— «Не имею ни малейшего желания обедать с гауптштурм-фюрером Ярдли. Я сегодня не в настроении выслушивать бесконечные лекции о своих обязанностях и ответственности…» Это записка от Гая. Прочитай сама. — Прим положила записку на стол. — Тот, кто любит подслушивать, никогда не услышит ничего лестного о себе. То же самое можно сказать и о том, кто читает чужие письма. — Прим засмеялась. Но легкая дрожь губ и грустный взгляд указывали на то, что Прим уязвлена.

— Прошу тебя, не обращай внимания на Гая.

— Думаю, что слишком часто стараюсь высказать свое мнение. Мне хочется сделать как лучше, но я должна помнить, что многие не желают слышать моих советов.

— Прим, не позволяй этому неуемному бабнику расстраивать тебя. Он злится, потому что однажды ты ему отказала. Я не считаю тебя ни назойливой, ни властной, напротив, очень доброй и чрезвычайно рассудительной. Если бы мне понадобилась помощь, то ты была бы первой, к кому я обратилась бы.

— Спасибо. Пирог должен получиться превосходным. Что еще ты в него добавляешь?

— Яйца, сметану и лавровый лист. Утром я замесила тесто. Рецепт напечатан в старинной книге, которую издали в 1845 году. Разве не романтично думать обо всех тех женщинах, которые переворачивали эти страницы в поисках вдохновения? Вероятно, крестная Виолы также любила печь этот пирог.

Прим рассеянно переворачивала страницы. Ее мысли где-то блуждали.

— Самое обидное: я полагала, что между нами существует некая связь, основанная на общих воспоминаниях. Знаю, что слишком критично отношусь к Гаю, но, честно говоря, всегда была рада его видеть. Каждый хочет чего-то светлого в жизни. Я прекрасно понимаю, что не принадлежу к тем женщинам, в которых мужчины влюбляются без памяти. Я слишком прозаична, слишком обыденна и, безусловно, слишком деспотична. Ты же прекрасна, загадочна и ранима. Гай не должен любить меня, ведь я являюсь досадной помехой, нелепым препятствием, которое стоит между вами.

— Неправда. Мужчины влюбляются в тебя. Вспомни Эдварда. Он любит тебя всем сердцем, всей душой. Не думаю, что Гай вообще способен кого-то любить. Даже привязанность к особам своего пола ему недоступна. — Я тут же вспомнила, что Гай готов обманывать и родного брата. А может, все мужчины таковы? Мой опыт общения с ними нельзя было назвать богатым. Единственный мужчина, который испытывает теплые чувства ко всем без исключения людям и даже животным, — это дядя Сид. Поэтому многие считают его эксцентричным. — Иногда Гай кажется мне в высшей степени эгоистичным, но затем, вспомнив, что он платит за обучение Джорджа, я меняю мнение. Не каждый согласится взять на себя ответственность за чужого ребенка.

— Я до сих пор не могу поверить, что Вер бросил родного сына. Это так на него не похоже!

— Но ведь Гай молодец, что согласился платить?

— Ты видела его на вечеринке у Амброуза?

— Кого, Гая?

— Нет, Вера.

Во вторник утром миссис Крич самостоятельно проделала долгий путь к дому Прим. Поводом для столь необычного поступка являлась доставка бакалейных товаров, которые Прим заказала. Истинной же причиной было желание миссис Крич сообщить сногсшибательную новость: Вер восстал из могилы и вернулся домой. В полдень того же дня Прим сидела на крыльце вместе с Френки и Титч, ожидая, когда я вернусь с мельницы. Мы обсудили новость во время ленча, а затем и за ужином. Лицо Прим пылало, но голос оставался спокойным. Она говорила о том, как будет рада вновь увидеть Вера, встретиться со старым другом. Я пришла к выводу, что первой безответной любовью Прим был именно Вер. В отличие от прочих обитателей Падвелла, Прим не выказывала признаков нетерпения от того, что Вер не показывался на улицах деревушки. Я не могла не заметить, что Прим стала пользоваться косметикой.

— Да, я видела его.

— Как он выглядит теперь?

— Не знаю, как он выглядел ранее. У меня сложилось впечатление, что он строго контролирует свои эмоции.

— Он никогда не был болтуном. — Прим потянула за нитку, которая свисала с потертого рукава. — Когда мы пыжились изо всех сил, пытаясь самоутвердиться, Вер упрямо отмалчивался. Если кто-то хотел выяснить его мнение, он всегда отшучивался. Но если удавалось пробить защитную оболочку, то становилось ясно, насколько чистым и открытым человеком он был. — Прим улыбнулась. Повлажневшие глаза выдали ее секрет. — Я верю, что он… Кто это?

Кто-то громко стучал в дверь. Прим резко повернулась на стуле.

— Наверняка Дасти желает выпить чашку чая, — сказала я. — Открой ему дверь, а я пока поставлю чайник.

Прим встала и открыла дверь. Я услышала голос Гая:

— Прим, какая удача! — Я наклонилась, чтобы поприветствовать Хлою, которая, словно вихрь, ворвалась в кухню и всем своим видом показывала, что рада видеть меня. — Я был у тебя дома, но никого не застал. Я так и подумал, что ты здесь.

Я вдруг поняла, что это не Гай. Голос был более глубоким, более сильным. Вдруг раздался смущенный смех. Прим обернулась.

Она стояла у раскрытой двери, ее лицо пылало.

— Привет, — сказала она наконец. На этот раз ее голос звучал непривычно мягко. — Заходи.

Комната, казалось, стала меньше, когда Вер вошел. Его голова почти доставала до потолка. Вер обнял Прим, слегка привлек ее к себе и неловко коснулся губами щеки.

— Ты замечательно выглядишь, — произнес он. — Замечательно.

— Спасибо.

— Здравствуй, — сказала я. — Осторожно, не ударься головой о притолоку. Сегодня прекрасный день, не правда ли? — добавила я. Глупой фразой я попыталась отвлечь внимание Вера — Прим необходимо было некоторое время, чтобы прийти в себя.

— Да, ты права. — Вер наклонился и посмотрел в окно. — Хотя как раз сейчас начинается дождик.

— О! — Я не знала, что сказать, умные мысли покинули меня.

— Как твои дела? — спросила наконец Прим. — Мы не виделись столько лет.

— Неужели, неужели прошло столько времени? — Вер казался растроганным. — О Боже, ты что-то сделала с волосами?

— Я подстригала волосы несколько раз с тех пор, как ты уехал.

— И, кажется, стала совсем большой. Ты выросла?

— Только внешне. — Прим постепенно приходила в себя. В ее голосе появилась привычная язвительность.

— Как я рад вновь увидеть тебя! Это замечательно. — Веру, кажется, не хватало слов.

Чтобы старые друзья не смущались под моим взглядом, я отвернулась и сделала вид, что пристально наблюдаю за луком-пореем, который жарился на сковороде.

— Гм, — Вер продвигался на ощупь. — А чем ты занималась все это время? Как поживают твои родители?

— Родители умерли.

— О, прости. Мне очень жаль.

— Не извиняйся, ведь ты не виноват в их смерти.

Я решила прийти Веру на помощь.

— Ты не смог бы открыть бутылку? — Я подала консервный ключ. — Мы с Прим собирались выпить по бокалу вина. Составишь нам компанию?

— Спасибо.

— Я принесу еще один бокал, — Прим выбежала из кухни.

— Ты привела старый дом в порядок, — сказал Вер, окидывая взглядом кухню.

Здесь действительно все сверкало — чашки, стопки тарелок на полках, выскобленный стол.

— Значит, ты знал крестную Виолы. — Увидев на лице Вера недоумение, я продолжила: — Хотела бы я пообщаться с Анной. Ты, очевидно, не знаешь: у бедняжки была болезнь Альцгеймера, умерла она не так давно. Это прозвучит довольно глупо, но я умываюсь в ее раковине, готовлю ужин в ее кастрюлях, читаю ее книги и сплю в ее постели, и поэтому иногда мне кажется, что мы с ней хорошо знакомы.

— Кто такая Виола?

— Крестница Анны. Анна оставила коттедж Виоле. Это замечательный маленький домик, полный прелестных вещей. Наши вкусы на удивление схожи. Я не преувеличу, если скажу, что мы с Анной родственные души.

— Разве сходство во вкусах гарантирует совместимость?

— Не обязательно. Но разве тебя не привлекают люди, которые любят то, что любишь ты?

— Никогда об этом не думал. Пожалуй, ты права.

Вер стоял слегка согнувшись, держал руке на поясе потертых хлопковых брюк и смотрел на меня сверху вниз. Его глаза казались большими, чем глаза Гая, из-за более темных ресниц. Я заметила дырку на рубашке, а нагрудный карман был полностью оторван. Сегодня Вер казался более расслабленным, чем на вечеринке в Гилдерой Холле.