Друг вскочил с места и бросился навстречу, заглядывая мне за спину.

- А где омега?

«Перед тобой, кретин!» - захотелось крикнуть, но я только пожал плечами.

- Ушел домой.

- Как ушел? Когда?

- Давно.

Вид у него был как у потерянного ребенка. Пашка беспомощно оглянулся и вдруг в отчаянии хлопнул себя по лбу.

- Точно! Я же за водой уходил! Сушняк проклятый! – он с надеждой посмотрел на меня. – Саня, а ты у него номер телефона взял?

«Саня»? Если Кэп переходит на личное имя, значит - он предельно серьезен. Интересно.

- Будь человеком, дай мне его номер! Я тебе должен буду. Что хочешь проси!

Я смерил друга скептическим взглядом.

- Так уж и все? – Пашка затряс головой так, что аж у меня в черепе заныло, словно и не бухал ночью в клубе. Хорошо, получай, спорщик. – Тачку твою хочу. Насовсем.

- Бери! – убил наповал меня Кэп и протянул ключи.

- Ты ебанулся? – взвыл я. – Нет у меня его номера! И адреса - это так, на всякий случай - я тоже не знаю.

- Совсем? – растерянно пробормотал парень.

Эти страсти мне стали надоедать, тем более, что близость Кэпа стала серьезно сказываться на моем предтечном состоянии. Запах Пашки плел из моих внутренностей и мыслей макраме. Прокладки, похоже, могут и не выдержать, да и я же не железный. Сейчас прыгну на одногруппника при всем честном народе и объясняй всем потом, что я не гей. Так, чего доброго, и до магазина не добежишь, буду сидеть в течку без жратвы!

- Слушай, Пашка, - не выдержал я. – Ты что, реально проигрался? – и заметив отрешенный кивок спросил. – И много?

- Все…

Пашка развернулся и сомнамбулой пошел прочь. А я тоже быстро поскакал прочь. Только не в магазин, а домой. За успокаивающими. И в душ.

Через час позвонил Ник.

- Ты реально подцепил омегу вчера?

- Да, - вот же ж привязались.

Надеюсь, теперь, зная, что я настоящий мачо, парни перестанут меня доставать.

- Странно, когда ты успел? Пашка меня о нем полчаса расспрашивал, хотел узнать, как выглядел твой первый сексуальный партнер. Только я вообще ничего не помню. А что, Санчо, красивый омега был?

- На любителя. Лично мне нравится, - ответил я, любуясь собой в зеркале. – Послушай, Ник, вы правда на меня поспорили?

- Я не помню ни черта. Может и поспорили. Спьяну чего не бывает. Так что ты не обижайся, Санчо.

- Пашка проиграл, - вздохнул я. - А кто выиграл-то? Кто в меня так свято верил?

Ник попыхтел в трубку, усиленно напрягая изможденную память.

- А фиг его знает. Либо я, либо Арти.

- Резонно, - согласился я, и мы распрощались.

Вечерело. Слабость накатывала все сильнее, а идти за продуктами все же было нужно – в холодильнике хоть шаром покати. Я снова оделся, извел на себя полфлакона нейтрализатора, открыл двери и увидел сидящего под дверью Пашку.

- Он снова у тебя, да? - спросил парень, глядя на меня снизу вверх. - Ты мне соврал, что не знаешь его телефона! Пожалуйста, Саня, впусти. Мне нужно с ним поговорить…

Я зарычал и шагнул обратно в квартиру. Чувствую, эта течка будет для меня незабываемой! Сознание просто уносило от его запаха, а ведь критические дни еще не начались! И еще жутко бесило, что ему нужно было увидеть какого-то несуществующего омегу, а не меня! Не меня!!! Чуть не плача от обиды я захлопнул двери, успев, однако, мстительно крикнуть:

- Не впущу! Это мой омега!

И услышал в ответ приглушенное:

- Нет, не твой…

Но я плохо соображал, что происходит. Меня трясло и морозило, голова кружилась, а перед глазами мелькали разноцветные звездочки и… Пашкино лицо. Впрочем, если б только одно лицо! Хотелось выть, смеяться, плакать и материться одновременно. Понимая, что происходит что-то неладное, я позвонил папе. Тот всполошился, спросил, не появился ли у меня новый сексуальный партнер (как будто у меня старый был!). А когда я сказал, что никаких новичков в окружении не наблюдается, папа пришел к заключению, что все это - результат срыва гормонального фона ввиду частого употребления лекарств. Потребовал, чтоб я немедленно прекратил пить все таблетки и открыл товарищам, наконец, свою омежью сущность. И еще посоветовал отсидеться ближайшую неделю дома. Ага, как же. Завтра у меня два семинара. И если их не сдать, не видать мне зачетов, как своих ушей. Я передал привет отцу, клятвенно пообещал папе сделать так, как он велел, отключил телефон, проглотил очередную горсть таблеток и завалился спать. Продукты я так и не купил.

Наутро полегчало. Но слабость стала еще сильнее. Похоже, к вечеру меня накроет волной омежьего «счастья». Загрузившись очередной порцией колес, я поплелся в универ. Уже при подходе к аудитории мне шибанул в нос Пашкин запах. Он что, нарочно не моется? И на душе стало так тоскливо и муторно, что впору лечь на землю и умереть. А потом я увидел его самого и испуганно замер. Пашку было не узнать. Лицо приобрело землистый оттенок, под глазами легли синяки, словно два фингала после драки, мутные глаза блуждали, будто он под кайфом. Даже черты лица у него заострились, как у тяжелобольного. Не будь мне самому так хреново, непременно подошел бы утешить и может даже рассказал бы, что никакой омега у меня не ночевал. Но сил у меня хватило только на то, чтоб плюхнуться на первое попавшееся место и не разреветься от непонятно какого отчаяния и горя.

На первой паре Пашка схлопотал неуд. Все, включая препода, были в шоке. Пашка со школы двоек не получал. На второй паре от неуда его успел отмазать Петя Зимин, наш староста, сказав, что Пашка заболел. Меня на семинарах не спросили. И слава богу, ибо я все равно ничего не смог бы ответить. Да что ж это за хрень со мной творится? Все, больше никаких таблеток! С третьей пары Пашка ушел. Но прежде чем покинуть аудиторию, он подошел ко мне, желая что-то спросить, и вдруг застыл, глядя на меня такими глазами, словно я утопил всех новорожденных котят вымирающих уссурийских тигров.