И все же.

Люк Уоррен, которого знали окружающие, – это одна сторона медали. Если внимательно вчитаться между строк его книги, можно разглядеть тень еще одной истории. Герой его автобиографии и не герой вовсе. Он неудачник – человек, который не смог жить с животными, которых боготворил, и, что важнее, человек, который не смог жить по их законам, находясь отдельно от них. Вы слышали, что и Кара, и Эдвард в своих показаниях упомянули о том, что для волка семья превыше всего. Но мистер Уоррен бросил свою семью. В буквальном смысле слова – когда ушел в леса Квебека, фигурально – когда завел интрижку, которая привела к прерыванию беременности.

Я никогда лично не беседовала с мистером Уорреном, но мне кажется, что ему было больно узнать, что его сын, движимый инстинктом, сбежал из дома, когда ситуация накалилась. Волк никогда бы не выпустил своего детеныша из виду.

С другой стороны, идеализм Кары основан на том же постулате, что семья превыше всего. Шансы не в пользу выздоровления мистера Уоррена, но она так яростно защищает его право на жизнь по одной простой причине – не хочет жить без отца. И если бы мистеру Уоррену повезло и он стал бы одной из тех медицинских аномалий, которые опровергают науку, думаю, он бы обрадовался, получив второй шанс. Не только выжить, но и быть отцом.

По этой причине мне кажется, что точка зрения Кары совпадает с сокровенными желаниями мистера Уоррена. Я бы просила суд назначить Кару опекуном отца и позволить ей заняться приготовлениями для его дальнейшего лечения.

После выхода на «Планете животных» документального сериала мне позвонил зоолог из национального парка Йеллоустон. В лесу обнаружили туриста, его тело было наполовину обглодано волками. В обществе, которое много лет назад согласилось с тем, что в Скалистые горы выпустят диких волков, зародились страхи.

Некоторые ученые полагали, что волки убили его ради забавы, но я в это не верил. Я никогда не видел, чтобы волки относились так к другому хищнику, каковым они считают и человека. Ничто в поведении стаи не свидетельствует о том, что добыча должна быть легкой, а не тщательно отбираться.

В таком случае, почему волки, которые, я мог поклясться, никогда бы не напали на человека, так поступили?

Я полетел в Йеллоустон.

В том месте, где обнаружили туриста, велась вырубка леса. Если честно, то там и леса почти не осталось. Без естественного укрытия и растительности популяция травоядных животных, в основном оленей и лосей, сократилась. Волки стали питаться рыбой из реки.

Я вернулся домой и решил проверить свою догадку с одной из стай, содержащихся в неволе. Вместо мяса я стал кормить их только рыбой. Вместо туши животного, живущего на суше, – пищи, которая имеет различную ценность с точки зрения содержания химических элементов в мышцах и внутренних органах, – теперь все получали одну и ту же еду.

Между волков возникло равенство, они больше не ели согласно иерархии, когда разные классы едят разное мясо. Спустя несколько месяцев стая распалась. Стерлись различия между альфой и бетой. Не стало дисциплины. Каждый был сам по себе, каждое животное делало все, что ему заблагорассудится. Вместо семьи они превратились в банду.

Я думаю, причиной того, что в Йеллоустоне стая напала на туриста, стало снижение популяции естественного корма. И единственный источник пищи, который оставался, непреднамеренно стер различия между рангами. Они убили бедолагу, потому что не нашлось волка, который запретил бы им это сделать.

Иногда в стае такое бывает. Приходится опуститься на дно вселенского хаоса, чтобы появился новый лидер.

Вы, наверное, подумали, что, получив одобрение временного опекуна, я запрыгала от радости, но судья принял совершенно неожиданное решение.

Он назначил выезд суда на место.

Так я оказалась рядом с братом за стеклом возле палаты в реанимации, откуда наблюдала за судьей, ведущим одностороннюю приватную беседу с нашим лежащим без сознания отцом.

Джо с мамой спустились на лифте вниз, потому что ей необходимо было забрать близнецов с автобусной стоянки. Циркония сидит в вестибюле, беседует с собакой из терапии.

– Как думаешь, что говорит Лапьер? – спрашивает Эдвард.

– Читает девятину? – предполагаю я.

– Наверное, ему нужно было собственными глазами посмотреть, на что похоже вегетативное состояние.

– Или, – рассуждаю я, – он надеется увидеть, как папа очнется.

– Откроет глаза, – поправляет он.

– Какая разница!

– Кара, – настаивает мой брат, – разница большая!

Мама раньше говорила, что Эдвард растет скачками, и я думала, что он за ночь пускает ростки, как растения, которые она разводит в кухне. Я беспокоилась, что он станет слишком большим для нашего дома. Куда же мы его поселим?

Арман Лапьер встает со стула у кровати отца и выходит в коридор в тот момент, как из лифта появляется Джо, а из вестибюля к нам спешит Циркония.

– В девять утра, – объявляет он и уходит.

Циркония отводит меня в сторону.

– Ты в отличной форме. Ты сделала все, что могла. Учитывая то, что Лапьер истинный католик и больше склонен играть на стороне жизни, плюс поддержка временного опекуна – у тебя очень крепкие шансы, Кара.

Я обнимаю ее.

– Спасибо. За все.

– Пожалуйста, – улыбается она. – Тебя отвезти домой?

– Я сам отвезу, – говорит Джо, и я понимаю, что они с моим братом стояли достаточно близко и наверняка слышали все, что сказала Циркония.

Я хотела выиграть это дело. Тогда почему мне так паршиво?

– Я еще побуду здесь, – говорит Эдвард, кивая на папину палату.

– Позвони мне…

– Конечно, – обещает он. – Если что-то случится.

– Если он снова очнется…

Но Джо уже толкает меня к лифту. Двери за нами закрываются. Последнее, что я вижу, – сидящего у кровати отца Эдварда.

Я вижу, как уменьшаются цифры на табло, когда лифт спускается на первый этаж, – отсчет перед взлетом ракеты.

– А что будет, если я проиграю? – спрашиваю я.

Джо выглядит удивленным.

– Твой адвокат считает, что дело в шляпе.

– Нельзя быть уверенной на сто процентов, – отвечаю я, и он усмехается.

– Да, – соглашается Джо. – Я это уже понял по сегодняшним показаниям.

Я испепеляю его взглядом.

– Я никогда не забуду сегодняшний перекрестный допрос.

По крайней мере, ему становится стыдно. Он краснеет.

– А может, забудем об этом?

Я протягиваю ему руку для рукопожатия, и он задерживает ее в своей.

– Если ты проиграешь, – негромко говорит Джо, – опекуном вашего отца станет Эдвард. Он назначит время, когда вашего отца отключат от аппаратов искусственного поддержания жизни и он пожертвует свои органы. Ты сможешь присутствовать. И, Кара, если ты захочешь, я буду там, рядом с тобой.

В горле у меня стоит ком.

– Ладно, – говорю я.

Когда двери лифта на первом этаже открылись, все увидели, как мужчина обнимает плачущую девочку, которая годится ему в дочери. То, что видят окружающие, – всего лишь одна из сотни грустных историй, родившихся в стенах этого здания.

В детстве брат уверял, что обладает силой, способной уменьшить меня до размеров муравья. Если честно, говорил он, то раньше у него была другая сестра, но он превратил ее в насекомое и случайно раздавил.

Еще он говорил, что, когда я вырасту, меня примут в закрытый клуб, где полно чудовищ и героев фильмов ужасов. Там будет кукла Чаки с чашкой кофе. И пляшущая твист мумия с обложки книги «Харди бойз», которую я так боялась. А Джексон из «Пятница, 13-е» будет играть на альте. Он сказал, что я смогу оставаться на вечеринке, сколько пожелаю, и вести беседы с этими созданиями, – именно поэтому взрослые никогда ничего не боятся.

Раньше я верила всему, что говорил мне брат, потому что он был старше, и я думала, что он знает больше о мире. Оказывается, когда взрослеешь, не перестаешь бояться.