Масло полилось на грудь, Сайшес начал растирать его руками, проводя и проводя по напряженным соскам пальцами в мимолетной ласке. Дыхание у Пепла сбилось окончательно и теперь, хриплое и отрывистое, вырывалось из горла толчками. А Сайшес уже нежил руками живот, бедра, чувствуя дрожь этого сильного, идеального в своем совершенстве тела.

Возбужден… Сайшес ликовал, лаская ладонью самое сокровенное, проводя скользящими пальцами по головке. Нежно, медленно...

Ольгерд не знал, что делать... Отпустить себя? Поверить этому странному человеку? Тело уже реагировало, но душа, отвыкшая чувствовать, забывшая ласку, билась, запертая в тисках воли, словно в агонии - он не мог отпустить себя. За семь лет собственноручно выстроена неприступная стена, упрятавшая душу ото всех. И теперь он сам бился об эту преграду, бился, не в силах освободиться. Все напрасно, ему не вырваться...

Взгляд Сайшеса не отрывался от лица раскинувшегося под ним мужчины… Плотно, в нитку, сжатые губы. Нервно вздрагивающие крылья носа. Алеющие скулы. Распахнутые в темноту, ничего не видящие перед собой глаза. А в них… Смятение. Мука. Страх. Страх?! Вот он зажмурился, словно от боли, и висок прочертила слеза.

Сайшес дрогнул, увидев ее. Ничего не зная о Пепле, он сделал что-то не то?

- Все. Массаж окончен, - проговорил он, перетекая с оседланных бедер на пол.

Смазанной тенью Ольгерд возник рядом. Мгновение - и за горло крепкой хваткой Сайшеса держала сильная рука.

- Играть со мною вздумал, мальчишка...

Барьеров больше не было - хищник, почувствовавший ускользающую добычу, вырвался из клетки. Не отпущу!

Глаза Пепла в темноте казались совсем черными, лицо исказили гнев и желание. Он больше не пытался сдерживаться и казаться невозмутимым. И сейчас Сайшес видел его настоящим, живым... Опасный, разъяренный, да еще и возбужденный хищник. Каким же красивым он сейчас был! Роскошный, властный, подавляющий...

Но сдаваться Сайшес и не подумал.

- Я сказал – меня зовут Сайшес! Читай по губам: Сай-шес! И если ты это запомнить не в силах... – он провоцировал Пепла, подталкивая его зайти еще дальше.

Договорить он не успел, губы Пепла смяли его рот жёстким требовательным поцелуем. Он целовал юношу, удерживая за горло. Дыхание сбивалось, воздуха стало не хватать, но Сай не делал попыток освободиться. Раздразненный зверь вышел на охоту, и теперь поздно было вырываться и убегать, а вот...

И Сайшес за бедра притянул к себе Пепла, давая ему возможность почувствовать и свое возбуждение тоже, понять, что тот не одинок в своём желании, что юноша не сбежит никуда, не оставит. И Сай приоткрыл губы, впуская мужчину в свой рот. Давление руки на шее ослабло, но канатоходец и не подумал отодвинуться, наоборот - выгнулся, прижимаясь еще крепче и губами ловя судорожный вздох и утробный рык. И охнул, когда сильные руки неожиданно подхватили его. Миг - и он оказался прижат к кровати желанной тяжестью чужого тела.

- Дааа... – это прозвучало как выдох, когда Пепел рывком сорвал с него штаны, и Сай сильными тренированными ногами обхватил Ольгерда за бедра в твёрдом намерении не отпустить, не дать передумать.

Ольгерд брал Сайшеса жестко, не задумываясь о ласках, брал, властно сжимая руками почти до синяков, брал на грани боли, сильно, напористо, не давая вздохнуть, разжигая нетерпеливую жажду, но Саю это нравилось. Впервые в нем не видели хрупкое совершенство, не обращались, как с фарфоровой статуэткой – его хотели неистово и обладали им самозабвенно, не боясь сломать. И он отвечал тем же. Цеплялся за плечи, стискивал сильными ногами, подкидывал бедра, притягивал к себе и снова отпускал, и еще, и еще, и снова... И все труднее было удерживать скользкое от масла тело…

Сайшес в этой круговерти улавливал только мгновения: видя запрокинутую голову, успевал целовать подставленную шею; ощущая шелк волос на плечах, слепо искал губы, тычась при этом то в скулу, то в подбородок; удерживал отстраняющиеся бедра ногами, руками притягивал выгибающуюся спину; врастал, казалось, в это желанное тело.

А в душе вместе с восторгом обладания этим сильным хищником зрело желание приручить его не на одну ночь, а навсегда. Желание упрямое, иррациональное, непонятное, но оттого не менее острое.

Ольгерд сходил с ума... Тело, словно сжатая пружина, жаждало освобождения, а тот, кто мог подарить его, сам стонал рядом, сгорая в том же огне. В закрытых глазах вспыхивали звезды, сумасшедший парень - вспотевший, гибкий, льнущий к нему всем телом – пробуждал неведомые ранее эмоции и дарил невероятное наслаждение.

И наступившая разрядка была для обоих, как маленькая смерть.

Они лежали рядом - встрёпанные, мокрые, еще не отдышавшиеся, с изумлением смотрящие в глаза друг другу, и Ольгерд, не выдержав, сам, первый, потянулся навстречу губам Сайшеса.

Это было так неожиданно, что юноша удивленно отпрянул. Ольгерд замер, каменея лицом. Сай, опомнившись, счастливо рассмеялся и, обхватив своего нечаянного любовника за шею обеими руками, притянул к себе и с жадностью впился в губы. Тихий стон облегчения вырвался у принца, и он, прикрыв глаза и зарывшись рукой в тёмную шевелюру, перехватил инициативу…

Принц крови и безродный циркач… Мужчина, не надеющийся на счастье, и юноша, всей душой дарящий его…

Глава 23.

Эпиграф к главе написан eingluyck1!

***

Позабыть обо всем в этих черных глазах,

И в объятьях чужих – словно сходишь с ума.

И полынную горечь поцелуями пить,

Это значит – гореть! Это значит – любить!

И безвинную Дагни отпустить навсегда,

Дать свободу и ей и себе. И тогда

Вдруг понять безвозвратно – нет тысячи лет…

Лишь короткая ночь. И Луаны совет.

*** Материк Камия. Страна Тариния. Трактир в небольшом городке на границе с Хёльдом.

Ольгерд не хотел спать, не хотел, чтобы отзвуки его кошмаров касались этой ночи, да и скоро все равно уходить. А Сайшес спал, лежа на животе и уткнувшись в подушку. Хельдинг все смотрел и смотрел на него, сидя на полу рядом с кроватью, в одних только брюках. Ольгерд пытался понять, как же это получилось, как произошло, что он совершенно потерял голову из-за циркача. Он, который никогда даже не желал такой близости. Семь лет, раз за разом, он выкидывал мальчишек из своей постели, а сегодня готов был умолять парня не уходить. Так что в тебе такого, подарок Луаны?.. Что заставляло меня раз за разом искать твои губы? Что не позволяло рукам разомкнуть объятий?

Ольгерд никак не мог разобраться в себе... Скоро утро... Впервые за семь лет ему хотелось, чтобы ночь длилась вечно. Он не хотел лишаться этого тепла, которое грело не только тело, но и душу; тепла, позволившего ему вспомнить, что он тоже живой, а не холодная, пустая оболочка, некогда бывшая человеком.

Все барьеры в его душе рухнули: впервые за долгие годы согнутая и растоптанная душа выпрямлялась, вставая в полный рост.

Ольгерд в течение семи лет, изо дня в день, возводил вокруг себя крепостную стену, пряча за ней ото всех свою душу, исполосованную по-живому и корчащуюся в муках, и сейчас, когда стены рухнули, он почему-то не чувствовал себя беззащитным.

Он отгораживался ото всех, не желая утягивать других за собой в то безумие, которым стала его жизнь. Но глядя на спящего, он чувствовал, как уходило одиночество, затухала боль… Оставалась только грусть... Грусть от понимания, что совсем скоро придется расстаться...

Ольгерд, боясь дотронуться до Сайшеса и разбудить его, все перебирал пальцами черный локон, змейкой свернувшийся у щеки хозяина, и наслаждался этим прикосновением.

А перед глазами воспоминанием вставала картина их позднего ужина при единственной свече. Полуобнаженный Сайшес ел давным-давно остывший, но почему-то безумно вкусный ужин, смеялся, рассказывал веселые цирковые истории, а Ольгерд смотрел в смеющиеся глаза и тоже невольно улыбался, смотрел на его губы - и хотел только одного... Целовать. И откинуть наконец-то с юного выразительного лица эту ненужную челку. Взгляд, методично исследующий желанное тело, зацепился сначала за татуировку, а потом - за переплетение шрамов на тыльной стороне ладони, и сердце дрогнуло.