- Точно, - грустно улыбнулся эльф.
- Пойдем домой, Эст, - попросил Таури.
- Домой?.. – эльф сразу как-то поблек, - у меня нет дома...
- У тебя есть дом... – Таури не только словами, но и взглядом пытался донести до Эста всё, что подразумевал под этим. - Я хочу, чтобы мой дом стал твоим.
- Почему? – Эст смотрел требовательно и твердо. – Пожалел? – все его вытянувшееся в струнку тело было до предела напряжено, словно от этого ответа зависела его жизнь.
«Так, может, она и зависит?» - вдруг подумалось Таури. «Конечно, зависит! Если... если он любит... Ведь нельзя так смотреть на человека, которого...»
Он шагнул к Эсту и, взяв за плечи, заглянул в глаза.
- Я не хочу расставаться с тобой, не хочу терять. Я хочу встречать с тобой рассветы и провожать вместе закаты еще очень и очень долго...
- Таури... Это, конечно, все красиво про закаты. Но ты мне лучше по-простому скажи – чего ты хочешь?
- Я хочу, чтобы ты позволил мне ухаживать за тобой...
- Ухаживать?! – воскликнул менестрель удивленно. – Но ведь ты же не обращал на меня внимания! Так почему теперь? Когда я все испортил, когда показал себя неумехой и неудачником, слабаком, который не в состоянии справиться даже с кучкой пьяного мужичья? Какой тебе прок от такого партнера...
- Не партнера я ищу в тебе, Эст, а...
Но эльф накрыл своей ладонью его губы.
- Подожди, не говори ничего, не давай мне напрасную надежду, потом будет еще больнее... – теперь Эст прятал глаза, боясь во взгляде прочитать разочарование.
- Хорошо, - согласился Таури, и эльф совсем поник, - я не буду говорить тебе пустых слов, ты сам все поймешь по моим поступкам.
Эст недоверчиво вскинул голову, собираясь спросить, но не успел и слова произнести, как…
Таури целовал его так, словно брал в плен. Напористо, не давая одуматься. Он захватывал его губы своими с такой силой, что было больно, прикусывал, требовал открыться, сдаться, впустить... Он не желал выслушивать возражений: в душе еще жил ужас возможной потери, теперь его устраивала только капитуляция. Только одно желание и было сейчас у Таури: сделать Эста своим, чтобы больше никто не сомневался... чтобы больше не посмели поднять руку, чтобы не посмели даже приблизиться... Мой! Эльф обмяк в его руках, сдаваясь, впуская... И Таури успокоился... Его язык, пройдясь по краешку зубов, начал ластиться, сплетаясь с языком Эстиэля, порхал по нёбу, медленно лаская...
Менестрель таял в его руках... Как же давно он никому вот так не доверял, как хотелось отдаться во власть любимого, доверить себя этим рукам... В районе живота слабо затрепыхалось...
- Удавите... – смог как-то прохрипеть почти задушенный между их телами Чивет.
- Ох... – Таури с трудом, но отпустил своего эльфа.
- Совсем сбрендили... – проворчал, откашлявшись, Чивет, - вообще не смотрят, куда обнимаются...
- Печенье дать? – Таури, сконфуженно улыбаясь, предпринял попытку втереться в доверие к рассерженной птице.
- Печенье? – Чивет заинтересованно задрал голову и уставился в потолок, изображая глубокое раздумье... И вдруг, заверещав на своём, на попугайском, вырвался из рук и взлетел. – Помогите! Да помогите же кто-нибудь!!! - орал он, летая под потолком возле клетки. – Спасите!!!
- Да кого спасать-то, птица дурная, всех уже спасли! – Таури, задрав голову, пытался образумить попугая, видно, неплохо приложившегося головой.
- Вот в клетке! Она ещё шевелится! – кричал Чивет сверху, зависнув у клетки и работая крыльями в сумасшедшем темпе.
- Кто это она?! – заинтригованный принц в мгновение ока взлетел на стол и, привстав на носочки, снял клетку с потолочного крюка. Спрыгнул и встал рядом с эльфом, открывая тесное ржавое узилище, чтобы вынуть оттуда комок грязно-белых перьев.
Эстиэль, присев на табурет, так как ноги ещё держали неважно, с любопытством уставился на то, что бережно держал на ладонях предмет его переживаний. Чивет, опустившись на стол, забегал по нему, следя за каждым движением Таури.
- Осторожнее, осторожнее, не дрова несешь! – прикрикнул он, когда юноша, пытаясь разглядеть, что же он выудил из клетки, начал вертеть это нечто в руках. – Положи на стол и раздобудь стакан воды! Быстро!!! Её нужно привести в чувство!
Таури, нисколько не обидевшись на такое грубое нарушение субординации, послушно положил неопрятный перьевой комок на стол и, посмеиваясь, отошёл к стойке, за которой с открытым ртом стоял дородный детина с простоватым лицом. Эст пододвинулся ближе к столу и положил руку на спину пернатому другу, пытаясь его успокоить, не прекращая при этом внимательно разглядывать чудо в перьях, не подававшее никаких признаков жизни.
- Чивет, а с чего ты взял, что это она, а не он?
- Потому что у неё на клюве, у самого основания, две точки желтые, не видишь, что ли? – попугай сбросил руку и процокал к спасенной им даме. То, что спас её он и только он, обсуждению и, тем более, сомнению не подлежало… С помощью клюва и крыла он смог повернуть тушку так, что стал виден клюв. И на нем, действительно, были отчётливо видны две жёлтые точки. Птица была в ужасном состоянии: грязные редкие перья, сбитый колтуном хохолок, закрытые глаза, невероятная худоба, одно крыло вывернуто под немыслимым углом. И тем не менее Чивет с первого взгляда, ещё когда спасался бегством от ожесточённого мужичья, определил, что это самочка керманилов - редкой породы попугаев, отличающихся невероятным для пернатых интеллектом и способностью к языкам. Потому что он сам был керманилом, чем очень гордился.
Таури, вернувшись, молча поставил перед Чиветом стакан воды, и тот, недолго думая, набрал её в клюв и попытался влить живительную влагу в клюв освобождённой птицы. Получилось. Веки несчастной затрепетали, чуть встрепенулись пёрышки на шее… Вот попугаиха открыла глаза и мутным взглядом оглядела склонившихся над ней мужчин… Взгляд постепенно становился осмысленным, и в нём отразился ужас. Несчастная птица забилась, переворачиваясь на лапы и пытаясь отползти. Повреждённое крыло помешало ей сделать это, и самка керманила неловко завалилась на бок.
- Не бойся, глупышка, тебя никто не обидит, - Эст погладил птицу двумя пальцами по дёрнувшейся голове, пытаясь второй рукой переложить её поудобнее. Чивет забегал вокруг неё, что-то взволнованно щебеча, наверное, тоже успокаивая. Таури понял, что пришла пора вмешаться и ему: отстранив сердобольных зрителей, взял птичку в руки, перевернул, аккуратно расправляя и укладывая сломанное крыло, и замер так на пару минут, накрыв невесомое птичье тело второй ладонью. Замученная птица жадно впитывала силу, а потом вдруг неожиданно благодарно поскреблась лапкой в ладонь и тихо чирикнула.
- Она спасибо сказала, - перевел Чивет.
- Ну, всё, крыло я ей подлечил, силой поделился, осталось отмыть, откормить и в лес отпустить, - бодро произнёс он, вручая попугаиху эльфу. – Поехали домой?
Эстиэль молча кивнул и вышел из таверны, неся птицу немного на отлёте. Чивет, усевшись ему на плечо, спросил, старательно изображая равнодушие:
- Что, правда, в лес отпустишь? Одну? На растерзание воронью?
Эст, о чём-то задумавшись, проигнорировал вопрос друга и повернулся к Таури, приближающемуся к нему с жеребцом под уздцы.
- Она, правда, здорова сейчас?
- Все повреждения я залечил… - начал объяснять принц, но Эст, не дослушав, уже подбросил недавнюю пленницу в воздух, чистосердечно считая, что исполняет её заветное желание – почувствовать себя свободной. Свободная попугаиха, пару раз неуклюже взмахнув крыльями и нелепо перевернувшись в воздухе, плюхнулась в дорожную пыль.
Таури подбежал и поднял беспомощно трепыхающуюся в пыли попугаиху, успокаивая при этом её спасителя, с воплями летающего рядом:
- Не верещи ты так, ничего страшного не случилось. Ну, ослабли у неё крылья от долгого прозябания в тесной клетке! Скоро опять научится летать, делов-то!
Но Чивет, по-видимому, не собирался так просто спускать своему старому другу подобное обращение с освобождённой пленницей, поэтому подлетел к нему, в раскаянии застывшему посреди дороги, и, зависнув на уровне лица, гневно произнёс: