- Тихо-тихо, моё золотце. - причитала женщина, голос которой был до слёз знакомым. - Всё позади. Слава Богу, всё позади...
Образы пролетают один за одним, выныривают из самых глубин памяти - тёплые, приятные. И они, закручиваясь в водоворот, сплетаются в одну верную фигуру, при виде которой всё становится осмысленным, правильным.
- Мама?..
- Да, милая, да!
- Мама!.. - обрадовалась Кристина, стараясь разглядеть её, но образовавшаяся слезинка в глазах размывала и так мутный взгляд. - Где папа?
- Я здесь, дорогая, - кто-то нежно взял её за ладонь немного грубыми руками. В них угадывались те самые отцовские, благодаря которым в детстве она могла летать, изображая самолётик. Руки в сторону, носочки вместе, голову вперёд - и рассекать воздух под свой радостный смех.
- С вашей дочкой всё в порядке, - звучал бодрый голос доктора Косселя, успокаивающий до полного расслабления. - её жизнь вне опасности.
- Я очнулась?.. - моргала Кристина, лишь бы унять пелену и как можно быстрее взглянуть на своих родителей. Чтобы посмотреть, как они изменились за это время, насколько состарились. И исчез ли блеск в их глазах - именно этого так не хотелось ей. Она желала только одного - дабы любовь родителей друг к другу оставалась такой же крепкой, как и в её воспоминаниях. Эгоистично - но такова мимолётная мечта.
- Да, да! Теперь ты снова с нами, - всхлипывающая мама прижалась к груди своей дочурки, как и любая другая мать бы не отпускала своё чадо после долгой разлуки. Особенно все эти годы зная, что твоя кровинка лежит замороженная в криокапсуле, подобной гробу. И может быть никогда уже не проснётся. Но чудо всё же свершилось и теперь она может передать своё тепло дочурке, которое медленно, но уверенно передавалось к пробуждающейся подопытной.
- Мне приснился сон... плохой сон...
- Но теперь ты снова с нами, - по её голове ласково соскользнула папина рука, с упоением гладя своё очнувшееся чадо.
- А где... где Серёжка?..
- Он... - проглотила язык мама и чуть не разревелась.
- Что? Что с ним, - жадно поглощала воздух Кристина и хотела вскочить, но мышцы её предательски не слушались. В один миг томного ожидания ответа перед её глазами пронеслось слишком много чудовищных картин, служащими идеальным сортом топлива в котёл её забившегося подобно отбойному молотку сердца.
- Сергей, - голос папы вымученно сдерживается и старается быть серьёзным, лишь бы, как и мама, не сорваться, - он как и все мы...
- Как все вы?..
- Он, как и все мы, ушли.
- Не понимаю... - голос дрогнул.
- Тут нечего понимать, просто взгляни, - папины пальцы нежно опустились на подбородок Кристины и медленно повернул её голову налево.
Пелена резко пропала - зрение тут же вернулось ей по мановению палочки. Но от увиденного девушке хотелось вернуть всё взад, когда ничего не видела, когда была среди ослепительной пустоту, когда находилась рядом с родителями. Ведь теперь она в одиночестве стояла посреди своего любимого Парка Горького, выгоравшего ненасытным огнём. Пламя было повсюду, оно завладело каждым деревцем, газоном, клумбой, лавкой, лежаком. Казалось, что даже фонарные столбы горят.
- Серёжа!.. - в отчаянии выкрикнула она, совсем не понимая почему её брат должен быть именно среди этого ада. Только подсказка растворившегося в небытии отца указывала, что негодник должен ошиваться где-то здесь. Посреди развернувшейся преисподней.
Но вместо своего братца девушка примечает где-то вдалеке и посреди языков пламени овчарку, которая ранее пыталась ей помочь. Она посмотрела на Кристину своей покалеченной мордочкой. С неё свисали изуродованные мышцы, зубы превратились в месиво, опалённый язык торчал, а левый глаз, как и её глазницы, просто отсутствовал. Однако девушку внешний вид своей спасительницы совсем не испугал, поэтому она попыталась к ней подойти. У бедной овчарки же был совсем другие планы и, хромая, побежала прочь.
Кристина попыталась нагнать её и мчалась босой по раскалённому асфальту. Уже в какой раз её ноги страдали в безудержном беге. Вот теперь снова они, терпя все невзгоды, несут свою хозяйку. Она старалась кого-нибудь выглядеть в кромешном бушующем огне, но и души. А что самое страшное - нельзя сказать плохо это или хорошо, ведь если кто-то был здесь, то давно сгинул, выгорев дотла. Потому она просто бежала. Вновь неслась навстречу своей судьбе посреди зловредного дыма, от которого лёгкие переполнялись копотью и горечью.
- Серёжа!! - звала сквозь обуреваемый волнами кашель.
Парк на глазах претерпевал серьёзные изменения, как если бы на холсте с уже почти готовой картиной эпохи возрождения решили всё перерисовать за раз, не убирая старые элементы. Казалось всё менялось прямо на глазах: из ниоткуда появлялись брошенные военные палатки от мала до велика, склады с боеприпасами и припасами. Вон там стоит зенитка на грузовом шасси, по кабине которой угадывался "Камаз", с другой стороны приютились куча выпотрошенных бронемашин, а тут по мановению палочки растянулась колючая проволока с противотанковыми ежами. Кристина поскользнулась и чуть не расшибла себе лоб, а вот колени и ладони снова пострадали - ободрала только в путь. Бросила взгляд на землю: везде разбросаны обугленные автоматы и пулемёты; брошены раскуроченные гранатомёты; бесчисленно рассыпаны отстреленные гильзы; дроны, как летающие, так и колёсные и на гусеницах, разбиты на кусочки так, что теперь в них можно смело попробовать поиграть как с "лего".
В трепете за свой рассудок Кристина схватилась за волосы - она не понимала, как её любимый парк мог превратится сначала в кромешный ад, а потом по щелчку пальцев в кладбище военной техники.
- Серёжа!.. - вскочила она, уже боясь оглядываться по сторонам, чтобы снова мир вокруг не начал видоизменяться во что-то безрассудное. - Где ты?!
Услышала лай где-то со стороны набережной и побежала дальше мимо Музыкального фонтана. Вместо кристально чистой воды он доверху заполнен раскуроченными на части андроидами. Из них торчали сервоприводы, провода, кожа и одежда разорвала в клочья - все они не подавали никаких признаков функционирования, будто их выбросили сюда уже очень давно.
Не придав уже особого значения к массовому захоронению псевдо-людей, девушка помчалась к реке. Не только за собакой, но и чтобы узнать, что случилось с её родным городом. Может тогда она поймёт где Серёжа или куда он спрятался.
Выбежав на непривычно пустынную Пушкинскую набережную, Кристина резко затормозила и никак не могла поверить своим глазам - на глазах материализовалась разгромленная тяжёлая техника, забивая своими выгоревшими остовами всю площадь. Но уже через секунду другую казалось, что они здесь брошены уже очень давно и ей просто почудилось, как они начали из ниоткуда появляться.
Теперь ей пришлось пробираться через обломки стальных гигантов, лавируя то тут, то сям. В воздухе тянуло горевшим металлом, порохом, краской и соляркой - всё это закручивалось в нестерпимый аромат, из-за которого девушке хотелось вывернуть свой желудок. Проблема только в том, что он пуст и выворачивать нечего.
Через минуту лазания по кладбищу бронетехники Кристина наконец-то вышла к самой Москве-реке и застыла. Нет, не от того, что вода внезапно оказалось настолько чистой и прозрачной, что в лёгкую разглядеть не только безмятежно плавающих рыб и затопленных круизных теплоходов, но и даже дно. Нет, не это, хотя оно тоже поражало воображение. Кристина застыла от того, что на другой стороне Москвы-реки, на протяжении всей Фрунзенской набережной, были одни руины, тянущиеся аж до самого горизонта. Повсюду торчали скелеты от некогда казавшимися монолитными и вечными зданий. Даже от внушительного по размерам комплекса Национального центра управления обороной практически камня на камне не осталось. Со стеклянными глазами повернула голову направо. Бросилось полуразвалившаяся сталинская высотка Министерства иностранных дел, которую теперь с Пушкинской набережной легко можно различить посреди всего остального пепелища. С тяжёлым дыханием Кристина продолжает проворачивать голову, разглядывая развалины от некогда крупнейшего мегаполиса как после ковровых бомбардировок, пока не натыкается на Крымский мост. Точнее всё что от него осталось - с той стороны торчал развороченный Зубовский бульвар, который резко обрывался прямо над рекой. Сам мост же обвалился в воду, а за ним тянулись всё те же руины, уходящие вдаль. И только Храм Христа Спасителя всё ещё вымученно стоял, но без златых куполов, с растрескавшимися стенами и угрожающе накренившись в бок - вот-вот сложится как карточный домик, но каким-то чудом всё ещё стоит.
