В стране и при дворе партии движения и сопротивления стали, наконец, в резкое и явное противоречие друг к другу. С одной стороны, Сесиль во главе протестантов требовал общего союза с протестантскими церквями всей Европы, войны против Альбы в Нидерландах и безусловной выдачи Марии ее шотландским подданным для заслуженного ею наказания. С другой — католики, опираясь на массу консервативной партии с герцогом Норфолком во главе, а также на богатых купцов, опасавшихся прекращения торговли с Фландрией, так же серьезно требовали отставки Сесиля и отзыва протестантов из Совета, прочного мира с Испанией и, хоть и не так открыто, признания прав Марии на престолонаследие. Елизавета по-прежнему вынуждена была медлить. Она не приняла советов Сесиля, но послала деньги и оружие Конде и помешала Альбе, арестовав посланные ему деньги и доведя ссору до временной задержки судов по обе стороны пролива. Она не приняла советов Норфолка, но не хотела ничего слышать об объявлении войны, не хотела обсуждать обвинений против Марии или признавать вступления Якова I (VI) на престол. Влияние присутствия Марии в Англии сказалось в заговорах Норфолка с графами севера Англии и с Испанией. Заметив опасность, Елизавета поступила быстро и решительно: Марию Стюарт она отдала под стражу лорду Гентингдону, затем она арестовала Арундела, Пемброка и Лемли и посадила в Тауэр герцога Норфолка.
Но поражение гугенотов во Франции и известие папского посла о том, что в Риме приготовлена булла о низложении Елизаветы, побудили крупных католических лордов к действию и вызвали восстание Невиллей и Перси. Сигналом к восстанию послужило вступление в Дергем графов Нортумберленда и Уэстморленда. Библия и новый служебник были разорваны в клочья, и на алтаре Дергемского собора снова отслужили мессу, прежде чем графы дошли до Донкастера с войском, возросшим до нескольких тысяч людей. Они требовали, чтобы «в церкви во всем были восстановлены старые обычаи»; граф Сассекс, полководец Елизаветы на севере, откровенно писал ей, «что в Йоркшире нет и десяти дворян, которые одобряли бы ее меры в церковной сфере». Но он был так же верен, как и откровенен, и упорно защищал Йорк, а королева приказала спешно перевезти Марию в новую тюрьму в Ковентри. Но буря рассеялась так же быстро, как и собралась. Масса католиков Англии не шевельнулась, и едва графы остановились в нерешительности ввиду этого неожиданного бездействия, как их войско охватил страх, и оно рассеялось. Вожди восстания бежали, а их несчастные сторонники поплатились за свою измену гибелью и разорением. Жестокие меры, сопровождавшие подавление этого восстания, были первым отступлением от мягкости в правлении Елизаветы, но они не замедлили произвести впечатление на противников. Надежды северных графов были расстроены общим бездействием католиков; теперь (1570 г.) Рим сделал все возможное, чтобы пробудить их к деятельности опубликованием буллы об отлучении и низложении королевы; булла эта тайно была издана в предыдущем году и в духе вызывающей насмешки оказалась прибитой к дверям дома Лондонского епископа. Католики севера Англии упорно уклонялись от национального богослужения.
С каждым днем число уклонявшихся возрастало. Интриги велись деятельнее, чем когда-либо. Регент Меррей был убит, и в Шотландии началась борьба между приверженцами Марии Стюарт и сторонниками ее сына. От разбитых католиков Мария обратилась снова к герцогу Норфолку, который стоял во главе консервативных пэров. Норфолк принял церковный компромисс Елизаветы и выдавал себя за протестанта, но одновременно вел интриги с партией католиков. Он думал найти у английских пэров содействие своему браку с Марией, а этот брак, казалось, должен был вырвать ее из рук французских и католических интриганов, превратить ее в англичанку и разрешить тревожный вопрос о престолонаследии. Его мечты о таком союзе с Марией Стюарт были открыты в предыдущем году Сесилем, а их исполнение задержало его короткое пребывание в Тауэре. Но после освобождения он возобновил свою переписку с королевой и наконец обратился к Филиппу II с просьбой о присылке испанского войска. Во главе этой просьбы стояло имя Марии Стюарт, а за Норфолком следовали имена многих лордов «старой крови», как величали себя гордые пэры. Значение этой просьбы было подчеркнуто сбором в Антверпене католических изгнанников вокруг беглых вождей северного восстания.
Эти заговоры были раскрыты настолько, что вызвали среди протестантов новое ожесточение. Собравшийся парламент принял «Билль об опале» против северных графов и объявил ввоз папских булл государственной изменой. Сильное негодование на Марию как на «дочь распри, сеющую жестокий раздор», сказалось в статуте, лишавшем права наследовать престол всякое лицо, которое при жизни королевы заявит притязания на корону. Ответом на враждебность католиков служил закон, обязывавший всех судей и чиновников подписать «религиозные статьи», что, в сущности, передавало в руки их противников суд и управление. Между тем измена Норфолка переросла в настоящий заговор. Филипп II обещал помочь, если восстание действительно вспыхнет; но ключ к этим переговорам давно находился в руках Сесиля, и прежде чем Норфолк смог сделать первый шаг к осуществлению своих честолюбивых планов, они были расстроены его арестом.
Со смертью его и Нортумберленда, последовавшего за ним на эшафот, исчезла боязнь внутреннего восстания, так долго тревожившая Англию. Неудача двух покушений не только доказала слабость и разъединенность партии недовольства и реакции; но и обнаружила слабость партийного духа перед подъемом национального чувства, развившегося естественно в мирное царствование Елизаветы и превратившегося в страстную преданность королеве, когда выявилась опасность, грозившая порядку и благосостоянию страны. Планы Марии Стюарт, Филиппа II и Перси разбились не столько о бдительность Сесиля и хитрость королевы Елизаветы, сколько о дух новой Англии.
Глава V
АНГЛИЯ В ЭПОХУ ЕЛИЗАВЕТЫ
«Я желала, — гордо говорила королева Елизавета своему парламенту, — обеспечить себе повиновение подданных любовью, а не принуждением». Она вполне заслужила эту любовь правосудием и искусным управлением. Хотя, по-видимому, ее отвлекали внешние переговоры и интриги, но прежде всего она была государыней Англии. Свои искусство и энергию она посвятила делу гражданского управления. Едва освободившись от давления внешних тревог, она обратила внимание на две главные причины внутренних неурядиц. В 1560 году был положен конец обесцениванию монеты. В 1561 году учредили комиссию для изыскания наилучших средств к смягчению социального недовольства. Время и естественное развитие новых отраслей промышленности постепенно содействовали облегчению переполненного рабочего рынка; но в Англии все еще существовала огромная масса нуждающихся, для которой постоянным источником ожесточения служили огораживание и выселение, сопровождавшие достижения сельского хозяйства. Каждое восстание могло рассчитывать на поддержку этой массы разоренного люда; уже само ее существование служило поводом к междоусобицам. В мирное время ее присутствие выявлялось в преступлениях против жизни и собственности, шайках грабителей, державших в страхе целые графства, и «дерзких нищих», грабивших путников на дорогах.
При Елизавете, как и при ее предшественниках, продолжалось беспощадное применение репрессивных мер, бесплодность которых напрасно доказывал Мор. Однажды власти Сомерсетшира захватили шайку в 100 человек, из которых тотчас повесили 50, горько жалуясь Совету на необходимость дожидаться съезда судей, прежде чем доставить себе удовольствие видеть и остальных 50 повешенными рядом с первыми. Но правительство старалось противодействовать злу более разумным и действенным способом. Были сохранены старые средства — принуждение праздных к работе, а бродяг — к оседлости; каждый город или приход обязывались помогать своим бедным, нуждающимся и неспособным к работе и давать работу способным к труду нищим. Но постепенно был выработан более совершенный способ оказания помощи и предоставления работы бедным. Прежде средства для этого давал сбор милостыни в церквях; в 1562 году было предписано мэру каждого города и церковным старостам каждого сельского прихода вести списки всех обывателей, которые могли делать взносы в этот фонд, а в случае упорного уклонения судьи были уполномочены налагать на виновного подходящую сумму штрафа и добиваться ее уплаты заключением в тюрьму.
