Учитель закрыл глаза, Мрак, это было бы смешно, если бы не было так гадко. Первый раз в жизни он чувствовал себя таким беспомощным, и понимал, что первый раз в жизни, изменить уже что-либо не в силах. Арт, почему Учитель вспоминает его сегодня так часто, может, потому, что сегодня сам, впервые, примеряет на себя его оковы? Может, потому, что не только он учил его, но и сам учился у Арта. Учился не сгибаться, не ломаться, и вот в таких безвыходных ситуациях, когда смерть будет лучшим выходом, учился провоцировать гнев врага, смеяться ему прямо в лицо.

- Ну и что ты застыла, и смотришь на меня как жрица-девственница? – Учитель распаляет гнев не только в нагайне, но и в себе, стараясь загасить возбуждение.

И его длинная, гладкая нога, так понравившаяся нагайне, резко сгибается и распрямляется мгновенно, узкая ступня ударяет в живот Оракулу. Но нагайна слишком тяжела, чтобы скинуть ее с кровати, так он только опрокидывает гадину на спину. Возмущенный вопль режет по ушам, и нагайна, извернувшись, кусает его за бедро. Боль, а затем бедро обдает холодом, холод леденящей волной поднимается все выше, онемевшая нога уже не чувствует боли. Наконец-то! Он выиграл! От яда нагайны нет противоядия. Холод проникает в пах, снимая возбуждение, и плоть Учителя опадает. И тогда раздается повторный вопль обманутой нагайны. И она, наклонившись над раной, начинает ее зализывать, но Учитель не чувствует этого, он только видит склоненную голову над занемевшей ногой. А затем нагайна оказывается у его лица.

- Отличный ход, красавчик, ты мне нравишься, - она заглянула Рансу в глаза, - ты с характером, - золотой коготь оставил глубокую царапину от уголка глаза к губам, - таких ломать интересно, сломаю, а утром позавтракаю.

Нагайна ухмыляется.

От места укуса поднимается волна жара, растворяя холод. Нет! Он опять чувствует свое тело! Она что, сама вырабатывает противоядие? Нет! Отчаяние захлестывает с головой, и он дергается, пытаясь освободить руки.

- Танцуй, танцуй для меня, Подарок, - хохочет нагайна.

Тяжелые кольца ее хвоста придавливают ноги, ей не хочется снова оказаться в дураках. Теперь она не играет, сосредоточенно распаляя страсть в этом беспомощном и таком красивом теле. Сейчас ей не до игры, сейчас, когда она сообразила, что Учитель чуть не ушел от нее. Она сама своими действиями поставила на грань всю цель своей жизни, родить королевскую нагайну. И от этого демона ей нужна не просто ночь похоти.

Нагайна снова целовала его, продвигаясь вверх. Ползи, ползи, гадина! Учитель трансформировал клыки. Еще немного. Еще. Есть! Но в последний момент нагайна отшатнулась. Вместо горла клыки сомкнулись на плече.

- Ахшш... – Нагайна с размаха била его по щекам, но освободиться не могла.

И тогда хвост обвил ноги Учителя, и она дернула его вниз.

- Мраааак! – зубы разжались.

Казалось, эта гадина оторвала ему не только ноги, но и руки. Суставы хрустнули, из-под наручников кровь поползла по запястьям. Перед глазами мелькали разноцветные мухи.

- А ты горячий, Подарок, - нагайна зализывала раны на своем плече, - свободу любишь, гордый, сильный, - перечисляла она, - от тебя получатся замечательные дети, а моя девочка, моя королева будет просто огненной, с таким папочкой. Нет, не зря я выбрала именно тебя.

- Что? – взвился Учитель, - ни за что…

- Да кто тебя спрашивает-то? – Нагайна недовольно фыркнула, - ожерелье вот помял, заразззза кусачая.

Учителю казалось, что о ненависти он знает уже все, но насмешница судьба подбросила ему просто выдающийся случай возненавидеть до боли, до душевного крика. Он давился своей ненавистью, она струилась кровью по скованным рукам, отплевывалась сгустками из разбитого рта, стояла комом в горле, не давая вздохнуть. Он чувствовал себя добычей зверя, и смерть была лучшим исходом, но сдаваться на полпути он не собирался.

Когда-то в одной из книг ему попалось изречение, которым он пользовался потом всю свою жизнь: «Если враг не оставил тебе возможности избежать падения, заставь его падать вместе с тобой, и вместо себя подставь под удар». И вот сейчас он обдумывал, как заставить нагайну падать вместе с ним. Как? Связанный – никак. Да и освободи она его, что он сможет сделать голыми руками с этим монстром? И что теперь? Сдаться? А почему бы и нет, посмотрим, кто кого.

- Ну что замерла? Целуй давай, или передумала детишек заводить? Давай, гадина, давай, поактивней! Или тебе прямо в ротик положить? – Учитель приподнялся, выгибаясь дугой, и хохотал над ее обалдевшим лицом. А затем, ногой погладил блестящий, золотистый хвост.

Нагайна в растерянности обернулась, эта нога, тьфу ты, опять эта нога… Он что, гладит ее? Ошеломленно распахнутые глаза уставились на Учителя.

Почти триста лет назад чиэрри выкрали нагайну из ее мира, ее дар стал для нее проклятием. Почти триста лет нагайна не знала не то что ласки или любви, но даже нормального отношения, ее тюремщики боялись и ненавидели Оракула. И вот теперь, как это понимать?

- Что, так тоже не нравится? Опять кусаться будем?

- Нееет… - нагайна чувствовала себя как-то неуверенно.

- Тогда освободи мне хотя бы одну руку.

- Зачем?

- Хочу проверить, так ли хороши твои груди на ощупь, как на вид.

- Перебьешься. Я вовсе не собираюсь с тобой тискаться, – фыркнула нагайна.

- Ну и ладно, - Учитель обвил ее ногами, притягивая к себе поближе, – целуй, змейка, не стесняйся.

Нагайна растерялась. Тогда Учитель, прижал ее еще теснее и приподнявшись, дотянулся до ее губ. Теперь поцелуй был совсем другим, он нежно пробовал вкус ее губ, выцеловывал, посасывая, вылизывал, приоткрывая. Язык сплетался с языком. Нагайна, напряженно упиравшаяся в кровать, наконец, сдалась, расслабилась, отдаваясь поцелую, и начала отвечать. И они целовались, целовались так, как будто сейчас придет тот, кто оторвет их друг от друга, и они погибнут от этого.

Руки нагайны скользили по телу, ноги Учителя обнимали, прижимая крепче. Казалось, возбудиться сильнее невозможно, но вот рука нагайны нашла пах Ранса.

Самоконтроль Учителя, не прощаясь, отъехал в сторону, оставив только инстинкты, голые инстинкты. Ненависть? Мрак, об этом можно будет подумать позже.

- Выше. Поднимись выше, – стонал Учитель, пытаясь добраться до груди нагайны.

И она скользнула, подставляя грудь под его губы и придерживая его голову руками, гладила, целовала темные волосы, выгибаясь от удовольствия. Шипела, закрыв глаза, хвост за ее спиной исполнял на кровати странные танцы. Учитель гладил ее ногами, стискивал ее бока, разжимал и сжимал опять. Его губы терзали соски змейки. Нагайна стонала уже в голос, тело выгибалось, по нему проходили волны от хвоста до головы и обратно. И эти волны, проходя по мужскому естеству, зажатому между их телами, доводили Учителя до полной потерянности в пространстве, он уже не соображал, где он, кто он, что он.