— Он оскорбил меня.

Вот теперь ее воры должны были решить, на чьей стороне правда.

Никто не шелохнулся. Но потом чья-то рука схватила Лихого за плечо, а еще одна вырвала у него костыль. Его повалили на землю и сорвали с него одежду. Обнаженного, его распяли: мужчины держали его за руки и за ноги. Оставшиеся подошли к печке и достали из нее раскаленный уголек. Фраерша взглянула на Лихого сверху вниз.

— Ты — больше не один из нас.

Угольком ему прижгли татуировки, и кожа запузырилась и зашипела. Ее следовало изуродовать так, чтобы на нее нельзя было нанести новую татуировку. По обычаю теперь Лихого следовало отпустить на все четыре стороны — он считался изгоем. Но Фраерша, хороша знавшая, что такое жажда мести, намеревалась сделать так, чтобы полученные увечья не дали ему шанса выжить. Она выразительно взглянула на Малыша, и тот вынул нож, нажав на кнопку. Лезвие выпрыгнуло. Он должен срезать татуировки.

В своей камере Зоя обеими руками вцепилась в решетку, вслушиваясь в пронзительные вопли, долетавшие до нее по коридору. Сердце гулко колотилось у нее в груди. Это были крики взрослого мужчины, а не мальчишки. Зоя облегченно вздохнула.

Колыма В пятидесяти километрах к северу от порта Магадан В семи километрах к югу от лагеря № 57

9 апреля

Они стояли, тесно прижавшись друг к другу и раскачиваясь в такт движению грузовика. Хотя охранников рядом не было и никто не мешал заключенным сесть, скамеек в кузове не нашлось, а пол оказался настолько холодным, что они сообща решили, что останутся стоять, переминаясь с ноги на ногу, словно стадо животных в загоне, чтобы не замерзнуть окончательно. Лев выбрал местечко поближе к брезентовому борту. Тот болтался свободно, и в щели задувал ледяной ветер, зато в них можно было разглядеть фрагменты окружающего пейзажа. Колонна поднималась в горы по колымскому шоссе, лента которого робко петляла по окрестностям, словно сознавая, что вторглась непрошеной гостьей в этот суровый край. Конвой насчитывал всего три грузовика. Его даже не сопровождала легковая машина с охранниками, которые должны были предотвратить побег. Причина была очень проста — бежать отсюда некуда.

Неожиданно дорога круто пошла в гору, и задняя часть грузовика опустилась под таким острым углом, что Льву пришлось ухватиться за стальную раму, и на него навалились остальные заключенные, съехавшие вниз. Не в силах преодолеть подъем, грузовик остановился, надрывно воя мотором и грозя скатиться обратно в долину. Заскрежетал ручной тормоз. Двигатель заглох. Охранники откинули задний борт, выпуская заключенных на дорогу.

— Вперед марш!

Первые два грузовика сумели перевалить через гребень холма и уже скрылись из виду. Оставшийся — без груза — вновь завелся и покатил вверх по склону. Следом за ним в сопровождении охраны, взявшей автоматы наизготовку, потянулись и заключенные, сбившись в кучу и шаркая ногами, как столетние старцы. На фоне суровой природы бравада и наглость охранников казались смешными и нелепыми. Глядя на них глазами узника, Лев поразился тому, что они полагают себя великими героями — пастухами, погоняющими стадо овец. Ему хотелось крикнуть, просто чтобы посмотреть на их реакцию:

— А я — один из вас!

И вдруг он понял, что мысль эта застала его врасплох. А действительно ли он — один из них? Пьяных от осознания собственной важности и полученной от государства власти? А ведь раньше он и впрямь был таким.

Поднявшись на плоскую вершину холма, Лев приостановился, тяжело дыша и оглядывая раскинувшийся перед ним ландшафт. На порывистом холодном ветру глаза у него слезились, и ему показалось, будто он очутился на поверхности Луны: впереди расстилалась огромная унылая равнина, на которой разместился бы целый город, выглаженная вечными льдами и мерзлотой и лишь кое-где испещренная кратерами. Одинокая автострада пересекала ее неуверенной диагональю, убегая к горе, которая высотой превосходила все виденные ими ранее: она торчала на равнине, словно горб гигантского верблюда. Где-то у ее подножия и располагался лагерь № 57.

Пока заключенные забирались обратно в кузов, Лев внимательно оглядел два других грузовика. Он уже смирился с тем, что Тимура в колонне не было. Его друг никак не мог оказаться в одном из грузовиков так, чтобы он этого не заметил: они наверняка обменялись хотя бы взглядами, пусть даже издалека, поверх голов. Лев не видел его со вчерашнего дня, когда прошел мимо Тимура на палубе «Старого большевика». После этого его пригнали в пересыльный лагерь в Магадане, где он прошел санитарную обработку против вшей и подвергся краткому медицинскому осмотру, по окончании которого врач признал его совершенно здоровым и пригодным к ТФТ, тяжелому физическому труду безо всяких ограничений.

После завершения всех формальностей его привели в большую палатку, разбитую специально для вновь прибывших, где он ждал остальных своих товарищей по несчастью. Запах брезента живо напомнил ему полевые медсанбаты во время Великой Отечественной войны, битком набитые койками для раненых. Они договорились о встрече сегодня вечером, но Тимур не появился. Лев успокаивал себя, находя разные причины: произошла какая-то задержка, но они обязательно встретятся утром. Расспрашивать о Тимуре было слишком рискованно — он мог выдать себя или его, его могли принять за стукача. Во время посадки в грузовик Лев держался позади всех. Объяснить отсутствие Тимура становилось все труднее.

Льву предстояла встреча с Лазарем, первая за семь лет. Пожалуй, это был самый опасный момент плана. Глупо было бы рассчитывать на то, что ненависть священника ко Льву со временем угасла. Даже если он не попытается убить Льва на месте, то непременно заявит о том, что Лев — чекист, следователь, человек, несущий ответственность за аресты и заключение в тюрьмы сотен невинных мужчин и женщин. Интересно, сколько он проживет в окружении тех, кого пытали и допрашивали? Вот почему присутствие Тимура превращалось в жизненную необходимость. Они предвидели, что встреча получится далеко не мирной и благостной. Более того, их расчет именно на этом и строился. Под видом охранника Тимур имел право вмешиваться в любые стычки. Согласно лагерному регламенту, Льва и Лазаря должны немедленно поместить в штрафной изолятор, камеру индивидуального наказания. Находясь в соседнем помещении, Лев объяснит Лазарю, что прибыл сюда, дабы освободить его, и расскажет, что жена его жива и здорова и что у него нет ни единого шанса добиться освобождения по обычным каналам. Он должен или принять предложение Льва, или умереть рабом.

Поглаживая замерзшими пальцами свежевыбритую наголо голову, Лев отчаянно пытался решить неожиданную проблему. У него оставался один-единственный выход — отложить встречу с Лазарем до тех пор, пока не появится Тимур. Но при этом он понимал, что спрятаться будет очень и очень нелегко. После смерти Сталина лагерь № 57 существенно уменьшился как в размерах, так и в численном составе контингента. Раньше он состоял из множества лагпунктов, разбросанных по холмистой местности, этаких субколоний в составе одной большой колонии, причем некоторые были расположены в настолько отдаленной местности и на таких бедных сырьем рудниках, что целью их существования могла быть только смерть узников. Но теперь все эти маленькие подразделения закрылись, и тюремная империя сжалась до размеров своей основной базы, лагеря № 57 у подножия горы, в единственном месте, где золотой рудник давал хоть какую-то прибыль.

Когда Лев рассматривал чертежи лагеря, у него сложилось твердое убеждение, что центральный комплекс до сих пор пребывает в зачаточном состоянии. Сама же зона имела вид прямоугольника. Хотя криволинейная форма лучше вписалась бы в окружающую местность, закон требовал, чтобы зону всегда строили в виде прямоугольника. Округлых форм в ГУЛАГе не было в принципе, за исключением витков колючей проволоки, которую наматывали на столбы высотой в шесть метров, вкопанных на два метра в землю и образующих наружный периметр. Внутри же периметра находилось несколько жилых бараков и общий барак-столовая, опять-таки отделенные от административного центра проволочным ограждением, являя собой подразделение внутри подразделения или зону в зоне. Безопасность и порядок обеспечивали шесть невысоких сторожевых вышек и две мощные вышки, установленные по обе стороны ворот с бревенчатыми будками наверху, оснащенными тяжелыми пулеметами. В каждом углу зоны располагалась своя, отдельная вышка, откуда офицеры осматривали вверенную им территорию в оптические прицелы. Если же охранники засыпали или напивались, то от свободы узников отделяли горные склоны и километры голой равнины.