Далее, сам факт, что в настоящее время в этом районе существует ряд новых независимых государств и что даже миллион чеченцев смог отстоять свои политические чаяния, несомненно заразит курдов, а также и все другие этнические меньшинства в Иране. Если Азербайджан преуспеет в стабильном политическом и экономическом развитии, среди иранских азербайджанцев, вероятно, будет укрепляться идея создания Большого Азербайджана. Следовательно, политическая нестабильность и разногласия в Тегеране могут превратиться в проблему для сплоченности иранского государства, тем самым резко расширив рамки и повысив значение того, что происходит на «Евразийских Балканах».

То, что традиционно считалось «Европейскими Балканами», было связано с прямым противоборством трех империй: Оттоманской, Австро-Венгерской и Российской. Кроме того, в этой борьбе было еще три косвенных участника, обеспокоенных тем, что их европейские интересы будут ущемлены в случае успеха одного из конкретных протагонистов: Германия опасалась российской мощи, Франция противостояла Австро-Венгрии, а Великобритания предпочитала скорее видеть ослабление Оттоманской империи в вопросе контроля над Дарданеллами, чем участие какого бы то ни было из остальных соперников в контроле над Балканами. В XIX столетии эти державы оказались в состоянии сдержать конфликты на Балканах без ущерба для интересов остальных конкурентов, но в 1914 году это оказалось им не по силам, при этом последствия оказались разрушительными для всех.

Нынешнее соперничество за «Евразийские Балканы» также прямо увязывает три соседних государства: Россию, Турцию и Иран, хотя одним из основных действующих лиц может в конечном счете стать и Китай. В это соперничество, хотя и более отдаленно, вовлечены Украина, Пакистан, Индия и далеко расположенная Америка. Каждым из трех основных и явно связанных с этим вопросом соперников движет не только перспектива получения геополитических и экономических преимуществ, но и сильные исторические мотивы. Каждый из них в свое время доминировал в регионе в вопросах политики или культуры. Все они смотрят друг на друга с подозрением. Хотя открытые вооруженные действия между ними маловероятны, кумулятивный эффект их противостояния может усугубить хаос, сложившийся в регионе.

Что касается России, то ее враждебное отношение к Турции граничит с навязчивой идеей. Российская пресса изображает турок как стремящихся к контролю над регионом, как провокаторов локального сопротивления России (что отчасти подтверждается событиями в Чечне) и как угрозу общей безопасности России до степени, которая в общем и целом никак не соответствует фактическим возможностям Турции. Турки отвечают тем же, изображая себя освободителями своих братьев от долгого российского гнета. Турки и иранцы (персы) тоже исторически противостоят друг другу в данном регионе, и в последние годы это противостояние возродилось в обстановке, когда Турция выступает как современный и извечный противник иранской концепции исламского общества.

Хотя о каждом из соперников можно сказать, что он стремится заполучить сферу влияния, тем не менее амбиции Москвы гораздо более широки, учитывая относительно свежие воспоминания об имперском контроле, проживание в регионе нескольких миллионов русских и устремления Кремля вернуть России статус одной из крупных держав глобального масштаба. Внешнеполитические заявления Москвы явно свидетельствуют о том, что она рассматривает все пространство бывшего Советского Союза как пространство своих особых геостратегических интересов, на котором всякое политическое — и даже экономическое — влияние извне недопустимо.

В отличие от этого, устремления Турции к региональному влиянию пусть и несут в себе определенные остатки имперского чувства отдаленного прошлого (Оттоманская империя достигла апогея своего развития в 1590 г., завоевав Кавказ и Азербайджан, хотя в ее состав и не входила Средняя Азия), но у Турции более глубокие корни для родства с тюркским населением данного региона с этнолингвистической точки зрения (см. карту XVIII). Обладай Турция гораздо более ограниченной политической и военной мощью, какая бы то ни было сфера ее исключительного политического влияния оказалась бы просто недостижимой. Наоборот, Турция видит в себе потенциального лидера расплывчатого сообщества стран, говорящих на тюркских языках, играя для этого на своем привлекательном и относительно современном уровне развития, языковом родстве, собственных экономических возможностях, позволяющих стать наиболее влиятельной силой в процессе формирования наций, происходящем в данном регионе.

Тюркская этнолингвистическая зона

Карта XVIII

Устремления Ирана пока что менее определенны, но в перспективе они могут оказаться не менее угрожающими амбициям России. Государство Ахеменидов — огромные владения персов — появилось в еще более ранней истории. На вершине своего развития (примерно 500 г. до н.э.) оно охватывало территории трех нынешних кавказских государств — Туркменистана, Узбекистана, Таджикистана,27 — а также Афганистана, Турции, Ирака, Сирии, Ливана и Израиля. Хотя сегодняшние геополитические устремления Ирана более узки, чем у Турции, и направлены главным образом на Азербайджан и Афганистан, тем не менее мусульманское население региона — даже и в самой России — является объектом религиозных интересов Ирана. Действительно возрождение ислама в Средней Азии стало органической составной частью устремлений нынешних правителей Ирана.

Противоположный характер интересов России, Турции и Ирана отображен на карте XIX: в случае с Россией ее геополитический нажим показан двумя стрелками, направленными строго на юг — на Азербайджан и Казахстан; в случае с Турцией — одной стрелкой, направленной на Среднюю Азию через Азербайджан и Каспийское море; в случае с Ираном — двумя стрелками, направленными на север — на Азербайджан и на северо-восток — на Туркменистан, Афганистан и Таджикистан. Эти стрелки не просто пересекаются, они могут и столкнуться друг с другом.

На нынешнем этапе роль Китая более ограниченна, а ее цели менее очевидны. Само собой разумеется, что Китай предпочитает иметь перед собой на западе несколько относительно независимых государств, а не Российскую империю. Новые государства служат, как минимум, буфером, но в то же время Китай обеспокоен тем обстоятельством, что его собственные тюркские меньшинства в провинции Синьцзян могут увидеть в новых среднеазиатских государствах привлекательный для себя пример, и, исходя из этих соображений, Китай стремится получить от Казахстана гарантии в том, что активность заграничных меньшинств будет подавляться. В конце концов, энергоресурсы рассматриваемого региона должны войти в круг особых интересов Пекина, и получение прямого доступа к ним — без какого бы то ни было контроля со стороны Москвы — должно стать основной целью Китая. Таким образом, общие геополитические интересы Китая имеют тенденцию войти в столкновение со стремлением России к доминирующей роли и являются дополняющими к устремлениям Турции и Ирана.

Что касается Украины, то для нее основными проблемами являются будущий характер СНГ и получение более свободного доступа к энергоисточникам, что ослабило бы зависимость Украины от России. Поэтому развитие более тесных связей с Азербайджаном, Туркменистаном и Узбекистаном приобрело для Киева важное значение, а поддержка более независимо настроенных государств является для Украины дополнением к ее усилиям упрочить собственную независимость от Москвы. В соответствии с этим Украина поддержала усилия Грузии, направленные на то, чтобы азербайджанская нефть транспортировалась на Запад по ее территории. Кроме того, Украина вступила в сотрудничество с Турцией, чтобы ослабить влияние России на Черном море, и поддержала ее усилия направить потоки нефти из Средней Азии на турецкие терминалы.