- Как… Как вы меня назвали?

Лицо Пашки изумленно вытянулось.

- Санчо, родной, неужели ты действительно думал, что я не узнаю тебя?

Я замер, не веря в происходящее, боясь неловким движением спугнуть надежду.

- Но как?.. – только и смог выдавить из себя дрожащими губами.

Он счастливо рассмеялся.

- Любовь моя, разве способен какой-то маскарад, вроде красного парика, вставок на зубы или плотной маски обмануть мое сердце? Вначале я действительно не понял, что это ты, но потом… Твои движения, твои жесты, такие знакомые и родные, как я мог не узнать их?

Жизнь вернулась ко мне мгновенно, буквально в доли секунды и я… Блядь! Я разревелся, как последний омега-малолетка! Наверно это выглядело по-идиотски – здоровый детина, заливающийся слезами, но Пашка так не думал. Схватив ладонями мое лицо, он испуганно заглянул в мои глаза.

- Погоди, малыш, ты что же, действительно подумал, будто я решил изменить тебе с каким-то шлюхой?

Я обиженно затряс головой, подтверждая его предположение, и из груди Кэпа вырвался болезненный стон.

- Санечка! Родной! – воскликнул он, нежно сжимая меня в объятиях, закрывая собой от всего страшного и мерзкого в этом мире, согревая, оттаивая мое покрывшееся было ледяной коркой бестолковое сердце. Покрывал поцелуями мокрые от слез щеки и губы, сам едва не плача. – Как же тебе было больно, бедный мой глупыш!

Все, больше терпеть я не мог. Выплюнув к чертовой матери изо рта проклятущие капы, я судорожно вцепился в Пашку руками, ногами и губами. Мой, только мой! Никому не отдам!

Извивающимся клубком мы рухнули на широченную кровать и, не прерывая поцелуя, стали срывать друг с друга одежды. Вслед за капами на пол полетели маска, парик, долбанные линзы и вообще все, что не было дано нам природой от рождения. Только ощутив животом горячую кожу любимого, я, наконец, испытал такое желанное облегчение. Как же давно мы не были вместе!

- Никто, кроме тебя… - задыхаясь шептал Кэп перехватывая мои губы, пытаясь проникнуть как можно глубже настойчивым языком мне в рот. – Единственный… Любимый…

Руки Кэпа жадно скользили по моему телу, лаская, успокаивая, сметая боль, страх, все мои глупые обиды. Его ладонь нырнула в промежность, пытаясь не задеть член, нежно огладила чувствительную кожу мошонки, заставив меня задрожать от желания, и двинулась ниже к истекающему смазкой колечку мышц. Я широко раздвинул ноги, облегчая доступ, и подался навстречу, сам насаживаясь на его пальцы.

- Паша-а-а!

Кэп оторвался, наконец, от моих губ и стал выцеловывать шею, грудь, живот, спускаясь все ниже и ниже, не прекращая одновременно растягивать мой отвыкший от секса анус. Я стонал, выгибался под ним, извивался всем телом, пытаясь дотянуться до его каменного члена. Но долгую прелюдию сейчас не смог бы выдержать ни я, ни Кэп. Слишком изголодались мы друг без друга. И когда язык Кэпа коснулся моей плоти, я, едва не заорав, потянул его за плечи на себя и, извернувшись, обхватил его поясницу ногами.

- Не тяни, Пашка-а! Я сейчас кончу-у!

Дважды просить его не пришлось. Сам едва удерживаясь на пределе, Кэп навалился на меня всем телом, крепко прижимаясь к груди и практически сложив меня пополам. Направив свой член точно в цель, он вошел в меня одним медленным, но уверенным движением. Я задохнулся от крышесносных ощущений. На мгновение мы оба замерли, а затем двинулись, разом, в унисон, синхронно ускоряя темп. Кэп чуть изменил угол, и я забился под ним пойманной птицей, сам не понимая почему – то ли пытаясь убежать от экстаза, то ли стремясь его усилить. Но Пашка держал меня мертвой хваткой, не позволяя теперь даже шевельнуться, с каждым новым толчком вырывая из моей глотки хриплый крик.

Никогда еще наш секс не был таким страстным. Это было почти безумие, лишающее рассудка, вызывающее животное желание обладать, отдаться, принадлежать, доставить собой самое высшее блаженство, зная при этом, что в ответ получишь еще большее. И когда нас с Пашкой одновременно накрыло ослепляющей волной оргазма, мы, почти теряя сознание, бессильно распластались на кровати, телами ощущая судорожные спазмы друг друга, сливаясь в единое неделимое целое.

Мы лежали в блаженной истоме, тесно прижавшись, нежась в теплых любимых руках, не обращая внимания на доносившиеся издалека шум и музыку. Вселенной не было, были только мы с Пашкой. Нежно поцеловав меня в висок, Кэп окинул взглядом пошлое бордово-золоченое убранство комнаты и уставился на черный глянцевый потолок. В нем, как в зеркале открывался шикарный вид на два лежащих в постели обнаженных тела. Качнув головой, Кэп хмыкнул.

- Ума не приложу, как ты оказался в "Брутале".

Бляя! А вот и вселенная вернулась со своей долбанной реальностью. Я напрягся, испуганно хлопая ресницами – а действительно, как я объясню будущему мужу, что делал ночью в закрытом клубе для альф? В костюме шлюхи? Я замер серой мышью на груди Пашки, лихорадочно придумывая отмазку, но тот вдруг тихо рассмеявшись взъерошил мне и без того спутанные волосы.

- А еще больше я не могу понять, как же ты все-таки нас выследил? Это же надо! – он ласково подцепил меня за подбородок, разворачивая лицом к себе, и чмокнув в губы, расплылся в нежной улыбке. – Все-таки ты у меня охуенный, Санчо! Подумать только, ты умудрился пробраться в это заведение, договориться с кем-то и танцевал для меня… Когда я подумал, что на тебя, такого невъебенного и сексуального, глазеют десятки альф, я готов был перерезать всех посетителей клуба. Но потом понял, что танцуешь ты только для меня. Для меня одного! И тогда все стали безразличны. Я завелся просто нереально, как подросток, с пол-оборота! Блин, но это было потрясающе! Благодаря тебе, Санчо, мой альфишник стал по-настоящему незабываемым!

Я облегченно выдохнул. Оказывается, правы мудрецы, когда говорят, что если человеку не дать ответ, он найдет его сам. Вот и ладненько. Обламывать кайф любимому и сообщать, что представления не имел о передислокации альфишника, я благоразумно не стал. Меньше знает – лучше спит.

А вселенная тем временем продолжала доказывать свое право на существование настойчивым стуком в дверь. И как бы ни лениво было нам с Кэпом выбираться из постели, но совесть заставила нас поторопиться со сборами. Мало ли, может, кому еще в этом борделе захотелось чистой и большой любви?