}Часто Билл удивлял нас с полковником своими знаниями и умениями. Он виртуозно ставил ловушки на небольших зверьков и птиц, которых потом искусно готовил на костре, используя одному ему известные травы и приправы. Подобными же травами он легко вылечил небольшую, но воспаленную рану полковника, порезавшегося ножом. Я не раз просил Билла научить меня искать и использовать лекарственные и съедобные травы и коренья, он выполнял мою просьбы, но как-то неохотно и быстро ссылался на другие дела, показав пару-тройку растений. Через некоторое время я понял, что Билл, кажется, совсем не хочет посвящать европейцев, чуждых ему людей, в тайны индейцев. Уяснив это, я меньше стал докучать Биллу с расспросами и просьбами, и тот, кажется, с благодарностью воспринял это.
}В целом, в нашем лагере царила обстановка спокойствия и умиротворенности, и, несмотря на не очень близкие отношения, с нашим проводником мы ладили и всегда были готовы придти на помощь друг к другу.
}В этой связи стоит описать один не очень приятный случай, произошедший ближе к концу нашего пребывания у озера Мичиган. Как я уже говорил, Билл очень следил за собой, и пользуясь случаем, почти ежедневно купался, хотя в это время года вода была практически ледяной. Меня температура воды, впрочем, тоже не удерживала от мытья, но я старался сделать это как можно быстрее, Билл же подолгу втирал в волосы и кожу золу, используя ее таким образом вместо мыла. Попробовав как-то раз такой способ, я убедился, что он крайне действенный, да и смывается зола намного легче. Так вот, как-то утром, когда полковник еще спал, а сам я в полудреме наблюдал за восходящим солнцем, я краем глаза заметил, что не вижу больше макушку нашего проводника, плескавшегося буквально в нескольких метрах от лагеря. Будто что-то дернуло меня изнутри вскочить с бревна, на котором я сидел, и с волнением начать всматриваться в то место, где секунду назад намывал волосы Билл. Я разглядел лишь расходящиеся в стороны круги на воде и, не медля, скинул с себя одежду, входя в воду. Она обожгла меня холодом, но я мало обратил на это внимания, потому что заметил, как Билл показался над поверхностью и снова погрузился в глубину. Я вплавь кинулся к тому месту, слава Богу, оно было недалеко от берега и не слишком глубокое. Нырнув, я увидел в прозрачной воде испуганное и белое лицо юноши, который, казалось, хотел глотнуть воздуха посиневшими губами, что ему, конечно же, не удавалось. Я обхватил его со спины и вытянул на поверхность, давая отдышаться. Его тело было ледяным, казалось, даже холоднее воды, и он дрожал, как-то неуклюже дергаясь и стараясь убрать с лица волосы. Мне было довольно тяжело удерживать безвольное тело, к тому же я начал замерзать, поэтому со всей возможной скоростью двинулся в сторону берега, пока через довольно небольшое расстояние не коснулся, наконец, ступнями земли. Билл тут же встал на ноги, освобождая меня от своего веса, и зачерпнув в ладони воды, умылся, все еще дрожа. Он почему-то не спешил выходить из воды, то ли от пережитого ужаса, то ли еще от чего, он соображал довольно медленно, и не сразу понял, когда я спросил, все ли с ним в порядке. Мне пришлось взять его за руку и потянуть к берегу, где я быстро вытер его и укрыл свободным одеялом. Вытершись и одевшись сам, я поставил на огонь воду и, достав небольшую фляжку с виски, подсел к Биллу. Тот с благодарностью принял напиток и отхлебнул чуть ли не половину. Он довольно быстро согрелся, и лицо его перестало напоминать белую простыню. Захмелев, он принялся благодарить меня за спасение, и неустанно сетовал на то, что он, умеющий отлично плавать и привыкший к холодной воде, чуть так нелепо не умер в паре метров от берега, когда у него свело от холода ноги. Он все никак не мог успокоиться, раскраснелся, корил себя и осыпал меня благодарностями, и, наверное, продолжал бы это делать до вечера, если бы проснувшийся полковник не потребовал рассказать ему детали произошедшего.
}Несмотря на всю неприятность того случая, определенную пользу он все-таки принес: в ответ на то, что я спас его, Билл стал чувствовать ответственность и за мою жизнь. Он старался этого не показывать, но я видел, что он стал с чуть большей заботой и вниманием относиться ко мне, и, безусловно, мне было приятно от того, что я стал ближе этому человеку, и вскорости мы, возможно, еще больше укрепим нашу дружбу.
***
}В середине первого летнего месяца мы отправились дальше. Погода благоволила нам, было тепло, но не жарко, дожди не докучали. Билл повеселел и теперь разделял наше воодушевление по поводу поездки. Они очень подружились с полковником, и теперь по вечерам частенько засиживались допоздна: Тадеус рассказывал о своих приключениях в разных странах, а Билл, раскрыв рот, слушал его и задавал вопросы, коих у него всегда было множество. Мне казалось, что юноша тоже хотел бы увидеть другие континенты, узнать, как живут другие люди. Наконец, наша маленькая компания полностью сплотилась, и в ней стали царить понимание и взаимовыручка. Мы довольно быстро, почти без остановок продвигались вглубь материка, и каждый день проходил весьма плодотворно. Моих записей и заметок, снабженных рисунками проводника, становилось все больше, я даже начал побаиваться, что мне не хватит бумаги до конца путешествия.
}Еще одной причиной, по которой Билл со все возрастающим энтузиазмом вел нас по нашему маршруту, было то, что мы пересекли границу земель сиу, и наш проводник уговорил нас на некоторое время остановиться у его родственников в одной из местных деревень. То ли воздух родных мест, то ли еще что-то, но юноша просто светился изнутри, стал чаще улыбаться, а делал он это, надо заметить просто очаровательно. Полковник, бывало, почему-то хитро посматривал, то на меня, то на него, сидя вечером у костра со своей трубкой. Впрочем, я и сам заметил, что чаще всего с улыбкой он обращался ко мне, или отвечал ею на мои реплики.
}На плато, по которому мы двигались уже несколько дней, было не очень много примечательного, все события и описания животного и растительного мира я успевал делать по вечерам, так что днем мы не останавливались надолго, и в дороге развлекали друг друга, как могли. Чаще всего, мы ехали верхом наперегонки до определенного пункта на горизонте, обычно это было высокое и заметное дерево. Полковник почти не принимал участия в нашем соревновании, а мы с Биллом не меньше одного раза в день мчались во весь опор через равнину, ощущая порывы теплого ветра, насыщенного ароматом полевых трав и изредка обдающего лица горстями мелкого песка. К сожалению, забава эта не могла продолжаться долго, потому что мы боялись загнать лошадей, которые к слову, очень хорошо стали переносить такие нагрузки и полностью справлялись со своей задачей.
}Провизия наша тоже подходила к концу, и мы стали охотиться на мелких птиц и зверьков, изредка нам попадавшихся. Это тоже считалось развлечением. Забавно, что в первый же день, когда я решил поохотиться на дичь и выстрелил из ружья в стайку небольших неизвестных мне тогда птиц, Билл вздрогнул и чуть не свалился с лошади от неожиданности. Впрочем, испугался не только он: птицы, ни в одну из которых я, к сожалению, не попал, взметнулись ввысь и в разные стороны, и в тот день мы больше их не видели. Билл покачал головой и заметил, что ружьем можно только распугать всю дичь, а для охоты лучше использовать лук и стрелы. Видя свой провал, я не мог с ним не согласиться, но ответил, что я не умею пользоваться этим оружием. Билл пообещал научить меня на следующем привале.
}Надо заметить, что наш проводник почти не пользовался луком, но он всегда был наготове. Было видно, что оружие Билл смастерил сам: настолько любовно лук был выструган из ветки орешника и покрыт красивым орнаментом. Как Билл и обещал, на следующей остановке он взялся продемонстрировать свое мастерство. Мы расположились на небольшом пригорке, под раскидистым дубом, на зеленой лужайке, сохранившей свою свежесть из-за тени. Чуть ниже склон с одной стороны зарос можжевельником, а внизу, вдоль русла маленького ручья расположился небольшой перелесок. Именно туда Билл и позвал меня, прихватив лук и колчан со стрелами.
