— Устами болвана глаголет истина, — пробормотал Халлер. — Я, пожалуй, пойду проведать жену. Прошу меня извинить.
Остаток ужина Грэхем провел, по существу, в одиночестве. Халлер не возвратился, мать и сын на другом краю стола ели, склонив головы над тарелками. Казалось, они погружены в общую скорбь; Грэхем чувствовал себя так, словно вторгся во что-то личное. Покончив с едой, он вышел из салона, надел пальто и отправился на палубу подышать перед сном свежим воздухом.
Огни берега теперь горели далеко; корабль тихо плыл по ветру. Грэхем обнаружил трап, ведущий на шлюпочную палубу, поднялся и постоял немного, укрывшись от ветра за вентиляционной трубой. Внизу матрос с фонарем подбивал клинья, закреплявшие брезент над люками. Вскоре он закончил работу и ушел, оставив Грэхема размышлять, чем заняться во время плавания. Надо будет завтра достать в Афинах книг. Копейкин говорил, что пароход пристанет в Пирее примерно в два часа дня, а отчалит в пять — достаточно времени, чтобы съездить на трамвае в Афины, купить английских сигарет и книг, отправить телеграмму Стефани и снова вернуться в порт.
Он зажег сигарету, решив, что выкурит ее и уйдет спать, но едва отбросил спичку, как увидел на палубе Хозе и Жозетту. Отступать было поздно: они уже заметили Грэхема и шли к нему.
— Вот вы где, — с укором сказала Жозетта. — Это Хозе.
Хозе, одетый в плотно облегающее черное пальто и мягкую серую шляпу с загнутыми полями, неохотно кивнул.
— Enchant, Monsieur,[32] — вымолвил он с видом занятого человека, у которого отнимают время.
— Хозе не говорит по-английски, — объяснила Жозетта.
— Ему совсем и не обязательно. — Грэхем перешел на испанский: — Рад познакомиться, сеньор Галлиндо. Я получил большое удовольствие от вашего с женой танца.
Хозе резко рассмеялся:
— Ерунда. Место там гнусное.
— Хозе все сердится, что Коко — негритянка со змеей, помните? — получила от Сергея больше денег, чем мы, хотя мы были главной приманкой для зрителей.
Хозе произнес по-испански нечто непечатное.
— Она любовница Сергея, — продолжила Жозетта. — Вы улыбаетесь, но так оно и есть. Хозе может подтвердить.
Хозе издал губами громкий звук.
— Хозе дурно воспитан. Но насчет Сергея и Коко — это правда. История ужасно смешная. Вышла потеха с Фиджи, питоном, — Коко его очень любит и всегда брала с собой в постель. А Сергей не знал; Коко рассказывала, что он грохнулся в обморок, когда обнаружил Фиджи в кровати. Коко заставила Сергея удвоить ей плату, прежде чем согласилась, чтобы змея спала одна у себя в корзинке. Сергей не дурак — даже Хозе признает, что не дурак. Но Коко из него веревки вьет. У нее сильный характер.
— Сергею надо ей хорошенько врезать, — сказал Хозе.
— Фу, как пошло! — Жозетта повернулась к Грэхему: — А вы — неужели с ним согласны?
— У меня мало опыта общения с женщинами-змеями.
— Вот! Вы не хотите отвечать. Все вы, мужчины, такие.
Похоже, Жозетта забавлялась над Грэхемом; он начал чувствовать себя глупо.
— Вы раньше плавали этим рейсом? — спросил Грэхем у Хозе.
Тот подозрительно глянул и ответил:
— Нет. А что? Вы плавали?
— Нет-нет.
Хозе закурил.
— У меня этот корабль уже в печенках сидит, — объявил он. — Скучный, грязный и страшно трясется. И каюты слишком близко к сортиру. В покер играете?
— Играл, но не очень хорошо.
— Я же вам говорила! — воскликнула Жозетта.
— Она думает, раз я выигрываю — значит, жульничаю, — кисло произнес Хозе. — А мне плевать, что она думает. Никто не заставляет людей со мной играть; так чего же они орут как резаные, когда проигрывают?
— В самом деле, — признал Грэхем, — нелогично.
— Хотите — сыграем сейчас. — В голосе Хозе звучал вызов.
— Если вы не против, отложим до завтра. Я сегодня утомился; мне уже пора в постель.
— Так быстро! — Жозетта недовольно сморщила нос и перешла на английский: — На всем корабле один-единственный интересный пассажир, и тот уходит спать. Плохо это. Да, вы дурно себя ведете. Зачем за ужином сидели с немцем?
— Он не возражал — да и с чего ему возражать? Очень умный и приятный старик.
— Он же немец. Для вас ни один немец не должен быть умным и приятным. Французы правильно сказали: вам, англичанам, это все — пустяки.
Хозе вдруг повернулся на каблуках.
— Английскую речь слушать скучно. К тому же я промерз. Пойду глотну бренди.
Грэхем начал было извиняться, но Жозетта его оборвала:
— Он сегодня не в духе. Думал, на корабле будут молоденькие девушки, на которых можно поглазеть. Он всегда имеет успех у молоденьких — и у старух.
Она сказала это громко, по-французски; Хозе, успевший дойти до ступенек трапа, обернулся и рыгнул. Потом он спустился.
— Я рада, что он ушел. Манеры у него скверные. — Жозетта глубоко вздохнула, подняла голову и поглядела на облака. — Такая чудесная ночь. Не понимаю, почему вы хотите уйти в каюту.
— Я очень устал.
— Но не настолько же, что не можете пройтись со мной по палубе.
— Нет, конечно.
В одном углу палубы, под мостиком, было совсем темно; Жозетта остановилась там, неожиданно повернулась лицом к Грэхему и прислонилась к поручням.
— Вы, наверно, сердитесь на меня?
— Господи! Нет. С чего бы?
— Из-за того, что я нагрубила вашему маленькому турку.
— Он не мой маленький турок.
— Но вы все-таки сердитесь?
— Конечно, нет.
Она вздохнула:
— Загадочный вы человек. Я до сих не знаю, почему вы плывете с нами, а хотела бы знать. Не потому ведь, что дешево: костюм на вас дорогой.
Грэхем не различал лица Жозетты — лишь смутные очертания, — но чувствовал аромат ее духов и запах старого мехового манто.
— Не пойму, отчего вас это интересует.
— Но ведь сами видите: интересует.
Жозетта придвинулась на пару дюймов. Он знал, что если захочет, может поцеловать ее и она ответит на поцелуй. Еще он знал, что одним поцелуем дело не кончится — это будет знак, что между ними завязались некие отношения. Грэхем сам удивился, что не отбросил с ходу такие мысли; мягкие, пухлые губы Жозетты манили его. Усталый и замерзший, он ощущал рядом тепло ее тела. Не будет никакого вреда, если…
— Вы едете через Модан? — спросил Грэхем.
— Да. Почему вы спрашиваете? Это обычная дорога в Париж.
— Когда доберемся до Модана, я расскажу, почему сел на пароход — если вам еще будет интересно.
Она отвернулась, и они пошли дальше.
— Может, это и не так важно. Не думайте, что я чересчур любопытна. — Они дошли до трапа. Поведение Жозетты заметно изменилось: теперь она смотрела на Грэхема с дружеской заботой. — Да, мой дорогой, вы утомились. Зря я вас тут задержала. Теперь погуляю одна. Доброй ночи.
— Доброй ночи, сеньора.
Она улыбнулась:
— «Сеньора». Все-таки вы жестокий. Доброй ночи.
Грэхем, сразу и раздраженный, и повеселевший, спустился по трапу и столкнулся у дверей салона с мистером Куветли.
Мистер Куветли расплылся в улыбке:
— Помощник капитана говорит — погода нам будет хороший.
— Замечательно. — Грэхем с огорчением вспомнил, что приглашал турка выпить. — Выпьете со мной?
— Ах нет, спасибо. Не теперь. — Мистер Куветли положил руку на грудь. — Признаюсь сказать, у меня боль от вина на ужине. Сильно кислый вещь!
— Понимаю. Ну, тогда до завтра.
— Да, мистер Грэхем. Вы сильно обрадуетесь вернуться домой, да? — Он, кажется, хотел поговорить.
— Сильно.
— Когда завтра остановляемся, вы идете в Афины?
— Собирался.
— Наверно, хорошо Афины вы знаете?
— Бывал там раньше.
Мистер Куветли помедлил. Улыбка стала совсем елейной.
— Вы в положении сделать мне услугу, мистер Грэхем.
— Какую же?
— Я не хорошо Афины знаю. Никогда не бывал. Разрешите идти с вами?
— Да, разумеется. Буду рад компании. Но я просто собирался купить английских книг и сигарет.