Не каждому из таких "неформатных" детей я действительно сочувствую. Частично это объясняется личной приязнью или неприязнью, которую никуда не денешь, даже если внешне ее не демонстрируешь. Однако в основном это связано с тем, что в некоторых детях стремление двигаться вопреки школе появилось из-за избалованности и некорректного поведения родителей, бабушек и других старших родственников. Рассмотрим с вами другой пример "проблемного" ученика. В начале изучения английского языка, а это по программе происходит во втором классе, бабушка одного ребенка решила, что упускать такой важный момент нельзя и стоит сразу же нанять репетитора, чтобы не накапливать "хвосты" и разрешать все проблемы по предмету оперативно и своевременно. До этого английский язык ребенок не изучал, а в нашу школу его отправили именно ради английского, поэтому намерения бабушки и родителей казались самыми что ни на есть серьезными. Когда я провела первое занятие, мне показалось, что ребенок имеет достаточное количество задатков для изучения английского языка, но отсутствие передних зубов ему явно мешает (да, так со второклассниками бывает нередко). Когда мы встретились еще несколько раз и его стеснение прошло, я поняла, что сидеть на одном месте этот молодой человек не может вообще, ибо каждые три минуты его положение тела менялось, при этом иногда он перемещался со стула на пол, потом под стол, потом опять на стул, но уже стоя. При этом перемещение доставляло ему ни с чем не сравнимое удовольствие, что проявлялось в счастливом и беззаботном смехе. Это поведение не очень сильно меня смущало, так как гиперактивных детей сейчас достаточно много, но работать с ними один на один с минимумом отвлекающих факторов можно вполне неплохо. Способности к языку у ребенка несомненно были, особенно легко ему было понимать на слух. По нашей программе, как и по любой другой современной программе изучения английского в начальной школе, мы начинаем по принципу устного опережения, то есть сначала изучаем ряд слов и фраз со слуха, опираясь на аудиозаписи, а затем переходим к изучению букв, правил чтения и написанию уже знакомых нам со слуха слов. Для этого ребенка переход к письму и чтению стал очень проблематичным, причем скорее в силу его избалованности и лени, чем в силу реальных барьеров в овладении графикой. Как только нужно было заняться упражнением на чтение, он сразу же начинал говорить, какой оно огромное, даже если в нем было четыре строчки. То, что ему не нравилось, он делал всегда очень небрежно и долго, со множеством ошибок, что приводило его к повторному выполнению упражнения до тех пор, пока мы не добивались более менее терпимого результата. Когда он понимал, что придется читать снова, он неизменно спрашивал, обязательно ли этого. Такой же вопрос он задавал мне каждый раз, когда надо было выполнить что-то письменно или когда я давала ему свое дополнительное задание на отработку текущего материала. Разговоры с бабушкой, которая "курировала" учебу внука, давали непродолжительный положительный эффект, который затем сменялся традиционной апатией к учебе, нежеланием работать, жалобами об усталости и постоянными перемещениями на стуле. Второй класс прошел с переменным успехом, однако учить и доучивать самостоятельно после моих занятий ребенок и его взрослые родственники так и не научились. Слыша от ребенка английские песни из душа, бабушка наивно полагала, что английский внуку как родной и проблем на самом деле особых нет. А проблема была в безответственном отношении и спускании на тормозах небольших недоучиваний и недоделок, что в итоге привело к тройке по устному зачету в конце второго класса. Оценка, хоть она и неофициальная, а скорее ориентировочная на будущий год, произвела неизгладимый эффект на семью, но основной реакцией было недоумение, так как тревожные сигналы от школьного преподавателя и от меня воспринимались до этого вполуха. С началом нового учебного года бабушка меня клятвенно заверила, что они все осознали, серьезную воспитательную работу провели и будут теперь заниматься по-настоящему. К сожалению, они все равно не понимали, каково будет учиться в третьем классе с официальными оценками, четвертными письменными административными работами и большим объемом лексического и грамматического материала.

Новый учебный год не принес никаких кардинальных изменений, но при этом сколько бы мне ни обещали усилить контроль за ребенком и взять его в ежовые рукавицы, в реальности попустительство сохранялось. Если ребенок выходил из бассейна и говорил, что он устал, то его могли не привезти ко мне на занятие. Если он делал печальное выражение лица, то бабушка безоговорочно верила во все его недомогания, хотя потом знакомые дети рассказывали, как он веселился и бегал всего час спустя. Домашнее задание выполнялось только при постоянных моих понуканиях, которые вызывали у него теперь одну и ту же ответную реакцию: он поднимал взгляд наверх, закатывал глаза, с цоканьем бросал нижнюю челюсть и выдыхал "Оооо" с мученическим выражением лица. В результате мое терпение стало подходить к концу. К тому же март закончился тем, что он якобы устроил истерику из-за очередной тройки в четверти. Если верить бабушке, то, узнав об оценке, ребенок убежал неизвестно куда из кабинета английского, поэтому ей пришлось мчаться в школу и быстрее его забирать, чтобы он никуда не делся в стрессовом состоянии (видимо, никуда он и не делся, если она его так быстро нашла и забрала). Если верить одноклассникам, то он смеялся весь день и просто побежал куда-то по своим делам, но в школе его не потеряли и никаких проблем особых с ним не было. Слез его никто из детей и учителей не видел, зато бабушка поверила в них безоговорочно и незамедлительно. Таким образом, получилось, что несмотря на свою слабую работу в четверти, пострадавшим опять оказался ученик. Сколько бы я ни вела переговоры с бабушкой, положение дел не менялось, поэтому я предупредила ее, что без отдачи больше работать не буду. Я назначила испытательный срок в одну неделю в начале апреля и предупредила об окончании занятий в случае отсутствия изменений. Как вы уже, наверное, догадываетесь, чуда не произошло, поэтому я позвонила бабушке снова спустя установленный срок и предупредила, что следующее занятие последнее. Нужно сказать, что она пыталась удержать меня разными способами, например, платила вперед за несколько занятий, а потом вдруг предупреждала об отмене занятия за 15 минут до его начала, и оплата переносилась на более поздний срок. Я понимала, что тянуть уже нет сил, поэтому, когда они наконец явились на последнее занятие, я снова озвучила, что больше работать с ними не буду. Ответ бабушки заключался в том, что я не имею права принимать таких решений и что я вообще не педагог, если бросаю ребенка под конец учебного года, поэтому они будут пользоваться моими услугами еще полтора месяца, а уже на следующий год будут думать. Проведя занятие, я вернула ей ребенка, рассказала о том, как пользоваться нашими последними материалами и наработками, и, когда она молча и недовольно побежала к лифту, заметила ей вслед, что больше я их все равно не жду. Нужно сказать, что даже после очередного моего сообщения об окончательной отмене занятий у меня оставались сомнения насчет того, не явятся ли они у меня под дверью, но этого все-таки не произошло. Как я потом узнала от коллеги, эта бабушка посчитала мое поведение внезапным и необъяснимым, хотя я вела долгую подготовительную работу перед этим разрывом. Что касается моих коллег, то их эта история неизменно удивляет и приводит к мысли о необычных психических свойствах наших детей и их родственников.

Как вы видите, этот ребенок тоже был не вполне обычным. Надо сказать, что и в рамки урока он обычно не вписывался из-за своего расфокусированного поведения, смеха и хулиганства. Из всей классной работы он приносил в тетради пару разрозненных недописанных строк. Стоит ли здесь обижаться на школу и говорить о непонятой гениальности? Вряд ли. Несмотря на убежденность родственников, что конфликт был вызван школой и преподавателями, в данном случае предъявляемые к ученику требования были разумными и естественными, и следование этим требованиям пошло бы ребенку только на пользу. Этим примером я хочу показать, что вовсе не призываю к изменениям школьной системы, ведь она остается эффективной вопреки всем несовершенствам. Более того, очень важно выработать в детях привычку встраиваться в систему, иначе каждый из них так и останется центром вселенной в собственных глазах и вместо самореализации в имеющихся условиях будет мечтать о несбыточном идеальном будущем, в котором все вдруг поймут его, оценят и начнут восхвалять. Подчинение вышестоящим - это один из ключевых навыков, необходимых нам в будущей жизни, и предпосылки к его формированию закладываются именно в школе. школа дает представление об иерархии в коллективе, компании и всем обществе. Умение уравновесить желание сделать все по-своему и объективную необходимость сделать то, что говорят, является залогом успешной взрослой жизни. Когда родители, бабушки и дедушки встают на защиту интересов ребенка, они зачастую переступают грань равновесия и начинают просто попустительствовать ребенку, в результате чего он так и не учится подчиняться. С переходом в подростковый возраст он становится и вовсе неуправляемым, в студенческие годы учится спустя рукава, а затем на рабочем месте почти не работает, а лишь сетует о своей неоцененности. От этого не становится лучше ни ему самому, ни всему обществу. Он не реализует себя, так как он не привык работать в имеющихся социальных рамках, да и вообще работать он не привык, ведь все детство его лишь жалели и говорили, что все вокруг слишком жестко и несправедливо. Школа вовсе не причина для подобных трагических высказываний, за исключением совсем уж из ряда вон выходящих случаев. Именно поэтому я еще раз оговариваю, что, анализируя рамки школы, я не призываю к их кардинальной ломке, так как они выполняют и множество положительных функций. Однако, при работе с каждым конкретным учеником мы должны сохранять гибкость, что позволит нам узнать детей лучше и помочь им раскрыться и снять зажимы, появившиеся в ходе школьного обучения.