<p>
</p>
<p>
ГЛАВА 10.</p>
<p>
</p>
<p>
До выпуска остается пять дней! Все экзамены давно сданы, комиссия уехала, мы свободны, как ветер. Муштра тоже закончена, генеральная репетиция, в которой принимали участие и летчики и все роты позади. Уже никто не ходит в учебный корпус, никто не появляется в столовой, о прохождении строем по училищу вообще речи не идет, так как из роты постоянно присутствует человек десять-двадцать и те меняются, дискретно, так у нас в штурманском деле говорится. В общежитии разброд и шатания, Чуев закрылся у себя в кабинете и нос не кажет в коридоре. Ему уже дали новую двадцать третью роту, но и там он появляется, видимо, очень редко. Даже старшина не может к нему попасть. Взводные все-таки появляются каждый день, но они просто курят вместе с нами в умывальнике и туалете, братаются, натянуто смеются, вспоминая смешные случаи и исчезают в новой роте. Там они дерут молодое поколение, злобствуют и тиранят «плафонов». Про построения для увольнения никто не вспоминает. Хочешь иди, не хочешь сиди в комнате. Постоянные увольнительные записки у нас давно в карманах, но мы их даже не достаем, это уже простые бумажки. Вообще над всеми нами веет воздух свободы и даже некоторого беззакония. Комплект офицерской формы мы получили еще позавчера, парадный китель с брюками и золотыми погонами я отнес домой, так сделали все. Так как ночь перед выпуском я проведу дома. Ночую я иногда дома, но не каждый день, отчего-то мне кажется, что в общежитии слаще спится, да и веселее здесь. Утром все равно тем, кто ночует дома надо еще появляться в общежитии, но нас никто не проверяет, не считает и не беспокоит. Старшина объявляет построение, мы нехотя бредем в строй, а потом, выслушав план на день, который кстати очень простой, все сводится к сдаче курсантского имущества, разбредаемся по комнатам и умывальникам с туалетами. На этаже грязь, уже никто не дежурит, а курсантов младших курсов пока не назначают дневальной сменой на этаже, это происходит только сегодня.</p>
<p>
Мы стоим в умывальнике и курим. Время одиннадцать, и мы собираемся пойти в блинную, которая недавно открылась через дорогу, пообедать. У меня появилось немного денег – это Тупик расплатился со мной по карточному долгу. Он стоит рядом и на нем все еще курсантская «парадка», как и еще на нескольких наших товарищах.</p>
<p>
- Олежка, ты в курсе традиции? – улыбается Бобер.</p>
<p>
- В курсе! Я не дамся! – опять по-настоящему злиться Тупик, его уже все достали с намеками, предупреждениями и не скрываемыми прямыми угрозами. Речь идет о старой традиции, существующей чуть ли не с момента основания училища и его первого выпуска. Ночью, перед выпуском, причем не в последнюю ночь, а в одну из последних, курсанты, те что выпускаются в обычные полки, ловят курсантов, попавших по распределению на флот. Они их затаскивают на прыжковую вышку и бросают с нее в бассейн, который до настоящего времени еще не спущен.</p>
<p>
- Поймаем! – смеется Бобер.</p>
<p>
- Посмотрим! – Тупик кидает недокуренную сигарету и в сердцах уходит в комнату к Пашкину, который приютил этого женатика-моряка.</p>
<p>
- У тебя рубли есть? – спрашивает меня Бобер.</p>
<p>
- Есть.</p>
<p>
- Поменяешь мне, а то у меня пятерка.</p>
<p>
- Ладно.</p>
<p>
Это уже другая традиция. Впрочем, таких традиций, связанных с деньгами, несколько. Первой и самой главной, неизменной, самой почитаемой и уважаемой является традиция, когда молодой лейтенант отдает свой рубль первому курсанту или солдату, отдавшему ему честь. С этой целью наши будущие лейтенанты заранее приобретают рубли, готовясь вручить рубль счастливчику. Зная об этом, многие курсанты даже специально подкарауливают молодых лейтенантов. Со мной такой казус произошел на втором курсе. Я был назначен в день выпуска на уборку территории перед училищем. И вот подметая я заметил приближающегося лейтенанта, прекратил мести и отдал ему честь, без всякой задней мысли. Я тогда не знал об этом обычае. За это лейтенант вручил мне полновесный рубль. Рассказав удивленно об этом случае Вадьке, я узнал от него об этом обычае. Кроме этого у лейтенантов нашего училища принято при прощании со знаменем училища, когда офицеры становятся на одно колено, положить под него металлический рубль, который остается лежать на плацу и после прощания. Кроме всех этих рублей, нам остро нужны мелкие и крупные монеты. Другой традицией положено проходя в парадном лейтенантском строю мимо трибуны, кидать в воздух горсти монет. С этим обычаем вот уже много лет безуспешно борется наш комбат. Он считает, что это недостойно звания советского офицера. Берет с выпускников слово, что те не будут кидать в воздух мелочь, но с каждым разом во время прохождения строя перед начальником училища вверх летят монеты разного достоинства и со звоном рассыпаются по плацу.</p>
<p>
- Когда будем Ловить Тупика? – спрашивает Фома, только что вошедший в туалет.</p>
<p>
- Давайте завтра утром.</p>
<p>
- Договорились.</p>
<p>
- Не знаете, Перовский решил с рестораном? – беспокоится Сусик, появившийся из кабинки и застегивающий галифе.</p>
<p>
- Вроде да. «В дали от жен» забронировали.</p>
<p>
- Блин! Добираться не очень удобно, - сетует Сусик.</p>
<p>
- Да ладно, мотор возьмешь! – машет на него Фома.</p>
<p>
- Придется… - Сусик уходит, за ним ухожу и я, оставляя Бобра курить уже с Фомой.</p>
<p>
Вечером я сижу в парке на лавочке один. Мне никто не нужен, я в тоске и печали. Листва засыпает меня золотом осени, кленовые листья стекают с меня словно огромные, плоские капли воды. Оркестр не играет, тишина нарушается только детским смехом и неспешными беседами проходящих мимо меня пенсионеров. Но я не разбит и не подавлен. Я мечтаю. А мечтаю о том, как прослужив пару лет поступлю в академию, закончу ее и попаду в «придворный» полк, после которого у меня откроется дорога в академию генштаба. Потом будет Москва. И вот тогда я найду Лору. Она оценит мое восхождение и, конечно, даст согласие на мое предложение, ведь все причины отказа будут уже несостоятельны.</p>
