Сайшес рассказал все: и про первую встречу, и про вторую, и про то, что было после цирка... Он рассказывал, испытывая облегчение, разделяя свою ношу с Заком. С самого детства он доверял ему все, и теперь даже удивлялся, почему терпел две недели.

- Ты только не говори мне, что хуже него на свете человека нет, я все равно не поверю, - закончил Сайшес, глядя Заку в глаза, - он не такой, каким видят его люди... Правда, не такой! Если бы ты смог увидеть его, когда он другой, когда без ледяной маски, если бы мог... – Сай замолчал. – Но теперь мы все равно его не увидим...

- Не расстраивайся, - усмехнулся Зак, - если я что-то понимаю в жизни, он сам приедет. Ведь ты же говоришь, что ему с тобой было хорошо, что он оттаял, а раз изведав тепла, к нему тянутся снова и снова. Он вернется. – Орк гладил Сая по голове и укачивал, словно маленького, в объятиях.

- А то, что это Пепел, тебя не смущает?

- Знаешь, ребенок, я давно заметил, что ты очень верно чувствуешь людей, да и... Года два назад в одном из трактиров Таринии я видел драку. Двое, сплетничая, поливали Пепла грязью, а рядом сидела компания хельдингов - тех, кто сбежал от жестокостей своей родины. Так вот, они все, как один, вскочили на защиту чести Пепла. Драка не успокоилась, пока тех двоих не заставили взять назад свои слова, вынудили поклясться жизнью больше не говорить о том, о чем они ничего не знают, и пригрозили, что в следующий раз просто убьют. Тогда я очень удивился, как хельдинги заступались за своего палача и убийцу - с таким видом борются только за правое дело. А сегодня ты рассказываешь мне о спасенных людях. Так, может, все и правда не так, как выглядит? Теперь я и сам не берусь судить о том, о чем не знаю.

- Спасибо тебе, пап! Не может он быть хладнокровным убийцей, я бы почувствовал.

- Вот и я про то же...

***

Ольгерд не знал, что делать. Ледяное спокойствие в его душе было нарушено, он восстанавливал его раз за разом, и оно раз за разом рушилось снова. Стоило ему только закрыть глаза, и он вновь и вновь видел зовущую улыбку циркача, и невозможно было забыть горько-сладкий вкус его губ.

Циркач... Смелый и дерзкий... Сайшес... А он даже не сказал ему своего имени. Так для него и остался – Пеплом.

Хотелось вернуться, хотелось назвать имя, чтобы не было между ними это уродливой клички, как у животного. Хотелось, чтобы он вспоминал его как Ольгерда. Хотелось, чтобы вспоминал... Чтобы не забыл... Так хотелось, чтобы помнил!

Ольгерд метался по своим покоям, не в силах унять ожившее сердце и оттаявшую душу, страстно стремящуюся к тому, кто её отогрел.

Его десятка, видя состояние Ольгерда, теперь, выезжая по велению Харальда, проверяла и перепроверяла все раз по десять, прикрывая и защищая принца.

Ольгерд понимал, что нужно успокоиться, нужно вернуть себе ледяное хладнокровие, в котором находился, нужно... но...

Так не могло продолжаться долго, сорвется он – погибнут люди...

И в один из вечеров, находясь в борделе, он все же позвал в свою постель юношу. Высокого, стройного, гибкого и... черноволосого. Позвал и выгнал. Тело не ответило на купленные ласки, сколько паренек не старался.

А вот с девушкой... с девушкой в тот вечер он целовался долго, словно наказывая себя болью за то, что посмел попытаться стереть воспоминания об единственной светлой ночи, дарованной ему. Он не отпускал от себя девчонку даже тогда, когда тело забилось в судорогах, не в силах выносить чудовищную боль, и Бьёрну, главному в его десятке, пришлось силой уводить ее.

А потом пощёчина, полученная им впервые от своего гвардейца, привела в чувство...

Бьёрн ударил и, вытащив кинжал, положил его под руки Ольгерда, встав рядом с кроватью на колени.

Ольгерд смотрел на покорно опущенную голову, и ему хотелось избить самого себя. Забыться так, чтобы опуститься чуть ли не до истерики... а Бьёрн... Ольгерд, еле подняв руку, провел ею по волосам ждущего своей участи с покорностью агнца гвардейца...

- Воды дай... – прохрипел он. – А это забери отсюда, - с горькой улыбкой он спихнул с кровати кинжал, - еще порежусь... – и закрыл глаза, вконец обессилев.

Потом, когда Бьёрн поил его водой, Ольгерд чувствовал, как дрожали его руки. Чувствовал и понимал: каждый его шаг, каждый поступок отражается на других. Он не простой человек, которому позволено, хотя бы в общепринятых рамках, жить так, как ему хочется, он – Геррион, и этим все сказано. И если проклятие их рода правдиво, ему все же суждено убить Харальда... или наоборот…

- Не переживайте так, ваше высочество... можно его увидеть... если по-тихому... Мы прикроем...

Сладким дурманом окутывали Ольгерда эти слова... Это заманчивое предложение... «Можно»... Хотелось верить, что все будет хорошо... Он понимал, что нельзя встречаться, понимал... но ничего не мог с собой поделать. Циркач приворожил его, выписывая строчки приворота губами по всему телу. Однажды оттаявшая душа жаждала тепла, ликовала в предвкушении, в мечтах он был уже там... в Таринии... И словно в прорубь головой:

- Едем!

***

- Вооот, значит, как, - Харальд задумчиво протянул начало фразы и посмотрел Сигурду в глаза. - Ты уверен, что это именно тот мальчишка? Да? И он опять к нему поехал?

- Да, мой король, - хельдинг почти распростерся по полу, уже и так стоя на коленях, - канатоходец потом целый день щеголял с его лентой в волосах…

- Хмм… Страх, значит, потерял, братец… Мечтать вздумал… Ну, я напомню тебе, кто ты такой…

- Его вернуть? - Сигурд так и стоял, не поднимая глаз.

- Да! Хотя… Нет, пусть познает, чего лишился. Так будет интересней… Часа в три ночи пошлешь за ним гвардейца, и ничего не объясняй, скажи, что я вызываю, и только… Хотя нет, сам поедешь!

Глава 26.

Эпиграф к главе написан eingluyck1!

***

Пришел! Ко мне! Ко мне ли? А факелы горели,

Вычерчивая кровью защитный алый круг.

И яростно запели, злой ревностью согрели,

Отчаянные чувства, воспламенившись вдруг.

Опять цветок отверг ты, глазами опровергнув

Отказ свой безразличный, уже в который раз.

Не веришь ты и веришь, анализу подвергнув,

С кем был все это время я каждый день и час.

*** Материк Камия. Страна Тариния. Небольшой городок на границе с Хёльдом.

Сайшес за кулисами расчесывал морана перед представлением, усевшись тому на спину, когда к нему подошел Зак.

- Сай!

Тот вопросительно посмотрел на орка, моран недовольно заворочался, и Сай машинально продолжил терзать его расческой.

- Он приехал…

Орк еще не договорил, а Сайшес, вскакивая на ноги, уже знал, о ком идет речь. Вскочил и ринулся к кулисам. Он. Пепел. Он снова сидел в своем кресле, снова холодный и далекий, вот только теперь Сайшес знал… Знал, какими горячими могут быть эти губы, какими настойчивыми - руки, расслабленно лежащие сейчас на подлокотниках, и как может бешено биться в этой груди сердце, в наличие которого у такой ледышки многие вообще не верили…

Он пришел! Пришел! Ко мне! А ко мне ли? Сайшес не мог пробиться через эмоциональный фон цирка, не мог ничего понять, и ему оставалось надеяться, только надеяться…

Представление началось. Сегодня Ольгерд смотрел на все другими глазами: воспринимал все ярче, радостней, свободней. Музыка, блестки, смех – он наслаждался этим. А впереди… Можно было только надеяться… и Ольгерд надеялся... что Сайшес придет. И он торопил. Быстрее, время, быстрее! Ему нужен последний номер. Нужно увидеть, нужно поверить, что все было не сном, что все это действительно было!

И вот… карны ушли со сцены, и свет погас. Ольгерд разволновался: в прошлый раз было не так!

А на арене вспыхнул огонь! Нет, не свет, а именно огонь! Сайшес! И в руках у него факелы…

Он ловко управлялся с ними, подбрасывая в воздух. Факелы летали, вычерчивая в темноте алые круги. Народ завороженно затих, и только слышно было слабое гудение раздуваемого огня.