— Это пустая трата времени. Только миссис Морис и Том Брауз приходят послушать. Каждый из них знает Библию от Бытия до Откровения назубок. Им нравится демонстрировать свои знания друг перед другом. Но Свитен просил так жалобно, что я не могла отказать. Берил могла бы прекрасно справиться, но по понедельникам она гладит облачение Свитена и другое церковное тряпье. Кажется, в Книге Плач Иеремии говорится о злоключениях, страданиях и горечи. Это точь-в-точь о Берил.

— Боюсь, что плохо знаю этот раздел. Это мне нужны уроки по изучению Библии больше, чем кому бы то ни было. Но… — я запнулась и быстро добавила: — Я хочу пораньше лечь, чтобы чувствовать себя свежей завтра утром.

— Мы заканчиваем в восемь. Как рано ты собираешься ложиться? Нет, нет, я просто пошутила. В твоем присутствии я бы не смогла сохранять серьезное выражение лица. Представляю, как миссис Моррис с триумфом говорит: «Извините меня, мистер Брауз», и не могу удержаться от смеха.

Мы вернулись в коттедж, вымыли чашки и в сопровождении собак направились к телефонной будке. Прим и Бальтазар пошли в Ярдли Хауз, в то время как я пыталась убедить Хлою спокойно Меня ждать, Лежа на зеленой траве. Одно из стекол в будке было выбито. Дождинки попадали мне на спину. Кто-то прилепил кусок Жевательной резинки к телефонной трубке. Набирая номер, я старалась держать трубку как можно дальше от лица. На том конце линии долго никто не отвечал, слышались только протяжные гудки. В тот самый миг, когда я уже собиралась уходить, Виола наконец взяла трубку.

— Алло!

— Здравствуй, дорогая. Это я, Фредди.

Некоторое время Виола молчала, а затем сказала изменившимся голосом:

— А, это ты, Марджори. Как поживаешь?

— Это Фредди! — произнесла я громче. Жевательная резинка оказалась в опасной близости от моих губ. — Я получила твое письмо и хочу сказать, что обо мне не стоит беспокоиться. Отправляйся во Флоренцию с Джайлсом, ни о чем не переживай. Мне нравится здесь. Дорсет — самое странное и прекрасное место из всех, где я побывала. Жаль, что ты не видишь эту красоту…

— Хорошо. Понятно, — голос Виолы звучал странно, как бы издалека и без эмоций. — Рада, что ты довольна… — пауза. — Извини, Марджори, я не могу сейчас разговаривать, — Виола делано рассмеялась. — У меня гости…

В ту самую минуту, когда я поняла, что Виола собирается сказать, раздался шум борьбы и крик Виолы:

— Нет, отдай немедленно!

В трубке раздался мужской голос:

— Фредди! Это ты? Что за черт, во что ты играешь со мной? Где ты?

Я выронила трубку и будто зачарованная смотрела, как она размеренно качается на длинном шнуре. Голос Алекса приглушенно звучал в тесноте телефонной будки. Я оцепенела — это был шок. Немного придя в себя, я с силой повесила трубку, выскочила наружу, хлопнула дверцей и бегом помчалась к коттеджу. Действительно, какого черта я играю с Алексом? Эта мысль не давала мне покоя.

Сердце билось так сильно, что я едва не потеряла сознание. Я была в ужасе. Но почему? Нас с Алексом разделяло расстояние в сотни миль. У него не было ни малейшего шанса проследить, откуда был сделан звонок. Не так давно с этим мужчиной я собиралась провести остаток своих дней, но сейчас звук его голоса пугал меня, словно это был голос самого Сатаны, который раскрыл дверь в преисподнюю и приглашал меня прыгнуть в кипящее варево.

Я вернулась в Заброшенный Коттедж. Деревья махали ветвями и стонали, уклоняясь от порывов холодного ветра. Вдалеке раздался отрывистый лай лисицы. Я чувствовала себя разбитой, изможденной и злой одновременно, но не могла понять, на кого больше злюсь, на Алекса или на себя…

Глава 19

Я не знаю, как долго сидела у окна и смотрела на ночную долину. Нотки отчаяния в голосе Алекса не давали покоя. Но теперь сомнения, которые мучили меня, отступили. Я уже твердо знала, что поступила абсолютно правильно, порвав с Алексом. Если бы я уступила и вышла за него замуж, то наша совместная жизнь превратилась бы в ад. Вырваться из этого ада было бы неимоверно трудно.

Когда совсем стемнело и уже невозможно было ничего разглядеть, я разожгла огонь в камине и поднесла спичку к газовому фонарю. Комната немедленно наполнилась мягким светом. Даже если я вернусь в Лондон, то долго не смогу привыкнуть к холодному свету электрических ламп.

Я разложила остатки мяса в мисочки для животных. Хлоя умяла свою порцию в несколько глотков, но Макавити снова куда-то исчез. Помня о событиях вчерашнего дня, я не на шутку встревожилась. Открыв заднюю дверь, я громко позвала кота несколько раз. Ответа не последовало. Я позвала громче. На этот раз в ответ раздался кашель. Я напряженно уставилась в темноту.

— Это не кашель виновен в том, что она покинула дом. Ее положили в гроб и вынесли, — раздался из-за куста напротив высокий голос, а затем хихиканье.

Моей первой реакцией был испуг. Я не рассчитывала встретиться с Лемми в темноте. Чтобы осветить пространство перед домом, я распахнула дверь пошире. Прим сказала, что с Лемми следует разговаривать спокойно, не повышая голоса. Так как мне не каждый день встречались голые незнакомцы, я предпочла не опускать глаз.

— Пожалуйста, выходи. Не веди себя, как глупец. Я очень хочу с тобой познакомиться.

— Пажялюста, виходи, — передразнил он меня.

Меня начала утомлять его манера поведения.

— Не веди себя, как глупец! — произнесла я более настойчиво. — Если ты будешь продолжать прятаться, то я вернусь в дом. Мне холодно.

В ответ раздалось хихиканье. Я чувствовала, что начинаю злиться. Решительным шагом я направилась к кусту и резко раздвинула ветви. Три пары глаз смотрели на меня. В одних глазах читался нескрываемый страх. Их владелец открыл рот и заплакал.

— Хорошо, хорошо, — сказала я успокаивающе. — Пойдемте отсюда.

— Это наш сад, — сказал самый старший ребенок, выпячивая нижнюю губу.

— Но теперь сад принадлежит мне, — ответила я и тут же спохватилась, поймав себя на невольной лжи. — Идите за мной. И ради Бога, заставьте его замолчать.

— Это не он, — пояснил третий ребенок. — Это она.

— Очень хорошо. Как ты думаешь, она хочет печенья?

Плач прекратился как по команде. Все трое, ломая ветви, вылезли из кустов.

— У тебя только одно? — спросил старший.

Белки его глаз сверкнули на темном от грязи лице. У него был плоский, как у боксера, нос и большие, торчащие в стороны, уши.

— Одно печенье? Нет, у меня хватит на всех.

— Печенье! — всхлипнула девочка.

Она выглядела довольно странно. Детская шерстяная шапка, маленькая для нее, была завязана под подбородком. Козырек скрывал лоб. Видны были только нос и блестящие глаза. На девочке было мешковатое, не по размеру, джерси. Длинные рукава свободно болтались, потрепанная юбка свисала до колен.

— Печенье, — еще раз повторила она.

В ее голосе было столько отчаяния, что я немедленно спрятала улыбку.

— Сначала вы должны рассказать, что сделали с моим котом, — обратилась я к мальчику.

— Ничего. Мы не видели вашего кота.

— Разве это не вы посадили его в картонную коробку вчера вечером?

— Он был нашим пленником, — сказала вторая девочка. Она была такой же растрепанной, как и другие дети, но говорила спокойно. — Мы собирались отпустить его, через некоторое время…

— Вы поступили плохо. Животные не любят, когда их сажают в картонные ящики. А если бы вы забыли о коте? Он мог бы погибнуть от голода и жажды.

— Кот был нашим пленником, — снова сказала девочка. — Мы играли в ковбоев.

— Мы не видели никакого кота, — настаивал мальчик.

Он поднес большой палец ко рту, а затем быстро спрятал руку за спину.

— Отлично, — я постаралась изобразить на лице свирепость. — Никакого печенья, пока вы не скажете, где кот.

Младшая девочка стала рыдать так громко, что мне пришлось закрыть уши руками.

— Честное слово, мы не видели кота сегодня! — сказала девочка постарше и потянула меня за рукав. — Мы пришли позже, чтобы выпустить его, но все наши вещи уже вынесли из хижины, а кот исчез.