Порочное сердце.

Роман.

Пролог.

Осень. Опавшие золотые, а большей частью уже коричневые скрюченные от холода листья покрыли пышным ковром лесную поляну, а свинцовое небо, беременное дождем, вот-вот грозило разродится. Нам было неуютно и зябко в осеннем лесу, но мы собрались здесь, чтобы вдали от посторонних ушей и глаз поговорить об Олеге. Хотя говорили мы о нём непрестанно, много, спорили и ругались до хрипоты, но после произошедшего нужно было решить, что стоит о нем говорить людям, а что нет, и чего нельзя, ни в коем случае. И главное ...., главное, в конце концов восстановить всю хронологию событий. Говорить предстояло много и долго, скорее всего до утра, поэтому нужно было развести костер.

Петруха, как истинный лесной житель первым приволок сухие коряги. И где он только их нашел в сыром лесу? Зато кряжистый коренастый Прохор сильный как муравей притащил два толстых бревна, но не на костер, а для сидения. Да и остальные без дела не стояли. Только Дашка осталась на месте, она сооружала из приносимого материала кострище. Но сооружало его не посреди поляны, как мы планировали, а ближе к Восточному краю, под ветками широкого раскидистого кедра, чтобы внезапно начавшийся дождь не затушил костер. Она придирчиво осматривала принесенные ей ветки, хмыкала, что-то беззвучно шептала и, казалось, пританцовывала вокруг будущего костра, в общем как всегда колдовала. Наши её за эти манеры не очень любили, но смирились. Андрей, неподалеку рубивший топором ветки, нет-нет бросал на Дашку недобрые взгляды.

Примерно минут через тридцать-сорок всё было готово. Все расселись. К тому времени солнце уже скрылось за горизонтом, а красный закат чуть виднелся над макушками деревьев. Петруха, чиркнув спичками, склонился, поджигая сухой мох. А я вздрогнул, вспомнив, что именно с этой фразы и начинается дневник Олега, тот самый дневник, что некогда был на ноутбуке, а теперь в распечатанном виде на листках, скрепленных стэплером, держал перед собой Андрей. . ...

***

Люблю спички, - подумал я, прикуривая. Вот казалось бы ерунда, но с ними всегда все просто. Если спичка есть, она с практически 100% вероятностью зажжется. И если их осталось пять в коробке, значит, в помещении прикурить на пять сигарет и хватит. На улице при ветре может хватить на три, а может и не хватить. Но спички это надежность, не то, что зажигалка у которой, то газ кончится внезапно, то искра пропадет. А бывает и такая подлость - искра есть, газ есть, а не загорается и всё. И самое плохое, что люди сейчас пошли - как те зажигалки, стильные, эргономичные, с ярким дизайном и широкой рекламой, а возьмут и откажут в самый неподходящий момент. А все потому, что надежны они, пока им это выгодно, а представится возможность кинуть, кинут без колебаний и душевных мук.

А впрочем...я не справедлив, и сравнение не корректное. Сейчас и спички пошли - дерьмо. Зажигаются, чтобы тут же потухнуть. Мир одноразовых людей, вещей, и отношений.

Не хочу этого мира, а значит нужно строить другой, отличный от него. И пусть первая попытка не удалась, и мне объявили войну, и бой проигран. Но это только начало..., - подумалось мне, затянулся сигаретой, и тут же поморщился от боли

Защемило сердце, моё порочное сердце, остро отзывающееся на любую несправедливость, злобность и черствость этого мира. Если бы не врожденный порок, может и жилось бы полегче...Может быть.

Учеников я тогда не искал, а вот бойцы, соратники, чтобы дать бой системе, мне были необходимы как воздух. Задыхаясь от одиночества, поддавшись минутной слабости и отчаянию, я поднял глаза к звездам и сквозь черноту ночи просто позвал. И никак не думал, что отзовутся и придут, но отозвались, и пришли...

'В отряде особого назначения 'Антитеррор' генерала Ивушкина уважали - Афган прошел, да и в двух чеченских компаниях участвовал, словом было за что. Непосредственного же начальника и командира группы майора Локтева чтили, как родного отца, и если в свободное время могли с ним и поговорить по душам, и поспорить иной раз, то во время операции, он был непререкаемым авторитетом. А вот штатного психоаналитика, которого не так давно ввели в состав группы, боялись. Темная была личность. Слова лишнего не скажет. Высокий, худой, черноволосый с черными же глазами, которые некоторые упорно называли зелеными. Даже спор как-то случился среди мужиков. Половина утверждала, что черные, другая половина, что зеленые. Потом выяснилось, что те, которые с ним близко общались, разглядели зеленые, а с кем он не говорил ещё, тем казались черные. Собственно психоаналитик редко говорил. Появился как-то вместе с командиром, тот его представил как психоаналитика, а потом Локтев предстоящую операцию стал обрисовывать в деталях. Ну, там, на карте местности и конкретно по плану дома, который предстояло брать, действия каждого члена группы. Откуда зашел, что сделал. Это только в кино, прилетают орлы и махом всех ваххабитов валят (надо признать бывает и так), а если операция запланирована, то лучше заранее по ролям распределить, чтобы друг другу не мешались, и потерь по возможности избежать.

Так вот, в тот первый день психоаналитик названный, ни слова не проронил, а когда уже стали собираться отозвал в сторону Вовку долговязого и ему на ухо что-то шепнул. Вовка потом признался, что эти слова ему жизнь спасли. Он, когда дверь пнул, в голове щелкнуло, что 'черный' ему про растяжку говорил, тут Вовка в сторону и отвалил, за стену спрятался. А там как жахнет....Откуда психоаналитик мог про растяжку знать и что именно Владимиру Северцеву по кличке 'Гвоздь' дверь открывать придется? Так-то оно так...., Колдун (такую кличку дали психоаналитику) на проработке плана действий присутствовал, и, допустим, знал, что имен Гвоздь дверь откроет, но откуда он знал про растяжку? А если знал, почему при всех не сказал? Что и говорить, темная личность. Только после его появления через, некоторое время ребята заметили, что работать стало проще, спокойнее. И при обезвреживании тех или иных боевиков потерь они практически не несли. Если и зацепит кого, то слегка и как признается раненый по собственной глупости. И про то, где боевики рассредоточены, сколько их, чем вооружены, где главный сидит, командир Локтев стал подробно рассказывать, словно в бинокль картинку рассматривал. И не было случая, чтобы его информация не подтвердилась. Сначала подумали, разведка стала лучше работать, но потом, потом...пришла догадка, что Колдун командиру помогает, раз он про некоторые мелочи знает, о которых командир не сказал. Зауважали психоаналитика, а вот бояться Колдуна в группе стали после того, как Вася-Шумахер погиб.

А дело было так.... Как всегда обсудили план операции, а Колдун посмотрел на всех пристально и вдруг что-то шепнул Локтеву, указав взглядом на Шумахера. Тут командир взбрыкнул, мол, кто в доме хозяин! Как это так нельзя?! Да Локтев прикажет и крокодил полетит! Колдун согласился, что на командира не претендует, но если тому Вася дорог, то лучше его с собой не брать. Локтев слегка замялся, и спросил у Шумахера, хочет ли он участвовать. Мол, если нет желания, то может и остаться. Вася после таких слов может особо и не хотел, но трусом показаться тоже западло, поэтому стал бить себя пяткой в грудь, что он как все. Все идут и он ничем не лучше. Колдун пожал плечами и ушел. А когда прибыли на место Локтев всё же решил Шумахера в поле не выпускать, а оставить за рулем штатного микроавтобуса.