А он будет только учиться... учиться сопротивляться клятве...
Гвардейцы, предварительно проверив огромные покои для особых гостей, вышли, оставив Ольгерда одного, а через несколько минут в комнату вошли парень лет шестнадцати и молоденькая девушка.
Ольгерд смотрел на них и решал, сможет ли он довериться этой паре... Он шагнул к ним, а те отпрянули в страхе... Ничего удивительного, он уже начал привыкать... Но, мой Свет, как же больно! Ольгерд развернулся и отошел к окну... Он не сможет... Никто и никогда не поможет ему...
За спиной прошелестел рваный выдох, и срывающийся от страха голосок произнёс еле слышно:
- Господин, мы готовы служить вам...
Ольгерд обернулся - девушка... Она оказалась храбрее парня... или менее осведомленной...
Ольгерд в задумчивости согласно кивнул, а потом махнул рукой, подзывая парнишку...
Но все шло вкривь и вкось... Сначала Ольгерд никак не мог возбудиться, глядя на тощее тело паренька, а потом, все же возбужденный умелыми руками и ртом, никак не мог кончить... а вспомнив Дагни, и вообще отшвырнул мальчишку от себя... Тот замер, словно ожидая смертельного удара, с закрытыми глазами, прикрывая голову руками. Ольгерда совсем уже перекривило от отвращения к самому себе... Он никогда не сможет... Тело просто не хотело... Нет, и все... Зря он мучает сам себя... да еще и унижается в чужих глазах...
Мучает... Да, он здесь именно для этого. В приглашающем жесте он махнул девчонке рукой, подзывая...
Она подошла, застывая от страха на каждом шагу, и Ольгерд, поймав ее за талию, уронил на себя. А когда губы их слились в поцелуе, тело пронзила боль. Казалось, все внутренности выжигало огнем. Терпеть становилось все нереальней, и он откинул от себя и девчонку, махнув обоим рукой на выход...
Одно хорошо... возбуждение прошло, как и не было...
В спальню вошел гвардеец... Ольгерд, еще не отдышавшись от боли, указал ему на дверь...
- Я здесь постою, - и он, нагло усмехнувшись, привалился плечом к двери. Для своих тюремщиков теперь Ольгерд был только жертвой... а уж для этого типа и подавно - именно он был тогда в подвале...
Всегда спокойный и соглашающийся со всем, Ольгерд сегодняшним днем был доведен почти до невменяемости. Гнев вспыхнул, превозмогая боль, бешенство разрослось пожаром... Ненавижу!!! Диким зверем он вскочил с кровати...
Когда ярость схлынула, прояснившееся зрение наткнулось на скорчившуюся окровавленную фигуру на полу и... никак не отреагировало. Да, это он превратил наглого, самоуверенного человека во вздрагивающий кусок мяса... Он виноват? Нет... С ним поступили еще хуже... Хотите видеть меня зверем? Будет вам зверь! Королевская кровь в нем не давала согнуться. А остальные пусть катятся во Тьму - они всего лишь тюремщики, не больше... И он будет поступать с ними так, как они и заслуживают... Хотите, чтобы все боялись? Будут бояться все!
Ольгерд развернулся и спокойно ушел отмывать руки, а его совесть даже не пискнула о том, что бил он человека, который не мог ответить тем же крови королей...
Вымывшись, одевшись и все еще пребывая в холодной ярости, он вышел за дверь, перешагнув через бессознательное тело, и, не оборачиваясь, пошел прочь. Его теперь мало волновало, успеют гвардейцы за ним или нет... и что с ними за это сделает король...
Мальчик, не представляющий, как можно ударить беззащитного человека первым, а, тем более, уничтожить, умер тогда в подвале... Сегодня умер прямолинейный раб клятвы, и его место занял человек, наконец-то понявший, что всё равно есть какие-то лазейки, через которые он хотя бы время от времени сможет ускользать из-под клятвы, чтобы хоть чуть-чуть, хоть на пару секунд побыть собой. Человек, который, как ни странно, только сейчас в полной мере ощутил, что по его венам бежит кровь королей, и посему ни один королевский холуй не смеет не то что ухмыляться, глядя на него, но и просто ГЛЯДЕТЬ!
*** Дороги Камии. Цирк.
Сайшес постепенно учил язык. Первое слово, выученное от орка, было «надо».
Надо много есть, надо пить молоко, надо тепло одеваться, надо прятать лицо...
Второе слово было «не надо».
Не надо залезать на крышу фургона, пока рука еще не зажила и не окрепла; не надо соваться в клетку с дикими карнами, похожими на больших свирепых кошек; не надо есть ягоды с неизвестного куста, не надо разговаривать с незнакомцами...
Больше всего ему понравилось слово «дай».
Зак сразу улыбался и делал все, что мог...
Но потом появилось слово «должен».
Должен встать на канат... Сайшес не понимал, почему он должен ходить по лежащей на земле толстой веревке... Не понимал, пока однажды вечером не попал на представление...
Зак привел его в большой шатер, пристроил в укромном уголочке и, сказав «сиди», ушел. Сайшес, было, заскучал, но вскоре зажглись магические светильники, в шатер стали заходить люди, устраиваясь на лавках... Все было необычно, и любопытство разгоралось все сильней.
А потом было волшебство, творимое обыкновенными людьми!
Музыка, блеск странной, яркой одежды и звуки хлопков в ладоши... Все это завораживало.
Сайшес с замиранием сердца наблюдал за знакомыми ему мальчишками, разодетыми, словно на праздник, которых их отцы подбрасывали высоко в воздух, и те, словно научившись летать, раскидывали руки... Ловили их потом почти у самой земли. Это завораживало... Всего семеро, но из своих тел, вставая друг на друга, они умудрялись составлять разные фигуры. Прыжки... кувырки... полеты... Словно соревнуясь за аплодисменты, все семеро показывали, что умел каждый из них...
А потом было много всего...
Ближе к концу представления по канату высоко, почти под самым куполом, пошла девушка... Сайшесу понравилось все: и то, как осторожно она шла, и то, что по такой ненадежной веревке вообще можно было ходить... Но больше всего ему понравились восторженные крики и аплодисменты. Не понравился только длинный шест в ее руках и то, что она просто прошла туда и обратно... и все... Сказка так быстро кончилась... И шест этот – он отвлекал внимание... Нет, Сайшес все сделал бы по-другому...
Даже Зак вышел на большую круглую площадку, огороженную чуть поблескивающим прозрачным магическим барьером, а затем туда выпустили шесть карнов... Сайшес сильно испугался - так, что, казалось, сердце перестало биться. Он стиснул кулаки под подбородком и так и просидел все время, пока большие кошки, поминутно огрызаясь и норовя ударить лапой, все же прыгали через обруч и с тумбы на тумбу, а по указанию длинного хлыста даже танцевали... Подчиняясь Заку, они укладывались на опилки рядком и даже пикнуть боялись, когда здоровенный орк ложился на них сверху... Сайшес жмурился в страхе, но все равно смотрел через прищуренные ресницы.
Вздохнуть он смог, только когда карнов увели.
- Хорошо? – спросил Зак’ирей, появляясь рядом с Сайшесом.
- Плохо! – малыш налетел на орка, ударяя того кулачками в живот. - Твоя... – он запнулся, подбирая слова, - большая ррр... твоя есть! Зак больно! Нельзя! Нельзя!!!
И мальчишка, обняв орка и уткнувшись тому в живот, обиженно запыхтел.
- Ну что ты, маленький, - орк погладил мальчика большими ладонями. – Ты за меня испугался? Не надо... Это же у нас игра такая... Как у тебя с мораном... Он же тебя не съест? Вооот... И меня карны не съедят, я тебя завтра с ними познакомлю...
- Ррр... друг? – уточнил на всякий случай Сайшес, понимая не все слова, и поднял на Зак’ирея заплаканное лицо.
- Карны - друзья... – согласился Зак, большой ладонью вытирая такую маленькую мордаху. – Идем-ка, я тебя умою.
Возле фургонов орк умыл малыша и сунул в руку печенье.
- А остальное-то в шатре тебе понравилось? – спросил он, усаживаясь на ступени фургона и пристраивая Сайшеса на своих коленях.
- Да! – мордашка мальчишки засветилась непередаваемым счастьем.
И малыш, путаясь, стал на руках объяснять орку, что он тоже хочет ходить по канату, что хочет наверх, не по земле...
