— Твои амбиции — ничто для мира и, безусловно, важны для тебя. Ты не должна пополнить бесконечные ряды разочарованных жизнью особ. Почему ты не обратишься к отцу? Он смог бы поддерживать тебя в течение года, пока ты найдешь свой путь.

— Я скорее стану красить заборы, чем обращусь к нему за помощью. Кроме того, мне уже двадцать восемь лет. Я слишком стара, чтобы возвращаться в родное гнездо.

— Полагаю, что все дело в Фэй.

Алекс, конечно, был прав. Фэй яростно сопротивлялась любым попыткам отца дать мне что-нибудь, и отец давно отказался от идеи стать на мою сторону. Мне было больно видеть его жертвой ее дурного настроения или вспышек гнева, которые случались с Фэй довольно часто. Почти каждый раз, когда я думала об отце, меня охватывало раздражение, граничащее с презрением, но иногда мне становилось жаль его. В годы юности я старательно выстроила барьер равнодушия между нами. Но затем любовь, которую я испытывала к нему в детстве, вспыхнула с новой силой.

— В чем дело? — спросил Алекс.

— Все в порядке.

Я понимала, что слишком много пью и слишком мало ем. Удивительно вкусные гноччи, казалось, удвоились на тарелке. Я почувствовала знакомые признаки: тошнота подступила к горлу, желудок сжался от боли. Паника охватила меня. Алекс подозвал официанта.

— Заберите это и принесите меню, — он повернулся ко мне. — Тебе лучше заказать что-нибудь другое. Свинина жирновата. К тому же ты не выглядишь слишком голодной.

Я была благодарна ему за заботу. Благодарность заставила забыть о настороженности. Я почувствовала, что Алекс заботится обо мне, словно о маленькой девочке.

— Спасибо. Я совершила ошибку, заказав столь сытные блюда. Ты прав. Я и не подумала…

— Нет. Когда ты делала заказ, то посматривала на меня с испугом. Очевидно, боялась, что я тебя укушу.

— Я чувствую себя как школьница, которую взрослые в первый раз привели в ресторан, — засмеялась я.

— Хотел бы я видеть тебя в школьные годы! Ты была пай-девочкой, и тебя ставили в пример всем девчонкам в классе? Или наоборот, тебя отчислили из школы за курение и за то, что сбивала с пути истинного примерных учениц?

— Я была довольно полной, носила очки и была усыпана веснушками с ног до головы.

— Мне нравится — не полнота, конечно, а веснушки. Даже сейчас веснушки видны у тебя на руках. — Алекс посмотрел на мои открытые по локоть руки.

Инстинктивно я спрятала руки под стол. Я всегда старательно избегала солнечных лучей. Даже скупое осеннее солнце щедро рассыпало веснушки по моей коже. В первый, самый ужасный год в школе девчонки прозвали меня Пятнистый Лебедь^[22].

— Боюсь, что придется тебя разочаровать. Девочки смеялись надо мной. Я часто болела — не выдерживала нервного напряжения.

Алекс улыбнулся:

— У тебя не получится оттолкнуть меня, даже не пытайся. — Улыбка неожиданно исчезла с его лица. Он пристально посмотрел на меня. Недавнее беспокойство вновь вернулось ко мне. — Ты не была счастливым ребенком, не правда ли? — От Алекса не могло ускользнуть ничего. Не хотела бы я стать жертвой, которую он преследует. — Расскажи, почему ты не любила школу?

— Вряд ли тебе будет интересно. Совершенно обыкновенная школа-интернат. Каждый, кто учился в подобном учебном заведении, меня поймет. Нелегко поначалу, но затем, по мере того как становишься взрослее, неприятности отступают. Ужасная пища, обморожения зимой, скучные уроки… Я уверена, что ты прошел через то же самое…

— Не угадала, я учился в дневной школе. Каждый вечер я возвращался домой и попадал в ласковые объятия мамы. Когда мне исполнилось семнадцать, я стал проводить свободное время в квартире своей первой любовницы. Белинде было тогда двадцать восемь, как раз столько, сколько тебе сейчас. Она работала манекенщицей и была совершенно на тебя не похожа. Ей не хватало твоей яркости, ума и доброты. Белинда разбила мне сердце, она бросила меня и ушла к другому.

— Как ты перенес разлуку? Тебе было нелегко?

— Я грустил несколько недель, пока не закрутил роман с одной милой девушкой. Она зарабатывала на жизнь тем, что делала прически собакам. Бедняжка не блистала умом, но зато была очень мягкой и удивительно красивой. В этот раз я бросил ее. Белинда заставила меня выучить очень важный урок. Не так давно мы встретились снова. Жизнь сильно потрепала ее. Белинда успела трижды побывать замужем. Она просила защищать ее в суде, бесплатно, конечно, в память о наших прежних отношениях. Против нее выдвинули иск, ее обвинили в мошенничестве…

— И ты согласился?

— Я не могу рассказывать об этом, — Алекс улыбнулся.

— Не понимаю, почему я должна раскрывать свою душу, если ты не желаешь быть до конца откровенным?

— Потому что я тебе не интересен… пока не интересен. Вот почему.

Я промолчала. Алекс заинтересовал меня настолько, что я раньше не могла этого даже представить. Но я бы скорее вырвала себе язык, чем призналась в этом. Официант поставил на стол тюрбо для Алекса и камбалу, зажаренную на гриле, для меня. Мы пили замечательное белое бургундское. Алекс предложил попробовать тушеное мясо. Зеленый салат мы разделили на двоих. Алекс настойчиво выпытывал подробности моей жизни. Ему хотелось узнать обо мне как можно больше. Вопросы всколыхнули в моей душе воспоминания, которые я так долго прятала.

Мне было двенадцать. Я стояла в холле нашего дома и ожидала такси. Мне предстояло ехать на вокзал — поезд в первый раз увезет меня в школу. Сердце колотилось в груди от ужаса. Я перебирала вещи в дорожной сумке. Все ли на месте, ничего ли я не забыла? Огромный чемодан сдали в багаж, и он уже ехал к месту назначения. У меня осталась лишь красная сумка с умывальными принадлежностями. В сумке, завернутая в полиэтиленовый пакет, пряталась нога Еванджелины. Отец вернулся домой неожиданно рано, гораздо раньше обычного.

— Очень хорошо. Я так торопился — хотелось застать тебя дома. Все в порядке, малышка? — отец называл меня малышкой только тогда, когда Фэй не было в переделах слышимости.

— Да, все хорошо, — бодро ответила я.

Я старалась выглядеть как обычно, но в душе молила Бога о чуде. Я готова была погибнуть в автомобильной катастрофе, лишь бы не уезжать из дома.

— Моя девочка, я буду очень скучать…

Отец выглядел сконфуженным, произнося эти слова. Я прекрасно понимала, что он не искренен. Уже несколько недель Фэй рассказывала всем знакомым о том, что в сентябре отправляет меня в школу-интернат. Каждый раз, заводя разговор на эту тему, она закатывала глаза и глубоко вздыхала, словно давала понять, что ей нелегко будет выдерживать мое присутствие в оставшееся время. За день до моего отъезда Фэй приказала кухарке накрыть ужин на двоих в библиотеке. Она заказала шампанское, фуа-гра и телячьи котлеты — свои самые любимые блюда. Я случайно вошла в библиотеку и увидела пышный букет на столе.

— Фэй хочет подбодрить твоего отца, — мягко ответила кухарка на немой вопрос в моих глазах.

Мы обе понимали, что это неправда.

— Не забывай нас, пиши, — сказал отец. Он вытащил записную книжку. — Напомни, когда в школе первый родительский день, чтобы я смог навестить тебя?

— Третьего октября. Но ведь ты и Фэй собирались в гости к Чаттертонам в этот день.

— Очевидно, мы что-то перепутали.

— Я слышала, как Фэй договаривалась по телефону. — Я смотрела на отца с мольбой.

Мне так хотелось, чтобы он хотя бы на этот раз топнул ногой и отказался следовать планам Фэй в мой первый выходной в ненавистной школе. Я вытащила из сумки сандвич с курицей, который приготовила для ленча, и откусила огромный кусок. Мне нужно было сделать хоть что-нибудь, что могло бы утешить меня. Отец похлопал меня по плечу.

— Мы не можем всегда делать то, что нам хочется. — Слезы покатились у меня по щекам. Сандвич застрял в горле. — Что случилось? Ты же смелая девочка. — Отец торопливо огляделся. — Я заехал в «Underwood» по пути домой. — «Underwood» был любимым ювелирным магазином Фэй. — Я кое-что тебе купил. — Отец вытащил из кармана наручные часы с овальным циферблатом и ремешком из змеиной кожи. — Посмотри, какая прелесть! — Он застегнул ремешок на моем запястье.