По тому как отца передернуло, я понял, что он и не хотел бы это увидеть. А у меня на глазах чуть ли не выступили слезы. Да, мой альфа необычен, он такой же по комплекции, как и отец. Всего одиннадцатый класс, а его рост уже был под два метра, такой же широкий в плечах и суровый в лице, вот только его лицо это отдельная тайна. На лице действительно был шрам, который шел от закрытого повязкой глаза до уголка губ. Откуда шрам и почему глаз перевязан, никто не знал, но факт остается фактом, Глеба побаивались с того момента, как он зашел в наш класс на девятом году обучения.

      — Стоп, стоп, стоп, отставить истерику, — хватая меня за плечи и легонько встряхивая, отчаянно произносит отец и прижимает меня к своей груди. — У тебя течка?

      — Начнется завтра, наверно, не меняй тему.

      — А давай ты приведешь его познакомиться с нами? — после слов отца, смешок ожидаемо вырвался из меня. — Ясно, ты у нас не такой смелый, как папа, я должен был догадаться.

      — Так, большое и маленькое чудовища, марш на кухню, а тебе, Ром, совет: просто поговори и признайся ему, — прервал нас папа, заглядывая в зал.

      Голубые джинсы, белая футболка, черный джемпер и тонкая, два раза оплетенная вокруг шеи, серебряная цепочка, люблю субботу — день свободной формы. Может потому, что я был уверен в своем внешнем виде, или потому, что в классе было слишком мало народа, но, зайдя в класс, я сразу же нашел взглядом Глеба и улыбнулся ему. Что именно я сделал, дошло до меня только в тот момент, когда он вопросительно поднял бровь над единственным голубым глазом и ухмыльнулся уголком губ.

      — Вот черт, — бормотание было негромкое, но оно описывало все мое состояние. — Надо признаться.

      После первого урока пришло волнение. После второго я осознал, что я трус. На третьем уроке в животе порхали бабочки от волнения. На четвертом сердце рухнуло вниз, когда до меня дошло, что я так и не положил валентинку для Глеба в коробку для валентинок, это я осознал, когда в класс вошли несколько учеников и понесли по партам эти долбаные куски картона. Пятый урок — каляка маляка в моей тетради процветает, я так же посчитал, что сорок две валентинки адресованные мне, это ни много ни мало, а где-то пятьсот рублей. Шестой урок — полная апатия, я так и не поговорил с ним.

      — Роман, с тобой все хорошо? — из задумчивости меня вывел голос нашей классной, которая объясняла в десятый раз, как мы должны себя вести на дискотеке, что проводилась сегодня в школе.

      — Нет, простите, вы можете вычеркнуть мое имя из списков, — ответил я усталым голосом.

      "Трус", — одно смс от папы, и меня будто молнией пробивает, и это я трус, да? Я? Ну отлично.

      "Если он твой истинный, поверь мне, он тоже об этом знает", — а вот это сообщение уже от отца.

      "Трус, трус, трус", — опять папа омега.

      "Если бы не твой папа, не факт, что мы с ним были бы вместе", — смс от отца, они что рядышком там сидят?

      "Вызови свое чудовище на смертный бой. Ты же принц, это твое предназначение", — очередное смс от папы, и это смс первое, что вызывает во мне улыбку и смешок.

      "Напиши ему записку, позови поговорить. Не позорь своего папу", — опять отец.

      "Я все понял, и я на уроке, хватит мне строчить, работайте", — написав смс, я быстро разослал его папе и отцу и убрал телефон в карман.

      Еще пять минут на обдумывание ситуации, и я вырываю листок из тетради и пишу одно короткое сообщение. "После уроков на лестнице около спортзала, буду ждать один час. Холодный Принц вызывает на смертный бой".

      Пройти мимо Глеба и кинуть ему записку в пиджак — проще простого, а вот просидеть еще один урок — смерти подобно. Я просто уверен, что он поймет, что это я прислал ему записку, так скажем, это мое прозвище в школе. Принц, потому что красив и недоступен, холодный, потому что за одиннадцать лет школы я ни с кем не встречался. До восьмого меня это не интересовало, а после пришел Глеб, и мне тем более на всех фиолетово.

***

      Всего тридцать минут спустя, лестничная площадка около спорт зала.

      — И это я трус? Я? Да что же это за такое, впервые в жизни решил признаться в любви, и меня так банально кинули.

      Очень хорошая зарядка, очень хорошая зарядка ходить по лестнице с первого по третий этаж. Превосходно отвлекает от того, что вот уже как полчаса прошло, а никто так и не пришел. И прекрасно отвлекает от злости и ноющего живота. А с другой стороны, я три года молчал в тряпочку и только мысленно облизывался на Глеба, так чего я хочу. Вот же тупая записка, принц вызывает на бой. О, дурак, план я составил, надо было банальную смс написать, тогда бы он точно ее прочитал.

      Мысли скакали, как сумасшедшие, и только сейчас до меня доходило, что, в принципе, можно было понять, что я к нему что-то да чувствую. Я, к примеру, садился рядом с ним во время школьных поездок, и часто он ловил мой взгляд, и именно я приносил ему домашку домой, когда он, аж два раза, болел, непонятно что ли, что он мне нравится?

      — Ну что за тормоз, — лбом прислоняясь к стене, бормочу я себе под нос.

      — Я за семь минут до школы добежал, — возмущение так и плескалось в запыхавшемся дыхании моего личного чудовища, который стоял за моей спиной, как понял я, когда повернулся к нему лицом. — И что это значит: "Вызываю на смертный бой".

      — Ну это, я... — приплыли, я опять язык от волнения проглотил, когда увидел его лицо. — Отвернись, я так думать не могу.

      — Не понял? — а вот теперь в его голосе искреннее недоумение. — Ты, как я понял, поговорить со мной хотел с глазу на глаз.

      — Да, хотел, но я не могу с тобой разговаривать, когда ты на меня смотришь.

      — Противно? — нет, ну как он может так усмехаться, когда я так волнуюсь.

      — Нет, конечно, нет, а, короче, вот, — жутко краснея и мямля, я пихаю в его руки смятую валентинку.

      Пару секунд он рассматривает картонку у себя в руке, а потом все же разворачивает смятую бумагу, и в его глазах мелькает злость, а губы сжимаются в узкую полоску.

      — Ну и куда улыбаться? Где стоят твои дружки, с которыми вы решили надо мной прикольнуться? А не суть, если это все, то я пошел.