- Да вот хотя бы дочка Елены Кузьминичны. Она начальник заготпункта. Между прочим, очень добрая женщина. Обласкает любого курсанта и молодого лейтенанта. Не знаете такую?</p>
<p>
- Знаем.</p>
<p>
- А дочку ее видели?</p>
<p>
Женька посмотрел на меня. Его взгляд перехватил лейтенант и сразу же догадался обо всем.</p>
<p>
- Что, крутил с ней? – спросил он напрямую меня.</p>
<p>
- Да было дело…</p>
<p>
- Зря!</p>
<p>
- Почему?</p>
<p>
- Ну, если хочешь жениться на ее маме, то валяй! – он наливает по стаканам еще самогона, вонючего, но крепкого и легко пьющегося. Полк не спиртоносный, поэтому ни «султыги», ни «масандры» здесь не пьют. Все офицеры берут самогон у местных женщин, которые, не стесняясь особенно милиции, варят его в изрядных количествах. – Понимаешь, Елена Кузьминична очень любит свою дочь и готова для ее счастья на все. Она будет контролировать каждый шаг своего зятя. Причем даже не находясь рядом.</p>
<p>
- Это как? – прервал я Сергея.</p>
<p>
- А разве вы не знаете, что про нее говорят местные?</p>
<p>
- Нет…</p>
<p>
- Хм… говорят она немного подколдовывает. Так что зять будет ходить по струнке, а иначе изживут его со свету. Так-то!</p>
<p>
- Да брось ты, Сергей! – Женька не верит ни единому его слову. Он атеист и в сказки тоже не верит, поскольку убежденный материалист.</p>
<p>
- Ну, не верите, не надо! Ваше дело!</p>
<p>
- А ты что, веришь? – удивился Строгин.</p>
<p>
- Как тебе сказать… давайте выпьем!</p>
<p>
Мы чокаемся гранеными стаканами, что принесены из офицерской столовой и возможно даже не самим Сергеем, а какой-нибудь поварихой или официанткой, которая после первой ночи, проведенной с ним, посчитала, что у нее может быть любовь с молодым «лейтехой» и возможно она сможет даже выскочить за него замуж.</p>
<p>
Самогон уже идет с трудом, и я морщусь, но закуски уже нет, последний кусок колбасы растаял во рту Строгина в прошлый тост. Женька сует мне кусок хлеба только что побывавший в пустой банке из-под шпрот и хорошо смоченный пахучим маслом. Какая-никакая, но закуска. Хорошо, что мы пока не стали тушить окурки в этой банке. Сам же он достает папиросу из пачки «Беломорканал» - сигареты давно кончились, закуривает вместо закуски. Он намного крепче меня и для него закурить словно закусить.</p>
<p>
- Так ты веришь во все эти бредни? – повторяет свой вопрос Строгин.</p>
<p>
- Жека, а разве ты не помнишь в прошлом году приведение? – напоминаю я ему случай в парке дома офицеров.</p>
<p>
- А! То мы были пьяны, чего спьяну-то не померещиться! – я смотрю на него и вижу, что он на самом деле то ли забыл, то ли переосмыслил происшедшее и теперь ему даже немного стыдно вспоминать. – Так ты веришь?</p>
<p>
- Во многое, что объяснить не могу, не верю, но сомневаюсь… - уклончиво отвечает лейтенант.</p>
<p>
- Э! Это не ответ!</p>
<p>
- Знаешь, я расскажу тебе один случай. Было это два года назад. Я проходил стажировку тогда под Архангельском. Места там тоже глухие, может даже поглуше чем тут. Полк стоял вообще далеко от какого-нибудь города. Верстах в трех от них была только одна деревенька и это все. В деревеньке молодежь не жила, а только старухи да несколько дедков сидели по избам, выглядывая в окна, завешенные даже не тюлем, а какими-то самодельными кружевами. В общем пойти было совершенно некуда. Впрочем, нет худа без добра! Мы тогда столько наводили, что, приехав в училище, кафедра БУ не поверила нам. Они даже звонили в полк и узнавали реальные ли записи в наших штурманских книжках. И сам командир полка им подтвердил. Нам еще записали поощрение от самого комбата. Так вот делать в полку было совершенно нечего. Офицеры либо сидели по квартирам со своими женами, либо беспробудно пили. Спирта было хоть задницей пей. Девать некуда. У них на вооружении стояли еще «сушки». Помню сидим мы со штурманами-холостяками, пьем «султыгу». Кончилась банка, а нам мало. Меня и посылают на полосу к технику такому-то, скажи, говорят, что мы прислали и дают мне чайник из солдатской столовой. Я тогда не понял зачем. Так вот прихожу я на аэродром, иду к первой эскадрилье. Там техники корячатся вокруг самолета, обслуживают «сушку». Спрашиваю есть ли такой-то. Он отзывается. Я ему говорю, что меня прислали штурмана. Он спрашивает куда наливать. Я ему сую чайник. Пойдем! – говорит и подводит меня под крыло. Потом что-то открывает и говорит: Держи чайник здесь! Я подставляю куда-то, а оттуда как захлещет спиртяга словно в ванну вода набирается. Короче чайник за секунду наполнился. Я обратно несу выпивку. Вот преимущество спиртолетов! Так, о чем я? – он потерял нить своего рассказа и глупо посмотрел на нас.</p>
<p>
- О случае на стажировке! – подсказывает Женька.</p>
<p>
- Ну, вот такой случай был.</p>
<p>
- Нет, ты о нечистой хотел рассказать и говорил, что веришь во все это.</p>
<p>
- А! Об этом… - он замолчал. Потом достал папиросу, прикурил и потом еще долго молчал, видимо собираясь с мыслями или вспоминая о неприятном. Мы его не перебивали. Наконец, он, тряхнув головой словно пробуждаясь ото сна, продолжил: - Так вот, пристрастились мы тогда к спирту, пили каждый вечер и даже днем начали прикладываться, но на вторую неделю вызывает нас к себе командир полка и такой нам сделал разнос! Я говорит узнал, что вы пьянствуете с офицерами! Да как такое возможно?! Вы молодые люди, а пьете словно пропащие алкоголики! Запрещаю, говорит, вам даже притрагиваться к «султыге», лично проконтролирую! И что вы думаете? Пошли мы вечером к одному штурману, туда, где собирались холостяки, а нас не пустили. Штурмана так и говорят, мол есть приказ полковника и мы не будем его нарушать. И так несколько дней, как мы не просились к ним, они нас не пускали. Потом мы решили пойти к техникам и напрямую взять у них спирт, но и те нам отказали. Короче полный облом! Несколько дней мы не пили! Слонялись вечерами в поисках выпивки, но ничего не могли найти. И вот дня через три на КП один планшетист-дембель и говорит нам, что рядом с полком, в трех километрах есть деревенька, в которой бабка варит самогон и они бывало бегали к ней в самоволку. Продает она мол не дорого, но качество отменное. Вот и надумали мы туда наведаться. Собрались вечерком после ужина и пошли куда нам указал дембелек. Лесом по тропе дошли до той деревеньки. А она совсем небольшая, домов, наверное, десять. Идем по единственной улице и думаем в каком же доме живет та бабка, спросить то мы не спросили! Решили постучаться в первый попавшийся дом и спросить у хозяев, кто в деревне торгует самогоном. В первом нам не открыли, во втором, как только мы подошли залаял пес так, что мы не решились стучаться в окно и прошли мимо. А вот во дворе третьего смотрим сидит такая старушка, благовидная, в платочке, словно с картины какой-нибудь из Третьяковки. Окликаем ее, а она словно глухая смотрит на нас и молчит. Тогда я открыл калитку, покосившуюся, всю трухлявую и подошел к той старухе. Посмотрела она на меня так внимательно, что мне стало совсем не по себе, мурашки по коже забегали. Я и спрашиваю ее так вежливо: Где тут у вас, бабушка, торгуют самогоном? А она молчит и продолжает смотреть на меня. Я повторяю ей свой вопрос. Она не отвечает. Тогда я решил, что она глухая. Поворачиваюсь и уже собираюсь возвращаться к своим товарищам. И тут слышу ее голос за спиной. Выпить хочешь? Я поворачиваюсь и говорю, что мол очень хочется. А она опять так пристально смотрит на меня у меня в глазах потемнело, я словно куда-то полетел и потом словно очнулся. И кажется мне, что стою я на кладбище на самом краю свежевырытой могилы, вот-вот могу упасть. Кругом такая тишина, как говорят кладбищенская. Стою я качаюсь и чудом не падаю вниз. А могила глубокая, такая, что не могу увидеть дна ее. И тут чей-то голос и говорит: смотри вот ты стоишь перед чем. Мол если продолжишь пить, то непременно свалишься! У меня коленки трясутся я боюсь упасть, а назад не могу сделать шаг, чтоб не свалиться. А земля постепенно начинает под ногами осыпаться в могилу и ноги мои тихонько съезжают. Я как закричу и словно проснулся. Словно открываю глаза после сна. Стою я уже за калиткой перед своими друзьями и слышу, что они меня спрашивают про самогон. А я как закричу на них, мол хватит пить! Пошли домой, а то сдохнем все! Смотрю друзья тоже перепугались, и мы быстренько бегом побежали в гарнизон, благо светло было, белые ночи. Прибежали мы, легли спать. На удивление не снилось нам ни кошмаров, ничего другого. Но на следующий день у нас желание пить, как рукой сняло. И всю оставшуюся стажировку мы провели в праведных трудах, за что и получили благодарность от комбата. Так вот…</p>