обязательно вернусь в тот миг, когда в кузнице моей ненависти будет выкован новый меч.

Ну, а пока… Здравствуй, Сашка! Расскажи мне, как твои дела!

Все хорошо! Все легко и славно! Я закончил книгу и через несколько месяцев она уйдет в печать. Я стал меньше пить и делать зарядку по утрам. У меня появились новые друзья и новые цели. Я здоров и бодр, красив и элегантен. Я встречаюсь с восхитительными женщинами и читаю мудрые книги. Я даже написал пару неплохих картин. Жизнь прекрасна! Я скажу это каждому – жизнь прекрасна!

Но вот иногда, темными вечерами, мой непробиваемый щит начинает дрожать и биться. Я держу его, держу из последних сил. Я наваливаюсь на него со всей злостью, со всей волей, но даже тогда из-за края черными сполохами вырывается жуткий оскал моей бессмертной ненависти. И я говорю ей глупые, ласковые слова о том, что скоро, совсем скоро я уберу щит и отдам ей этот жалкий мир. И тогда она успокаивается, и уходит обратно, и лениво грызет щит изнутри, желая приблизить сладкий момент своей роковой свободы.

Но это мелочи! А жизнь-то прекрасна!

И ты счастлив?

Да! Да! Тысячу раз да! Я счастлив! Счастлив просыпаться и засыпать, отдыхать и трудиться, верить и мечтать. Счастье сидит у меня на плечах и весело машет ногами. И я никогда не устану его носить.

Значит, не зря я поставил щит?

Не зря. Он дал мне жизнь. Не такую плохую, как оказалось. Отличную, по сути, жизнь. И я благодарю за нее.