- Мой тоже силён: водяру потребляет и от ухи по временам бывает не против. Так ты вот чего: давай ко мне чалься. Я тебя поближе к столбовой дороге подтяну. Канат имеется?

Канат мигом нашёлся: наполовину шёлк, на другую половину - паучья мононить.

- Подарок учёной тётушки, - пояснил байкер, - она туго смыслит в биологических метаморфозах.

Послушник набросил петлю каната на крюк, мотор снова затарахтел, и тройная сцепка двинулась прочь, разбрызгивая влажную землю.

- Богато живёшь, - бросил через плечо тракторист. - Тётушка, верно, готийская аристо, вынутая прямо из-под меча? Они нынче сильно восстановлением старого величия озаботились.

- Угм, - пробурчал байкер. Всё его внимание поглощал руль - поле кишело скрытыми выбоинами от копыт, замаскированными нежной зеленью. - А твои предки что, с моей тётушкой на помосте встречались?

- Угм, - ответили ему в том же духе. Последнее междометие заглушили дребезг тракторного тела, в котором внезапно заглохла жизнь, и нечто весьма похожее на ругань. Водитель спрыгнул с седла, подошел к товарищу по несчастью:

- Надорвалась колымага. Бывает с ней. Ничего, охолонёт чуток и пойдет, а мы сейчас и на руках дотянем. Ты, дева, подожди, пока веревка натянется, и толкай своего под жо... хм, нижний бюст, а я направлять стану.

Завел хилое плечико под дверцу трактора, раскачал корпус, поднатужился - и импровизированный поезд медленно двинулся к нужной точке. Дойдя, оба рухнули на обочину.

- А ты себя храбро держишь. Случись что, да не случись меня неподалёку...

- У меня и кроме Белуши защитник имеется.

Говоря так, байкер неторопливо перебирал растрёпанную косу. Дошел до самого конца и показал украшение: изящный кинжальчик в ножнах, с ремешками, которые вплетались в волосы.

- Ух ты, какой. Настоящий? Покажи.

"Аристо" вынул клинок. Это была так называемая воронёная сталь - с игрой всех оттенков серого н поверхности.

- Экстра-класс. Зовут-то как? Ты ему имя придумал?

- Не я. Он с самого рождения Бьярни. Бьёрнстерном крестили.

- Ужас какой.

- А тебя?

- Зигги. Можно Зигрид. Тоже не имя, а полная жуть.

- Рад познакомиться, Кьярт. Фу, и так горло пересохло, а тут выговаривай всякое.

- Может, молочка свежего? Турье, представляешь.

- Дикие коровы? Лихо. А, давай открывай, что ли.

Оба черпнули прямо из фляги. Байкер опрокинул в себя кружку и стал пить молоко, жадно двигая кадыком.

- Кьярт ведь... мужское имя, - внезапно осенило Зигги. - Полностью Кьяртан. И клиночек у тебя бойцовский. Такие своей кровью полагается оживлять.

- А он и есть живой. Даже не наполовину, как остальные: совсем.

- Коса тоже на военный манер скручена.

- А как же ещё... Ой.

Кьяртан повернулся к собеседнику и оглядел того заново - от неряшливой стрижки до задубелых пяток.

- Я не она, но ты ведь тоже не он. Девчонка. Имя только странноватое.

- Думаешь, заливаю? Настоящее. Не монашеское, какие дают при постриге, и вряд ли им станет. Хочешь убедиться?

Она потянула кверху правый рукав. Кьярт воззрился на тусклый браслет из непонятного сплава с небрежно процарапанным "Zigrid Conversa".

- Конверса. Лаборанта. Это ж рабыня почти. Я даже не знал, что такое всерьёз бывает.

- Ничего. После одного случая мне лучше железо на запястье носить, чем десяток золотых штучек на пальцах.

- И мне ничего. Хотя сам свободным считаюсь, а после одной оказии лучше железный шлем, чем златой венец.

- О чём ты: о свадьбе или... Постой-погоди.

Зигрид приподнялась со своего места, выпрямилась.

- Одёжки и мотор сильно прикольные - ладно. Имя тоже ничего - в год после королевского рождения Кьяртаны шли через одного. Но живой клинок - побратим только одного человека на свете. Самого главного. Ты, милый, не аристократ, а гораздо хуже. Молодой король в сокрытии.

Это прозвучало как приговор.

- Ну, поймала меня, - Кьяртан печально вздохнул. - Только к нормальному человеку пристроюсь, только в доверие войду - хлоп, и всё прахом.

- Маскируйся лучше. Весь Вертдом звенит о ваших похождениях, одна я такая дурища - не распознала. Хорош собой до одури и голос больно певучий. Да вам и полагается.

- Только не начинай меня "выкать", будто меня много.

- Я не выкаю, только обобщаю. Твой Бьярни ведь тоже красавчик голубых кровей, когда обернётся человеком.

- Спасибо. Я могу тоже тебе польстить? Умна, храбра и личиком удалась.

Зигрид подняла бровь:

- Благодарствую за лесть. Тебе очень надо, чтобы тебя не выдали?

- Очень, - кивнул Кьяртан. - Точнее, не "выдали замуж", а не женили. То есть не хочу, чтобы меня женили на какой-нибудь родовитой избраннице, а потом притворились, что всегда так было. Король силён связями и потомством, сама знаешь. Матушка с подругами уже вовсю грозятся, что иначе сместят. Постригут, а в лучшем случае косу отрежут. На эшафоте, кстати, как покойному батюшке.

- Не всякая угроза страшна, - успокоила его девушка. - Мне вон тоже много чего приятного успели наобещать.

- Как говорят, всем живется плохо. Кому супчик жидок, а кому жемчуг мелковат.

- Это не про тебя сказано, не беспокойся. И не про меня. Кларинды сами кушают жиденькое и постное, но для работников физического труда жратву делают - ложка колом стоит. И повариха у них отменная: из голимой перловки может пять разных блюд сотворить.

- Так что ты своей судьбой довольна, - наполовину утвердительно спросил Кьяртан.

- Пожалуй. Как говорят, в монастыре всё есть, что имеется в миру, кроме потной грелки под боком и пискунов в колыбели. Счастьице ещё то, на мой взгляд. А ведь меня едва ли не силком имеют право с породистым самцом свести. Мягко так намекнуть на неизбежность послушания.

Тут Зигги слегка присочинила: не так уж она была бесправна, как хотела казаться. Но король слегка насторожился:

- Тогда... Как ты отнесешься к одному предложению?

- Какому это?

- Сначала вот что скажи. Аббатиса ваша ведь почтенная Бельгарда?

- Ну конечно. Дочь младшей жены твоего деда.

- Фигура из того же ведьминского набора, что и её матушка с моей матушкой и нянюшкой. Правильно?

- Угу. Мимо правил - ни-ни. Как вспомню - всякий раз шкура свербит, - девушка напоказ поёжилась.

- Ну вот. Давай заключим с тобой наступательно-оборонительный союз. В пользу нашего обоюдного безбрачия. Я еду сейчас к матушке и докладываю, что в странствиях своих отыскал, наконец, себе невесту. И ни на ком больше не женюсь, хоть и впрямь меня убейте.

- А невеста - это я.

- Вот именно. И уж тётушка Бельгарда им про тебя как есть распишет: и непокорна, и на язык остра, и в грязь по самые уши зарылась.

- К тому же простолюдинка в кабальном ярме. А они этого факт не потерпят.

-. Положим, я за тебя выкуп аббатисе предложу.

- Не выкуп, а отступное, верно? А у тебя личные финансы имеются?

- Вот и мать Бельгарда то же спросит. Формально нет. До полного совершеннолетия. Двадцать один год как штык - тогда пожалуйста. Так что три года ждать: тебе и мне.

- А какой мне-то навар?

- За это время что-нибудь да случится.

- Типа умрёт либо ишак, либо падишах, но, может быть, ишак всё-таки выучится говорить.

- Так я деньги куда раньше отыщу, - король заговорщицки понизил голос. - Есть неподалёку заначка, только чуть округлить. А получишь волю - заодно меня освободишь. Буду скорбеть в шёлковый платочек о погибшей любви.

Оба они забыли о свидетеле: а им был Бьярни, который в металлической форме вовсе не спал, вассальной клятвы кровному дружку не приносил, а слух имел преострый.

Правящий триумфеминат вник в обстоятельства быстро. Кьяртану было сказано, что властитель должен держать слово, даже если оно повернулось обратной стороной. Поэтому капитал, добытый у морян и остального народа путём королевско-машинного кровосмесительства, достанется клариндам, но послужит не средством для побега, а приданым невесты, не такой уже благородной и отнюдь не благонравной, однако... "Бачили очi, що купували, тепер iжте, хоч повилазьте, - гласит распространённая франзонская пословица. Или не пословица.