Турецкий не верил своим глазам. Чудны же дела Его… Ролик не отличался продолжительностью. Изображение размытое — как и должно быть на телефоне. Но все видно. Запись с телефона перенесли на компьютер, а с компьютера уже «тиражировали». Дрожит небо, усеянное легкими облачками. «Оператор» судорожно наводит камеру на нужный объект. «Отлично, Павел Аркадьевич, — доносится со стороны молодой мужской голос. — Этот уже крупнее. В третий раз вы, наверное, поймаете щуку». — «Шутишь, Гриша, откуда в этом озере щуки?» — голос, по всей очевидности, принадлежит человеку, ведущему съемку. Нужный объект пойман в объектив. От оператора его отделяет не больше трех метров. Объект, а это, видимо, генерал, мужчина в болотных сапогах, ватных брюках и стеганой куртке, стоит под небольшим обрывом. Дальше в воду он войти, вероятно, не может — глубина. Держит удочку, развернувшись к берегу. Над землей — между озером и оператором — болтается заглотнувший наживку карась вполне приличного размера. Генерал доволен, у него открытое скуластое лицо, стрижен под бобрик, глаза блестят от возбуждения. Карась совершает смазанный скачок, но не срывается с крючка, висит, болтая хвостом. В объектив попадает внушительная коряга, наполовину погруженная в ил, ветки тальника — конец апреля, проклюнулись почки, но листьев пока нет; дальний берег озера, покатый склон с разбросанными пучками кустарника. «Ладно, Максим, хорош снимать», — доносится голос генерала. Камера вздрагивает, делает медленный разворот, фиксируется на другом объекте — молодом человеке в утепленной кожаной куртке. Он улыбается, отмахивается от оператора, как от назойливой мухи. За спиной субъекта видны кусты, просматривается капот джипа, складной стульчик, кучка хвороста, приготовленная для костра…

— Это Гриша, — комментировал Сыроватов. — Григорий Вадимович Слепнев.

Но оператор не прекращает съемку. Камера возвращается на исходную. Снова в объектив попадает Павел Аркадьевич Бекасов. Он уже не демонстрирует пойманную рыбу. Снял ее с крючка, взобравшись на обрыв, теперь медленно слезает обратно в воду, держа карася в оттянутой руке. Делает шаг, другой, нагибается к колу, воткнутому в ил. Там у него садок. Павел Аркадьевич опускает в садок рыбу, выпрямляет спину. За спиной оператора раздается громкий хлопок. Стреляют без глушителя. Вскрик, вздрагивает камера в руке Максима. Но секунду-другую он продолжает снимать. Видно, как резко оборачивается Бекасов. У него огромные от изумления и страха глаза. Лицо покрывается смертельной бледностью, опускаются руки. Он смотрит немигающими глазами куда-то за спину Максиму — практически вниз, вероятно, на застреленного охранника Гришу. А далее камера дергается, убегает в сторону, открывается небо, испещренное облачками, звучит второй хлопок — он громче прежнего. Отрывистый хрип, картинка вновь совершает дугу, трясется, стремительный хоровод, в котором мелькает небо, земля, кусты на берегу, застывшая в воде фигура генерала. Третий выстрел. Все обрывается, наступают тишина и темнота.

Было бы неправдой сказать, что «кино» не произвело впечатления. Турецкий молчал, постукивая пальцами по стакану. Прокурор вновь добрался до аппаратуры, извлек диск.

— Выпьем, Александр Борисович?

— Легко, Виктор Петрович.

Выпили, стукнувшись стаканами. Бутылка обмелела почти до дна — осталось что-то ничтожное, в полногтя.

— Миленько, Виктор Петрович, — хмыкнул Турецкий, дав организму усвоить выпитое. — Я имею в виду кино. Хотя и коньяк неплох. Допивайте, если хотите. Ну, что ж, презабавная штучка, вы правы — как бы цинично это не звучало. Почему оборвалась запись? Для съемки видео мобильным аппаратом не нужно удерживать клавишу. Запись должна продолжаться.

— Аппарат обнаружили под телом Максима. Были очень удивлены, исследовав снятое. Съемка явно не постановочная. Почему убийца не реквизировал телефон? Возможно, именно потому, что он лежал под телом.

— Он не мог не видеть из своего укрытия, что Максим ведет съемку.

— А что ему? — пожал плечами прокурор. — Убийца в кадр не попал, зачем ему тревожиться? Он выполнил свою работу — нейтрализовал охрану, после чего спокойно застрелил генерала. Того отбросило выстрелом, а там глубина. Погрузился на дно, зацепился за корягу. Если ранение и не было смертельным, он нахлебался воды, умер…

— Я это прекрасно понимаю, — поморщился Турецкий. — Так как насчет продолжения съемки?

— Вы правы. Оказавшись на земле под телом, телефон продолжал работать в режиме видеосъемки. Изображения не было, это понятно, а также не было никаких звуков. Эксперты внимательно изучили запись. А что они могли услышать? В лучшем случае, звуки природы. Убийца удалился, а мертвые, как известно, безмолвны. Камера продолжала работать после падения тела не больше минуты, потом произошло переполнение памяти, запись автоматически прервалась. Все снятое осталось в телефоне. Вскоре разрядился аккумулятор. Но эксперты оживили это устройство…

— В памяти, должно быть, осталась информация, в какое время был сделан клип, — пожал плечами Турецкий. — И уже не надо определять время убийства. Оно известно доподлинно, с точностью до секунды.

Прокурор засмеялся. Выпил остатки, как-то виновато глянув на собеседника.

— Я думал, вы технически подкованы, Александр Борисович. Время съемки в телефоне не отображается. Во всяком случае, не в этой модели. Принято двадцать третьего марта, размер файла, размер картинки, продолжительность записи. И все. Да и нужно ли это? Эксперты изучили запись. Солнце в тот день проглядывало сквозь облака. По его расположению вычислили время, практически совпавшее с выводами медэксперта, сделанными на основании замеров температуры печени. Полдень, возможно, начало первого, возможно, за несколько минут до полудня. Не суть важно.

— Из какого оружия были застрелены потерпевшие?

— Это «Беретта», девятый калибр.

Турецкий вздрогнул. По случайности ли все это странное дело соткано из совпадений? «Беретта», девятый калибр — такое же оружие спрятано у него в машине.

— Прекрасно, Виктор Петрович. — Он сделал все, чтобы прокурор не уловил замешательства. — Оружие, как я понимаю, преступник не оставил на месте преступления.

— Ничего не нашли. Наемный убийца, бытует такое мнение, должен бросать оружие.

— Не всегда, — возразил Турецкий. — У него могут быть дальнейшие планы на этот пистолет, он мог не быть профессионалом, он мог ввести вас в заблуждение, делая вид, что он не профессионал. Он мог выбросить пистолет в озеро, а водолазы его не нашли, поскольку искали предмет значительно крупнее. Масса вариантов. Вы не могли бы оставить мне этот диск? Люблю, знаете, посмотреть кино перед сном.

— Конечно. — Сыроватов всунул диск в конверт и пристроил на журнальный столик. — Приятного просмотра, Александр Борисович. Вынужден вас покинуть, а то супруга дома устроит трепку. Спокойной ночи.

Он сидел, выставив ноги в проход, смотрел из-под прикрытых век, как прокурор покидает гостиничный номер. Когда закрылась дверь, он закрыл глаза. Несколько минут просидел без движений. Потом пробормотал:

— Интересно, Виктор Петрович, весьма интересно, если не сказать, что странно…

Встал, подошел к двери, приложил к ней ухо. Тихо открыл, высунул нос в коридор, где царил полумрак. Закрыл дверь, пару раз провернул собачку, набросил цепочку. Выключил верхний свет, в темноте подошел к окну, отогнул штору. Руководство гостиницы экономило не только на внутреннем освещении, но и на наружном. Фонарь наличествовал, но не выполнял свои прямые обязанности. В темноте выделялась кирпичная декоративная ограда, фрагмент единственной на парковке машины — за которую Турецкий еще не выплатил кредит; кусты, примыкающие к ограде. Дежа вю какое-то.

То, что он сделал потом, удивило даже его самого. Он отдернул штору, распахнул окно, ловко оседлал подоконник и через мгновение был уже снаружи. Пересек парковку, остановился. Подождал, пока привыкнут глаза, начал вглядываться в заросли молодой акации. Нет, не паранойя, что-то в этом было…