И Севастьяненко, и Иванов хорошо представляли себе, что произойдет, если британцы их настигнут. У них на двоих две восьмидюймовки, полдюжины шестидюймовых и четырнадцать стадвадцатимиллиметровых орудий, причем стоящие на «Хай-Чи» десять стадвадцатимиллиметровых орудий имели длину ствола всего сорок пять калибров и, соответственно, паршивенькую баллистику. Мелочь калибра пятьдесят семь, сорок семь и тридцать семь миллиметров не стоило даже учитывать. На броненосном крейсере противника имелось два орудия калибром двести тридцать четыре миллиметра, дюжина шестидюймовок, несколько уступавших аналогам, установленным на «американце» и все та же мелочь. По огневой мощи он крыл оба русских корабля, как бог черепаху. Плюс мощный, до шести дюймов, броневой пояс, которого у элсвикских крейсеров попросту не имелось. Да и палуба их была, по чести говоря, забронирована так себе, особенно на «Хай-Чи», где толщина ее составляла несерьезные тридцать семь миллиметров. Словом, поединок грозил русским кораблям уничтожением с минимальными шансами нанести противнику серьезные повреждения.
Гонка шла не то чтобы азартно - скорее, упорно, обеим сторонам не хотелось уступать. Русским потому, что для них это означало плен или гибель в бою, у британцев же взыграл гонор. Да и «Нью-Орлеан» они смогли идентифицировать быстро, а там уж сложили два и два. То есть, разумеется, вряд ли что-то поняли, но то, что крейсер очень желательно догнать, хотя бы для того, чтобы задать вопросы его командиру, сообразили моментально. А характер у жителей коварного Альбиона упертый, как у их любимых бульдогов, и в жертву они вцепились намертво. Клубы дыма над трубами поднимались, казалось, до самого неба, и кованные форштевни вспарывали воду не хуже гигантских плугов. И сейчас командирам крейсеров что с той, что с другой стороны оставалось лишь проклинать эти самые форштевни с таранами. Реликты минувших эпох, в последний раз успешно примененные австрийцами при Лиссе почти сорок лет назад, они съедали у кораблей по нескольку узлов хода. А таранам на проклятия было плевать...
Правда, часа через два после начала гонки первый запал с обеих сторон прошел. Адреналин в крови не может кипеть до бесконечности, особенно в ситуации, когда толком не можешь ничего сделать. Единственные, кто сейчас вкалывал, как проклятый, были машинные команды. Впрочем, практически все матросы так или иначе оказались задействованы в помощь кочегарам и, что характерно, без малейшего протеста - жить хотелось всем. А в остальном работающие на пределе машины и дрожащий корпус перестали восприниматься. Даже вражеский корабль, упорно висящий на хвосте, достаточно быстро превратились в обыденность, став едва ли не привычной деталью пейзажа, и воспринимался соответственно.
Севастьяненко в очередной, уже пятый или шестой раз обошел свой корабль. Просто чтобы не сидеть на месте - бездействие в буквальном смысле слова пожирало его нервы. Нельзя сказать, что он боялся, просто его натуре было противно бессилие, да и привычки убегать лейтенант не имел. Увы, сейчас от него мало что зависело.
Правда, и сетовать на судьбу не стоило. Пока что все шло вполне терпимо. Вцепившийся в хвост их маленькой эскадре английский броненосный крейсер не отставал, но и догнать русские корабли был не в состоянии. Машины пока что работали вполне нормально, да и топлива хватало. То же и со вторым кораблем, Иванов буквально только что передал информацию о состоянии своего корабля. У него даже лучше - не требовалось насиловать машины, «Хай-Чи» и без того держал ход уверенно. Имелись хорошие шансы дотянуть до темноты, а уж там - куда кривая вывезет. Как минимум, появится неплохой шанс оторваться, ведь в темноте британцы смогут охотиться на них, имея в качестве приметы лишь искры, вылетающие из труб русских крейсеров. Не слишком-то надежный ориентир, особенно если немного снизить ход. А найдет - еще неизвестно, кому придется хуже. Ночной бой - лотерея, здесь не все и не всегда решают калибр орудий, броня или даже выучка экипажа. Ночью удача способна легко перевесить все это. И нарваться на выпущенную в упор мину британский капитан вряд ли захочет. Скорее всего, он прекратит преследование, ну а нет... Что же, варианты действий Севастьяненко уже прокручивал в голове, и выбор пока не сделал, но большинство из них обещали неплохие шансы на успех.
А вообще, если честно, связываться с британским крейсером лейтенанту не хотелось. Он, конечно, плевать-то хотел и на британцев, и на то, что они будут оскорблены, однако и дураком Севастьяненко не был. Ночной бой и впрямь лотерея, и как Кресси имеет шанс нарваться на русскую торпеду, так и любой из русских кораблей рискует словить в борт начиненную взрывчаткой дуру калибром в девять с лишним дюймов. А там уж как повезет, иной раз и одного такого снаряда может хватить, чтобы отправить легкий крейсер на дно или, как вариант, нанести ему повреждения, которые не устранят даже левши с «Херсона». Притом, что размен британского крейсера на любой из его кораблей для русских чертовски невыгоден. Это у островитян «у короля много», а у Эссена пока слишком мало, и потеря даже одного полноценного крейсера усложнит действия против остающейся противником номер один Японии. Так что лучше бы британец отвернул. Для всех лучше.
Не отвернул. Даже когда, спустя еще полтора часа гонки, начал медленно, но неуклонно отставать. Очевидно, машины легких крейсеров оказались чуть надежнее или масло, которое не жалея лили на подшипники, лучше охлаждено, а может статься, просто кочегары на британце вымотались раньше своих русских (и, частично, американских) коллег. Севастьяненко рискнул сунуться в машинное отделение всего один раз - и выскочил на палубу, как ошпаренный. Там, под броней, со всех сторон прикрытое угольными ямами, дающими неплохую защиту, располагалось самое защищенное место корабля. И сейчас там царил ад. Температура в машинном отделении поднялась настолько, что и русские бани, и финские сауны на этом фоне смотрелись жалкими неудачниками. Более того, в бане неспешно паришься, отдыхая душой и телом. В машинном же отделении покрытые толстым слоем едкой черной пыли и оттого неотличимые от чертей люди работали, да так, что оставалось лишь удивляться пределам их сил и выносливости. И машины крейсера исправно стучали, превращая огонь и пар в обороты винтов, уверенно толкающих вперед стальную громаду в четыре с лишним тысячи тонн водоизмещением. А может статься, дело тут было не в каких-то особых качествах людей, а просто в том, что все они понимали расклады и очень хотели жить. Ну, и в том, что все же их периодически подменяли, а на британском корабле - вряд ли. Не было там столь могучего стимула, да и вообще, каждый должен заниматься своим делом. Все это так, но пока что британец отставал.
И все же на душе Севастьяненко по-прежнему было неспокойно. Почему? Да просто он не мог понять командира вражеского корабля. Видит, что отстает, но упорно продолжает преследование. Только ведь британцы - не фанатики. Упорные и храбрые люди и отличные моряки, но - не фанатики. А раз так, постараются догнать, но, убедившись, что дело это бесперспективное, отстанут. Но этот чертов крейсер упорно продолжает гонку. Почему? Может, у командира кто-то из родственников погиб во время событий в Вейхайвее? А может, просто надеются, что рано или поздно у беглецов сдадут машины? Нет ответа, и остается лишь продолжать гонку, выжимая последнее из машин и стараясь держать корабли на курсе как можно ровнее, спрямляя его насколько возможно и не давая противнику отыграть на их невольном рыскании даже метра.
Размышления молодого офицера прервал осторожно поднявшийся на мостик кок - худощавый сорокалетний мужик с широким добродушным лицом и окающим говором.
- Вашбродь, может, пообедаете? А то ведь нехорошо это...
Ну, коку позволялись некоторые вольности, очень уж хорошо готовил. К тому же Севастьяненко и впрямь не ел с самого утра, и кишки при одной мысли о еде издали громкое одобрительное урчание. Лейтенант вздохнул и ответил:
