— Ты хочешь сказать, что вопросы этики волнуют деревенских жителей?

— Конечно же нет. Я говорю о другом. Ты полагаешь, что люди, чьи взгляды расходятся с твоими, не могут быть нравственными. Нет, они моральны, но в соответствии со своими нормами. Кроме того, в городах хватает правых радикалов и расистов. В деревне не приветствуется индивидуализм. В городе люди собираются в группы по интересам. В деревне, в силу обстоятельств, все общаются со всеми. Не думаю, что здесь найдется еще хоть одна либерально мыслящая, артистичная особа, кроме тебя.

— А Прим? Возможно, она не слишком артистична, но, безусловно, не расистка и не фанатичка. Она истинная христианка, таким образом, я не могу включить ее в список. А еще Бар Уоткинс. — Здесь я немного слукавила. Я надеялась, что Гай не знает об увлечении Бар магией и колдовством.

Гай хохотнул.

— Бар верит в ерунду с упорством, доходящим до мании. Думаю, что мы должны исключить из списка ведьм.

— Она не так проста, — промямлила я. У меня не оставалось аргументов, чтобы выиграть спор. Я решила сменить тему. — А какая у нее прекрасная кожа! Я хотела бы нарисовать Бар. Меня восхищает отсутствие в ней комплексов.

— Меня тоже, — согласился Гай.

Я вспомнила, что Гай имел с Бар короткую интрижку. Оставалась ли хоть одна женщина в округе, которую Гай не одарил своим вниманием? Мисс Глим поставила передо мной тарелку с noisettes^[59]. Запах жареной баранины смешался со сладким запахом нарциссов. Я почувствовала легкую тошноту.

— А вот и я, мисс Фредди, — Вернер наклонился ко мне. — Замечательно! Какой прекрасный особняк! Чудесная страна! Вы не желаете прогуляться со мной завтра утром? Мы пройдемся к реке и отпразднуем наступление весны. У птичек брачный сезон, а цветы пахнут так сладко… — Вернер закрыл глаза и восторженно вздохнул.

Рядом с нами появилась мисс Глим с кувшином мятного соуса. Вернер наморщил нос, открыл глаза и отшатнулся.

— Мне очень жаль, но я должна работать. Я занята практически целый день.

— Что за работа, которая так бездушно разлучает нас?

— Я работаю помощником на мельнице.

— Что? Вы шутите?

— Нет, я действительно работаю на мельнице. Наполняю мешки мукой.

— Grosser Gott!^[60] — Вернер схватил мою руку и крепко ее сжал. Я хотела высвободиться, но хватка у него была железной. — Как могут эти нежные пальчики заниматься столь грубой работой?

— Надеюсь, что не буду долго этим заниматься, — пробормотала я.

Вер поглядывал на нас. В уголках его рта затаилась улыбка. Вернер выбросил руку в нацистском приветствии. Разговор за столом немедленно стих. Несколько человек привстали с кресел и неуверенно повторили этот жест.

— Да! — указательный палец Вернера вонзился в воздух. — Луна восходит! — Сквозь неплотно задернутые шторы пробивался серебристый свет. — Это не первая Луна, как полагают невежественные астрономы. Нет, эта Луна четвертая по счету. Три первых Луны упали на землю. После падения третьей и перед восхождением четвертой ушел в пучину населенный могучими воинами материк Атлантида…

Вернер увлекся и забыл обо мне. Его разглагольствования представляли собой компиляцию старинных мифов и псевдонаучные построения. Я предпочитала не вникать в суть сказанного. Мои мысли свободно блуждали. Noisettes на столе сменил crème caramel.

— Как ты себя чувствуешь, детка? — Гай опустил руку мне на колено.

— Уже не голодна, но буквально валюсь с ног. Тяжелый рабочий день, забота о приемных детишках и, наконец, беседа с этим господином, — движением глаз я указала на Вернера, — почти прикончили меня.

— А я ведь сам хотел нанести coup de grâce^[61].

Глава 27

После ужина я старалась держаться как можно дальше от леди Фриск. Баронесса выбрала тяжелое кресло в отдаленном углу гостиной. Ее глаза закрылись, а голова упала на грудь. Последовав примеру баронессы, я тоже задремала. Очнувшись, я обнаружила, что кофе остыл. Рядом со мной присела мадам дю Вивьер.

— Дорогой друг, — произнесла она с французским прононсом, — Вернер посвятил вас в нашу тайну, n'est-ce pas?^[62] Мы полагаем, что вы с пониманием отнесетесь к нашим воззрениям.

— Думаю, что меня не правильно поняли…

— Нет, нет. Вы совершенно правы. Мы не должны быть слишком подозрительными. К сожалению, еще не все осознают, насколько грандиозны наши планы.

— Гм, но боюсь, что со времен войны…

— Ха, это! — мадам дю Вивьер махнула рукой, словно отогнала надоедливое насекомое. — Война — лишь незначительный эпизод, а мы говорим о тысячелетней истории.

— Мисс Фредди! — надо мной наклонился Вернер. — Амброуз желает побеседовать с вами.

Глаза баронессы внезапно открылись.

— Вернер, поднимись в комнату и принеси книгу о франко-прусской войне, которую я читаю.

— Ganz bestimmt, Mutti^[63]. Пойдемте, мисс Фредди.

Я последовала за Вернером в холл. По дороге я остановилась на минуту, чтобы бросить взгляд на портрет мамы Гая. В зрелом возрасте миссис Гилдерой была спокойной, властной, абсолютно уверенной в себе женщиной. Ее красоту несколько портили жесткие складки у рта. На противоположной стене висел портрет мужчины в военной форме — темном кителе и красных брюках. Он сидел в расслабленной позе, закинув ногу на ногу. Шрам на левой стороне лица, который тянулся от виска до подбородка, придавал его облику суровости. Его глаза были черного цвета и горели отвагой. Надпись под портретом гласила: «Генри Ле Местр. Полковник 11-го гусарского полка».

— А, мисс Глим! — Вернер остановил служанку, которая проходила мимо. — Не могли бы вы принести баронессе книгу, которая лежит под подушкой в ее комнате? Баронесса ожидает в гостиной.

Мисс Глим, казалось, запыхалась. Ее лицо раскраснелось, колпак на голове съехал набок. В руках она держала поднос, заставленный грязными тарелками. Мисс Глим многозначительно посмотрела на Вернера, но покорно поставила поднос и стала подниматься по лестнице в комнату баронессы.

— Пройдемте, мисс Фредди, — Вернер смущенно указал пальцем вниз.

Я несколько встревожилась. Внизу находился винный погреб: деревянные решетки вдоль стен, плотно уставленные пыльными бутылками. В погребе было холодно, неуютно и пахло чем-то кислым. «Не самое подходящее место для соблазнения», — подумала я, но Вернер вдруг захихикал. Его глупый смех усилил мои подозрения.

— Послушайте, Вернер, — начала я сурово. — Не верю, что Амброуз находится здесь, хотя бы потому, что он вряд ли смог самостоятельно спуститься по лестнице.

Всем своим видом Вернер показывал, как он страдает.

— Дорогая, мисс Фредди, в чем вы меня обвиняете? Я всего лишь хочу показать вам кое-что.

Вернер толкнул дверь, и мы оказались в комнате, где не было ни винных бочек, ни бутылок. В центре находился круглый стол, вокруг него стояли двенадцать стульев. Стены были украшены изображениями рун и иероглифами. Над столом висел большой портрет Гитлера.

— Перед вами цитадель нашей веры, — сказал Вернер приглушенно. — Дань памяти освященному залу в Бабельсберге. Вы знаете историю о короле Артуре и рыцарях Круглого стола? Артур был тевтонским королем, пока англичане не сделали его символом христианского рыцарства. Здесь, на столе, место для Священного Грааля. Когда Грааль будет найден, возродятся древние добродетели: бесстрашие, мужество, благородство, чистота крови…

Я изо все сил старалась не расхохотаться, чтобы не оскорбить чувств Вернера. Я знала, что он будет стыдиться этого по прошествии нескольких лет:

— Спасибо за то, что показали вашу тайную обитель. А теперь давайте присоединимся к остальным гостям. Мне кажется, ваша мать подозревает меня в намерении испортить незапятнанную репутацию своего мальчика.

Громкий звук заставил меня вздрогнуть — Вернер включил магнитофон, который стоял на столе. Современный магнитофон плохо сочетался с покрытыми пылью атрибутами старинной легенды. Звучала музыка Вагнера. Вернер торопливо подошел к двери, запер замок и спрятал ключ в карман.