– Садитесь, садитесь. Чем могу служить? – И Муратов склонился к Акиму Мореву.

– Поедемте к нам, – выпалил Аким Морев и какие-то секунды молчал, думая, чем же завлечь на металлургический завод секретаря Центрального Комитета партии: этого так хотят рабочие, жители нового, выросшего на пустыре города. «Начну-ка я вот с чего». И заговорил: – Степи у нас глазом не окинешь. Дичи в них… И главное, уголь. Копни – и греби, – и пустился в доказательства: – Вот, например, недавно мы заехали переночевать к одному колхознику, попросили хозяйку разогреть курицу. Хозяин полез под печку и вытащил оттуда в кошелке самый настоящий каменный уголь. Спрашиваем: «Там бережете?» – «Нет, слышь, копаю». Полезли сами, смотрим: да, копает.

– Такое я видел на Урале, под Челябинском – в Копейске. А люди?

«Люди? Ах, вот что – люди», – мысленно подхватил Аким Морев и, удобнее усевшись в кресле, спросил:

– У вас найдется минутка?

– Да, конечно.

– Это произошло лет двадцать тому назад.

– В минутку не уложиться. – Муратов безобидно улыбнулся.

– Постараюсь, – уверенно проговорил Аким Морев.

Муратову понравилась напористость посетителя. Внимательно глянув ему в глаза, даже про себя сказал: «Этот добьется своего, но посмотрим, как добивается». И секретарь Центрального Комитета партии приготовился слушать, а Аким Морев тем временем уже говорил:

– Представьте себе, что перед вами раскинулись, уходя вдаль свинцовыми верхушками, горы Кузнецкого Ала-Тау. Леса, леса, глубочайшие ущелья, непроходимые места. И вот мы на конях по звериным тропам пробиваемся в глубь гор. Чем дальше, тем все опасней путь: тропы иногда повисают над головокружительными пропастями, отчего кони шарахаются в стороны и бьются о деревья или скалы. На четвертый день к вечеру сопровождающий нас охотник шорец Иван Иванович сказал:

– Дальше на конях ни шагу.

Оставив коней у его друга шорца, такого же охотника, навьючив на себя походные мешки, мы тронулись пешком. Иван Иванович вообще скуп на слова, но на привалах, у костров, мы иногда вызывали его на разговоры, и однажды он прорвался: передал нам несколько легенд про Кузнецкий Ала-Тау – о заблудившемся охотнике, об орлах с крыльями «в три сажени», о хрустальных озерах, переполненных причудливыми птицами и зверем. Все это было занимательно, но для нас малоинтересно… и только в одну ночь, когда мы уже готовились ко сну, он рассказал нам легенду о горе Темир-Тау.

– Ночью она светится, как солнце, потому что сердце Темир-Тау из железа. Если достать это сердце да сделать из него рельсы, то вполне хватит до луны, – уверял Иван Иванович.

В легенде, очевидно, было много правды: пробиваясь сюда, мы то тут, то там в котлованах наталкивались на руду.

– Вы видели тяжелый рыжий камень? – так Иван Иванович называл руду. – Это пустяки по сравнению с сердцем Темир-Тау. Пригоршня. Вы хотите знать, как пробраться к Темир-Тау? Ого! Трудно достать сердце Темир-Тау, – и загадочно смолк.

А мы, группа геологов, во главе со «старым волком», знатоком Сибири, в том числе и я – тогда еще молодой инженер-металлург, – уставились на Ивана Ивановича, как моряки в бурю на далекий маяк: все мы были заинтересованы в том, чтобы открыть залежи руды для нового завода. Вы ведь помните, сначала завод строился из такого расчета: уголь к нему будут подавать сибирский, а руду уральскую. А тут, оказывается, есть какое-то железное сердце Темир-Тау. Но никто не торопил Ивана Ивановича. А он, подкинув в костер дров, молчал, думая, видимо, о чем-то своем.

Аким Морев на какую-то секунду смолк, еще не уверенный, надо ли все это говорить. Но, увидав, что Муратов слушает его с большим вниманием, продолжал:

– Сердце Темир-Тау – сердце народа. В горах живет мой маленький народ – шорцы. – Глаза у Ивана Ивановича загорелись радостными искорками. – Они ходят по скалам так же легко, как вы по лестнице в свои квартиры.

– И знают путь к сердцу Темир-Тау? – осторожно спросил начальник разведки.

– Да. Каждый знает. Но каждый закрыл путь к Темир-Тау.

– Почему?

– Сердце Темир-Тау – сердце народа. Не всякому откроешь путь к своему сердцу. – Иван Иванович снова, раскачиваясь перед костром, помолчал. Вдруг лицо его помрачнело, чем-то напоминая неприступность гор Ала-Тау. Подождав, он сказал: – Нас до советской власти называли дикими собаками. Почему мы собаки? Мы – люди. Настоящие люди! – возмущенно воскликнул он. – А те, кто так оскорбительно окликал нас, шли к нам и требовали открыть сердце Темир-Тау. Иногда они пытались применить силу: ловили в долине шорца, приставляли к его затылку пистолет и говорили: «Веди». Тот вел их в горы, потому что там, на равнине, он был бессилен перед пистолетом. Но когда приходил в горы, становился непреоборимой силой… Что вы поделаете здесь, если я покину вас? Скажу: пойду принесу для костра дров – и скроюсь.

Я подумал: в самом деле, что мы будем делать без Ивана Ивановича? На пути было столько троп, столько раз мы переходили через какие-то речушки, так часто Иван Иванович вел нас через бурелом, уверяя, что так ближе…

– Если я вас брошу, вы затеряетесь в лесах, как иголка в бурном потоке… и шакалы будут терзать ваши тела, – добавил Иван Иванович. – И те, кто хотел силой пробиться к сердцу Темир-Тау, погибали здесь, как погибает бабочка от мороза. Так мой народ охранял Темир-Тау.

– Ну а почему ваш народ охранял Темир-Тау? Вы ведь охотники, зачем вам руда? – спросил кто-то из нас.

– Вы, видимо, не знаете, что такое угнетение, – сердито ответил Иван Иванович и ударил по костру палкой так, что искры полетели во все стороны. – Мой народ сотни лет находился под пятой угнетателей. И его оставалось все меньше и меньше: он вымирал. Мы знали, если открыть угнетателям путь к Темир-Тау, то они построят завод и из сердца Темир-Тау станут лить всякие металлические изделия, наживаться, а нас загонят в могилу.

– Вы и нам не покажете Темир-Тау? – с упреком спросил начальник разведки и тоже ударил палкой по костру.

Губы Ивана Ивановича расплылись в улыбку:

– Советская власть открыла путь к сердцу моего народа. Эта дорога приведет к сердцу Темир-Тау. Я ведь не сам принес вам рыжий камень: мне приказал народ мой. Народ сказал: «Иван! Ступай в долину и передай детям Ленина кусочек сердца Темир-Тау. Передай и приведи их к рыжим камням».

Аким Морев смолк.

Муратов сидел в кресле и смотрел куда-то вдаль, видимо, мысленно находясь где-то в глухих горах Кузнецкого Ала-Тау.

– Открыт путь к сердцам народов – это великое достижение нашей партии, – наконец тихо проговорил он и снова обратился к Акиму Мореву: – А вы никогда не писали?

– Писал. Стишки.

– Попробуйте прозу.

– Когда выйду в тираж – попробую, – ответил Аким Морев, не сдерживая улыбки, ободренный оценкой со стороны Муратова. – Но я вам еще не все сказал про Ивана Ивановича. Он тогда подвел нас к промышленным запасам руды. Вскоре его вызвал к себе главный инженер, академик Бородин. Знаете его? Я лучше передам все словами Ивана Ивановича: «Он усадил меня в такое глубокое кресло, что я подумал: “Пропал”, – совсем недавно рассказывал нам Иван Иванович. – Усадил и спросил: “Что тебе надо? Хочешь коня – получай лучшего коня. Хочешь машину – получай машину”. Я сижу перед окном и вяжу, как на улице… человек… теперь я знаю, его зовут электромонтер… тогда не знал… Вижу, как человек, прицепив к своим ногам какие-то крючки, ловко взобрался на столб и что-то ввинчивает, вывинчивает там. Теперь знаю: изоляторы. Так я смотрю на крючки и думаю, вот бы их подарил мне начальник. Спрашиваю: “Как называются вон те штуки, что на ногах человека?” Отвечает: “Кошки”. – “Прошу подарить мне, товарищ начальник, эти самые кошки”. Он удивился, а я перепугался: “Видно, дорого запросил! Видно, эти кошки дороже коня и машины: как вознесли человека на столб!” А начальник обратился ко мне и даже с обидой сказал: “Зачем тебе такая дрянь?” – “О-о-о, – возражаю я. – Убью белку, она застрянет на дереве, так я мигом ее достану при помощи этих “кошки”».