Поколебавшись, девочка взглянула в освещенную растущей луной воду.

Длинные бордовые волосы обрамляли бледную, с синеватым отливом кожу. Нос, ставший тоньше и явно выправившийся от полученного еще в детстве перелома, бледные, оставшиеся вроде без изменений губы и… глаза., красные, немного отсвечивающие в темноте глаза. Ногти на руках вытянулись, огрубели и заострились. По неосторожности девочка уже пару раз полоснула ими себя же, но вновь не обнаружила ранок. Кода на всем теле покрылась шероховатым, синеватым, словно чешуйчатым слоем, уплотняющимся на локтях, коленях и животе. Деформированные ступни ног, с такими же когтями и теперь отступающим слегка назад большим пальцем (мизинца девочка не досчиталась). И Крылья. Орта попыталась их расправить, и с третьей попытки ей это удалось. Они действительно напоминали крылья летучей мыши, но перепонки были толще, покрытые все той же чешуйчатой кожей и с заострениями на костях, образующих видимый костяк крыл. Орта повела плечами, прислушиваясь к новым ощущениям. Она с сомнением рассматривала тонкую перепонку. Неужели она сможет на этом летать? Летать? Как это вообще делается?

Жажда огненным круговоротом скрутила желудок. Ребенок склонился над водой, но она никак не утолила эту жажду.

Умывшись, девочка огляделась. Щенок все так же сидел возле нее. Она хотела погладить его, но опасалась, что он испугается ее теперешней. А еще она боялась не сдержаться, ощутив под рукой со страшными когтями бегущую кровь. Бегущую воду она ощущала, просто приложив ладонь к камню или земле.

Обхватив руками колени, Орта хотела расплакаться, но поняла, что не может. Слез не осталось. Оставалась борьба за выживание. Она этого не понимала, но четко осознавала каким-то интуитивным чутьем, принадлежащим, может, не столько ей, сколько той, кем она теперь была.

Прохладный ночной воздух и свет луны исцелял измученное жарой и солнцем тело, новые ощущения опьяняли голову.

Девочка слышала, как в паре сотен метров от нее пробежал заяц, а на соседнем дереве ночная птица чистит крылья. Одно за одним, одно перо за одним. Девочка знала, что через пару верст ручей повернет направо, а затем вольется в довольно большую реку, где много рыбы, колышущей толщу воды своими плавниками.

Заяц приблизился, выискивая что-то в траве. Орта попыталась встать, чуть приподняв крылья. Равновесие она приобрела, но довольно шаткое. Девочка немного развела крылья, выискивая удобное положение. Когти ног глубоко вошли в землю, едва удерживая пошатывающееся тело. Девочка сделала шаг, качнулась, но выстояла. Пройдя немного вдоль ручья, Орта поняла, что главной ее ошибкой было ходить, держа крылья опущенными и напряженными, при этом не помогая удерживать равновесие большим пальцем ноги, так непривычно находившимся перпендикулярно своему обычному положению.

И снова пульсация чужой крови в ушах, но уже не щенка. Еще не осознав, что делает, Орта прыгнула вперед. Придя в себя, именно в свое сознание, девочка почувствовала странный вкус на губах и осознала, что держит в руках обмякшую тушку зайца. Вскрикнув, Орта отбросила ее в сторону, ужасаясь от одной мысли, что она убила животное. Огонь, сжигающий ее внутренности, притупился. Девочка подняла руку, чтобы откинуть свисавшие со лба, уже спутавшиеся волосы, и увидела кровь. Не свою кровь, она поняла это сразу. Спотыкаясь, нелепо взмахивая крыльями, Орта подскочила к ручью и с ужасом уставилась на свое отражение в воде. Ее лицо до глаз было испачкано чем-то темным. И она уже знала, что это было. И сколько бы девочка не умывалась, не оттирала руки, ее не покидало ощущение, что она грязная.

Орта вздрогнула. Знакомая волна боли пронеслась по всему телу – она снова выглядела как человек.

Следующие три недели Орта провела в лесу, привыкая к своей нежеланной ипостаси. Щенок ее не покинул, хотя щенком его уже сложно было назвать – потихоньку он превращался в гибкого поджарого пса. Днем девочка спала в тени старого дерева или в каком-нибудь ущелье, спасаясь от солнечных лучей, ночью же охотилась на мелких животных, по неосторожности подкрадывающихся слишком близко. За это время девочка узнала, что может больше минуты не дышать, карауля жертву, что изредка может появляться на солнце, что крылья могут даже помогать перемещаться быстрее по лесу. Правда, летать она пока не училась, да и не была уверена, что когда-нибудь сможет. Сначала ей не нравилось убивать, а тем более пить кровь, иногда она даже плакала над растерзанной ей же тушкой животного, но со временем вдруг осознала, что ей нравится чувство охоты, погони и даже, совсем немного, вкус еще не свернувшейся крови. Пыталась она питаться и мертвыми животными, но после ей было настолько плохо, что она больше к этому не возвращалась.

Пару раз девочка натыкалась и на волков, один раз даже на медведя. Хищники косились на нее, но пока обходили стороной. Доверяя своим уже в большей степени звериным инстинктам, девочка понимала, что пока они думают, что она не одна, а если нападут – получат от нежити покрупнее. Но со временем, она не сомневалась, на нее все-таки набросятся, так как охотилась, и она это знала, на чужой территории этого, оказывается, полностью поделенного между хищниками леса.

Пес временами даже помогал ей, загоняя зверя попроворнее прямо на сидевшую в засаде подругу. Любую еду они делили пополам, так как кроме крови, девочка это тоже уже поняла, ей от добычи, в принципе, ничего не было нужно.

Однако, вместе с тем Орта поняла, что хочет нечто большее, чем заяц или птица. Настоящий страх за себя к ней пришел, когда она едва не напала на ребенка, заблудившегося в лесу. Отрезвил ее только ощутимый укус Пса. Ощерившись в ответ, Орта поспешила вернуть человеческий облик и вывела ребенка к ближайшему селению.

Покидать тени леса Орта не стала, лишь сев поодаль и наблюдая а жизнью людей, о которой начала уже забывать. Несколько ребятишек играли на улице, задирая девчонок, залазив в чужие сады и получая по ушам от родителей. Кто-то из взрослых праздно шатался по улицам, кто-то обжигал глину, строгал что-то из дерева, кормил скот и занимался прочими обязанностями. С заходом солнца в окнах загорались лучины, из печных труб тянуло дымом и чем-то смутно знакомым, даже, наверно, вкусным. Хихикающие парочки скрывались в тени деревьев, слух Орты улавливал какие-то глупые фразы, произносимые почему-то с шепотом и придыханием, хотя их все равно, кроме них троих, никто не слышал. В корчме звучала музыка, гул веселых голосов и брань корчмаря.

Орта встала. И пообещала себе, что никогда не станет Зверем.

Но трудно сдержать эту клятву, постоянно борясь с жаждой крови, выжигающей порой все изнутри. Хотя даже не это мешало ей вернуться жить к людям – бордовые волосы и глаза выдавали нечистую сущность, а заставить исчезнуть их девочка не могла. Однообразные дни стирали из памяти уже казавшуюся нереальной жизнь в селении, а пара стычек с хищниками позволили звериным инстинктам все-таки заполнить сознание ребенка, который всего за месяц повзрослел на пару лет.

А еще через месяц Орта столкнулась с охотниками. Нападать на людей она не хотела, но они уже обнажали свои мечи. Пара лучников держали ее на прицеле. Уйти ей тоже никто не давал – эти люди давно охотились в лесах и привыкли к разного рода нечисти. Пес попытался защитить свою хозяйку, но его попросту отшвырнули в сторону, а Орта приказала не лезть – их мысленная связь, обнаружившаяся совсем недавно, крепла с каждым днем.

Пес нехотя послушался.

- Я, кажется, слышал об этой девчонке, - усмехнулся один из мужчин, разглядывая насупившуюся Орту, - ее не добили в Малых Ярах. Выжила, нечисть, - брезгливо сплюнул он на землю возле нее.

Орта замотала головой, силясь выдавить из себя хоть звук, но в последний раз она разговаривала уже очень давно, все больше рыча или шипя на более привычном обитателям лесам языке. Теперь из ее горла раздавался еле слышимый сип.

- Зверь, - брезгливо поморщился другой охотник, - давай, превращайся.