– Я тоже хочу мотать кишки, как все прочие! – ворчала Катя, размахивая мешком со сменкой. – Дайте мне майку! Не та майка!.. Налейте мне чай! Не такой чай!

– Тогда ты не сможешь на всех ворчать и быть всегда правой! – сказала Вика.

Катя задумалась.

– Кстати, да! – признала она. – Ладно, тогда я согласна остаться такой, какая есть.

Из школы Катя вернулась сразу после Саши и Алены, часов около двух. Она стояла у окна. За окном крупными хлопьями падал снег и оседал на вечнозеленом кустарнике и на такой же зеленой траве. Перед кустарником сидели Табуретка, Мальчик и Малыш и, задрав головы, с недоумением смотрели на садившиеся им на носы снежинки. Табуретка испуганно подвывала. Малыш рычал. Мальчик демонстрировал философское спокойствие.

– Что в школе творится! – сказала Катя. – С уроков все посбегали!

– А учителя?

– Учителя тоже посбегали. Все стоят в школьном дворе и кидаются! Дикие совсем, будто снега никогда не видели!.. А за забором там, между прочим, горэнерго!

– Что, стекла им снежками перебили? – удивилась мама, вырезавшая для украшения дома трехмерные снежинки.

Она вырезала уже снежинок двадцать, и каждая была своей формы. До поры до времени это все резалось как обычная бумага, а потом раз! – мгновенное движение пальцев, и снежинка раскрывалась в воздухе, становясь объемной.

– Нет, – неохотно признала Катя. – Но эти «горэнерги» тоже работу побросали и снеговика слепили с лампочкой вместо носа… Здоровенную лампочку где-то нашли, как футбольный мяч! А ведь к вечеру все равно все растает!

И, постояв еще немного у окна, Катя направилась к шкафу раскладывать чистое белье после стирки. Не так давно она обнаружила, что детские вещи в стирке перепутываются и когда нужно, ничего не найдешь. Поэтому гораздо проще не разбирать вещи по владельцам, а маркером подписать шкафчики, а там уже каждый легко найдет свое. И теперь на шкафчиках было крупно написано «ШТАНЫ», «НОСКИ», «МАЙКИ», «КОЛГОТКИ», «ЮБКИ».

Данный принцип сортировки с каждым днем обнаруживал все больше плюсов, но поначалу у этой идеи было много противников, особенно сильно возмущался Саша.

– Я что, буду девчоночьи колготки носить?

– У тебя же глаза есть, где твои, а где девчоночьи, – возражала Катя.

– Я что, должен буду думать?

– Ничего! Подумаешь! Голова не отвалится! Ну-ка, покажи, какие сейчас на тебе колготки?

Но Саша колготки не показал и торопливо убежал, потому что колготки на нем были Аленины по той причине, что ему лень было в куче белья искать свои.

Катя торопливо раскидала высушенное белье по «штанам», «майкам», «юбкам» и, отмахнувшись майкой от мешавшего ей Кости, вернулась к маме.

Внезапно домофон начал пиликать. Один раз, потом второй, третий.

– Кто там явился такой бешеный? – недовольно спросила Катя.

Оказалось, что это пришла Вика, запыхавшаяся и красная.

– Там к школе котят подбросили! Пять штук! В коробке! – сообщила она.

Папа Гаврилов оторвался от компьютера, где пытался распутать запутавшийся сюжет.

– А что, нормально! – оценил он. – Школа – место самое подходящее. У детей заканчиваются уроки, за ними приходят бабушки. Если очень постараться, бабушку можно уговорить взять котеночка.

Вика таинственно молчала, отводя глаза. Папа посмотрел на нее.

– Только не говори, что… – медленно начал он.

Катя, сорвавшись с места, в тапках выбежала за ворота и вернулась с коробкой.

– Вот они! Все пять здесь! – закричала она.

– Отнеси обратно! – потребовал папа.

– Нет-нет! Они замерзнут! – замотали головами Вика и Катя.

– Не замерзнут. Им около месяца!

– А если бы тебе было около месяца и тебя выкинули в коробке на снег? – спросила Катя с таким укором, что папа Гаврилов понял: от котят не отвертеться.

– Ну хорошо! – уступил он. – Тогда накормите их, потом идите, ходите по улице и жалобно повторяйте: «Возьми-и-ите котеночка!»

– Я в Интернете объявление дам! – предложила Катя.

Папа замотал головой:

– Ни за что! Через Интернет котята не пристраиваются. Это пройденный этап. Там будут только делать перепосты, охать и ахать. Но никто никого не возьмет.

– А как они пристраиваются? – спросила Катя.

– Котята пристраиваются исключительно методом случайного тыка! – заявил папа. – Человек видит котенка и хватает его прежде, чем у него включается логическое мышление. Вот и все. Других путей нет.

– Я унижаться не буду! – заявила Катя.

– А я боюсь кого-нибудь из знакомых встретить! – добавила Вика.

– Ну значит, любви к котятам у вас тоже нет. И желания им помогать нет. Отнесите их в коробке к школе и поставьте где взяли, – пожал плечами папа.

– А если жалостливые фотографии сделать и «Вконтакте», а? – спросила Вика обреченно.

– Угу! Держишь котенка за шкирку над кастрюлей с кипящим супом и подпись: «У вас двадцать четыре часа, чтобы спасти этого гада!» – посоветовал Петя, спустившийся по лестнице из своей комнаты.

Под мышкой у Пети были «Братья Карамазовы». Он читал эту книгу по сто страниц в день, при этом заканчивал, прочитав ровно сто, даже если до конца главы оставалось, допустим, десять строчек. По пути Пете попался холодильник. Он заглянул в него и громко фыркнул.

– Душа по кастрюлям бродит? – спросила Вика.

– Чего тут бродить? Еды нет! Бабули у моря гуляют! – сказал Петя.

– Еды полно! – оспорила Катя. – Просто тебе не угодишь!

– Очень смешно! – Петя наискось отрезал треть батона хлеба, намазал его кетчупом, поверх кетчупа щедро посыпал приправу для курицы, посмотрел на состав и облизнулся.

– Е260! Е283! Натамицин! Диэтил бикарбонат!.. Обожаю! Кто-нибудь еще хочет бикарбонатика? Ну, я предлагал! – и он откусил огромный кусок.

– Как ты ешь эту дрянь? Мне будет плохо! – закатывая глаза, взмолилась Вика.

– Правда? Спорим на штуку, что не будет? – предложил Петя и опять уткнулся в состав приправы. – Ах, как грустно! Е240 нету! Без него и еда не еда!

– А Е240 – это что? – спросила Вика.

– Ку-ку, темень! Е240 – формальдегид! – объяснил Петя и, жуя бутерброд, ушел к себе в комнату. Слышно было, как поочередно щелкнули три шпингалета.

С противоположной стороны забора загрохотал железный лист. Перелезли Андрей и Серафим. Серафим с усилием грыз найденное в морозилке мороженое. Мороженое было таким твердым, что им можно было стучать по камню и камень отзывался стуком.

– Посмотрите на этого вот! – сказал Андрей с укором. – А в школу не пошел, потому что горло у него болит!

– А оно у меня и правда болит! Спроси у мамы! – сказал Серафим, и оба брата недовольно посмотрели друг на друга.

– О, пристраивальщики котят пришли! – радостно сказал папа Гаврилов, особенно надеясь на Серафима, который в своей великолепной поэтической рассеянности смог бы пристроить даже десять беременных кошек, измазанных зеленкой и облепленных пластилином.

Вместе с Аленой и Катей Серафим и Андрей переупаковали котят из коробки в старую шапку, пошли по центральной улице и стали жалобно повторять:

– Возьми-и-те котеночка! Возьми-и-и-те котеночка!

Котята вылезали из шапки, карабкались по рукавам и не переставая мяукали. Пришлось каждому из детей взять по котенку. Серафим нес сразу двоих, причем котята ухитрялись цепляться за прохожих. У Серафима ныть: «Возьми-и-те бе-е-едненького котеночка!» получалось жалостнее всего. Поэтому к нему люди чаще всего подходили.