<p>
- Вылезайте, ребята, - говорит он тихо, проникновенно и совсем не по-военному мягко.</p>
<p>
Мы, не спеша, стараясь не побеспокоить ни мертвого, ни его родственников и соседей, выпрыгиваем на землю, придерживая карабины на плече, которые при приземлении бряцают. Странно, но меня озаряет догадка, вот почему говорят «бряцать оружием». Синие ворота открыты. Во дворе стоят табуретки и лавки. Вокруг очень много народу. Здесь и женщины, и мужчины и даже дети. Кажется, что вся улица проснулась. Никто не обращает на холод никакого внимания. Женщины не расчесаны в каких-то куртках и телогрейках, мужики без головных уборов, мрачные и молчаливые.</p>
<p>
К нам подходит майор в полевой форме. Я узнаю его, это помощник коменданта гарнизона.</p>
<p>
- Так, курсанты, выносим гроб и ставим его во дворе на табуретки. Понятно? – он говорит с нами строгим командным голосом.</p>
<p>
- Понятно, - довольно дерзко и непочтительно отвечает ему Васильев.</p>
<p>
- Я не понял, сержант, что ты такой смелый?! – замечает тон Сереги и пытается поставить его на место майор. – Может хочешь потом посидеть у меня на губе?</p>
<p>
- Майор! Занимайся свои делом! – вмешивается наш подполковник. – Не цепляйся к моим людям!</p>
<p>
- Надо понимать с кем разговариваешь? – пытается оправдаться помощник коменданта.</p>
<p>
- Хватит! Нашел место! – обрывает его подполковник и тот замолкает.</p>
<p>
Мы аккуратно выдвигаем гроб по полу кузова и перехватываем его. Несколько курсантов подставляют плечи и он, в конце концов, оказывается на плечах шестерых человек, по три с каждой стороны. Я, Вадька, Тупик, Васильев и еще двое курсантов не принимаем участие в выносе гроба, а стоим возле машины и держим карабины своих товарищей. Гроб плавно плывет мимо расступившихся людей и опускается во дворике. Одна из женщин, видимо мать, кидается на него с криком и голося навзрыд начинает обнимать и целовать красный ящик. Ее пытаются оттащить от гроба, но она хватается за него руками. Я не в силах смотреть, отворачиваюсь и смотрю на противоположную сторону улицы. Еще бы закрыть уши, чтоб не слышать этот пронзающий душу рев матери, потерявшей своего сына.</p>
<p>
- Однако приятное времяпровождение у нас, - говорит Вадька, останавливаясь рядом со мной.</p>
<p>
- Да уж…</p>
<p>
- Охренеть… - рядом нарисовывается Тупик, он достает сигарету и пытается прикурить, чиркая спичкой, которая никак не может вспыхнуть. Он бросает ее и достает другую, которая тоже сопротивляется.</p>
<p>
- Оставь, - прошу я его оставить докурить, потому что мои сигареты закончились.</p>
<p>
- Ладно, - третья спичка загорается, и я чувствую приятный запах табака, который возвращает меня к повседневной, такой обычной и спокойной жизни. Я вдыхаю этот аромат и стараюсь не обращать внимания на раздражающие крики и причитания. Этот дым становится для меня некой опорой или каким-то якорем, который держит меня возле бухты жизни, неподверженной штормовым волнам.</p>
<p>
Вскоре вернулись другие шестеро курсантов, они поставили гроб в указанное место и им там больше делать нечего. Они тоже закуривают. Мы ждем команды уезжать. Все вокруг становиться невыносимым, всем хочется уехать и не видеть больше этого материнского рыдания и скорби, лицезрение горя не легкое чувство.</p>
<p>
- В машину, ребята, - это подошел подполковник, его голос тих и немного дрожит.</p>
<p>
Мы залезаем по очереди в кузов, усаживаемся и не смотри друг на друга, все поглощены увиденным и услышанным. Автомобиль взревел и, развернувшись в несколько этапов, покинул печальное место. Мы едем в училище в полном молчании.</p>
<p>
</p>
<p>
* * *</p>
<p>
</p>
<p>
Прошло еще две недели. Наступила настоящая зима. В тот год снег выпал рано и таять не хотел. Оттепели пока не показывали своего носа, а умеренные холода не позволяли снегу, чуть припорошившему чернозем, пожухлую траву, сухие не убранные листья и превратившего город из грязного и серого в светлый, но никак не чистый. До Нового года оставались считанные дни. И на повестку дня встал вопрос места его встречи. Стас собирался встречать праздник со своими школьными друзьями Мариком и Шуриком. Бобер, познакомившийся с девушкой, планировал встречать его с ней, а Вадька надеялся на протекцию своего отца, который пообещал отпросить его на несколько дней домой, в родной городок. Я же никак не мог определиться с кем мне встречать самый лучший праздник в году. Девушки у меня на тот момент не наблюдалось. Друзья собирались встречать отдельно. С волнением я ждал субботы, чтобы узнать, как собирается встречать Новый год Вовка и Кузя. В моих планах было встретить бой курантов с родителями, а потом плавно перебраться к Вовке или в другое место, но в его компании. Настроение последние дни отличалось приподнятостью и каким-то счастьем, которое бывает только в молодости, когда каждый год тебя приближает не к старости, а к какой-нибудь цели, к завершению очередного этапа и началу нового. Как же! Новый год сулил новую жизнь и не только в пожеланиях, что произносятся с ударом часов и звоном бокалов: «С новым годом, с новым счастьем!». Он по-настоящему обещал новую, неведомую, взрослую жизнь! В новом году закончится все старое и опостылевшее, а начнется новое счастливое и не детское.</p>
<p>
Была пятница. Занятия закончились, мы поужинали и сидели в комнате вчетвером, распивая грузинский чай с печеньем, что купил Вадька.</p>
<p>
- Так что ты там говоришь? – спрашивает Вадька Бобра. – Что страшные истории любил в пионерских лагерях?</p>
<p>
- Ага… - Серега отхлебывает горячий напиток из своего стакана и, издав восхищенный возглас, продолжает. – Я такие истории рассказывал, что все со страху чуть ли не описывались. Впрочем, я не утерял свой талант.</p>
