Сильное давление заставило конвокацию просить упразднения права независимого законодательства, до того принадлежавшего церкви. С Римом поступили так же беспощадно. Парламент статутом запретил дальнейшие апелляции к суду папы; а на основании ходатайства собрание духовенства Палаты предоставило королю право прекратить уплату аннатов, или годичного дохода, который каждый епископ выплачивал Риму при назначении на кафедру. Эти два закона разорвали судебные и финансовые связи с папством. Т. Кромвель вернулся к политике Уолси. Он отказался от надежды на помощь Карла V и попытался надавить на папский двор новым союзом с Францией, но давление, как и прежде, оказалось безуспешным. Папа Климент VII грозил королю отлучением, если он не вернет Екатерине положения королевы и не прекратит, до решения дела, всяких сношений с Анной Болейн. Генрих VIII все еще отказывался подчиниться приговору какого-либо заграничного суда, а папа не решался согласиться на разбор дела в Англии. Наконец, Генрих VIII закончил долгий спор тайным браком с Анной Болейн. Уорхем умер, и на его место был назначен Кранмер, деятельный сторонник развода. Тотчас в его суде было начато дело, и новый примас объявил брак с Екатериной незаконным. Неделю спустя Кранмер возложил на голову Анны Болейн корону, которой она так долго добивалась.
До сих пор связь с делом о разводе скрывала настоящий характер церковной политики Кромвеля. Но, хотя формально, до окончательного приговора Климента VII в пользу Екатерины, переговоры между Англией и Римом продолжались, они не оказывали уже никакого влияния на события, которые, быстро сменяя друг друга, полностью изменили положение английской церкви. Духовенство скоро убедилось, что признание Генриха VIII его покровителем и главой не было далеко простой формальностью. Это был первый шаг в политике, имевшей целью подчинить церковь короне. В споре с Римом парламент выразил согласие с волей короля. Шаг за шагом была расчищена почва для великого статута, определявшего новое положение церкви.
«Акт о верховенстве» (1534 г.) постановлял, что король «должен быть считаемым, принимаемым и признаваемым за единственного верховного главу английской церкви на земле и должен, вместе с императорской короной страны, пользоваться также титулом и положением такового, а равно всеми почестями, судебными правами, полномочиями, льготами, выгодами и удобствами, принадлежащими названному сану, с полным правом исследовать, подавлять, исправлять и преобразовывать все заблуждения, ереси, злоупотребления, упущения и преступления, которые каким-либо образом могут быть законно исправлены духовной властью или судом». Во всех церковных и светских делах власть была предоставлена исключительно короне. «Духовные суды» стали такими же королевскими судами, как и светские суды в Вестминстере.
Но действительное значение «Акта о верховенстве» выяснилось только в следующем году, когда Генрих VIII формально принял титул «верховного главы английской церкви на земле», а несколько месяцев спустя Кромвель был назначен генеральным викарием, или наместником короля во всех церковных делах. Его титул, подобно его должности, напоминал систему Уолси, но то, что теперь эти полномочия были соединены в руках не духовного лица, а мирянина, указывало на новое направление политики короля. Положение Кромвеля позволяло ему проводить эту политику с чрезвычайной прямолинейностью. Первый крупный шаг к ее осуществлению уже был сделан статутом, уничтожавшим свободу законодательной деятельности собраний духовенства.
Другим шагом в том же направлении явился акт, превращавший всех прелатов в ставленников короля под предлогом восстановления свободного избрания епископов. Избрание их капитулами кафедральных церквей давно превратилось в формальность, а на деле со времени Эдуардов их назначение производилось папами Римскими по предложению короля. Теперь, со злой насмешкой, право свободного избрания было возвращено капитулам, но под страхом наказания они были вынуждены выбирать кандидатов, указанных королем. Этот странный прием уцелел до настоящего времени, но с развитием конституционного управления его характер совершенно изменился. С начала XVIII века назначение епископов перешло от короля к министру — представителю воли народа. Поэтому, в сущности, английский прелат, единственный из всех епископов мира, получает свое достоинство путем такого же народного избрания, какое принесло Амвросию Миланскую кафедру. Но в то время мера Кромвеля поставила английских епископов в почти полную зависимость от короны.
Эта зависимость стала бы полной, если бы политика Кромвеля была проведена до конца и королю было предоставлено такое же право смещать епископов, как и назначать их. Но и при этих условиях Генрих VIII мог грозить архиепископу Дублинскому, что если он будет упорствовать в своей «безумной гордости, то мы можем снова удалить вас и поставить на ваше место другого человека, более добродетельного и честного». Даже Елизавета в порыве гнева грозила «разоблачить» епископа Илийского. Более ревностные сторонники Реформации всецело признавали эту зависимость епископов от короны. После смерти Генриха VIII Кранмер обратился к Эдуарду VI за новыми полномочиями для отправления своей должности. Латимер, когда политика короля разошлась с его убеждением, счел себя обязанным отказаться от Уорчестерской кафедры. Впоследствии право низложения было отменено, но не столько из уважения к религиозным чувствам народа, сколько потому, что постоянная покорность епископов делала ненужным его применение.
Подчинив себе конвокацию, господствуя над епископами, Генрих VIII стал господином и над монашескими орденами; для этого он воспользовался правом надзора за ними, перенесенным с папы Римского на короля «Актом о верховенстве». Монастыри навлекли на себя ненависть одновременно и гуманистов, и монархии. В начале Возрождения папы Римские и епископы вместе с государями и учеными приветствовали распространение образования и надежды на церковную реформу. Но хотя среди защитников нового движения и можно было найти кое-где аббатов или приоров, в целом монашеские ордена с неуклонным упорством отвергали его. С течением времени вражда становилась все более ожесточенной. На «темных людей» и монастыри сыпались едкие сарказмы Эразма и дерзкие насмешки Гуттена. В Англии Колет и Мор сдержанно повторяли насмешки и нападки своих друзей.
Действительно, как проявление религиозного энтузиазма монашество уже перестало существовать. Нищенствующие монахи теперь, когда исчезли их пылкая набожность и духовная энергия, превратились в обычных нищих. Прочие монахи стали просто землевладельцами. Большинство монастырей стремилось только увеличить свои доходы и уменьшить число участников в них. По общему равнодушию к исполнению возложенных на них духовных обязанностей, по расточительному пользованию их средствами, по бездеятельности и самодовольству, отличавшим большинство из них, монастыри страдали недостатками всех корпораций, переживших задачи, для выполнения которых они были созданы. Но они были не более непопулярны, чем вообще такие корпорации. Требование лоллардов упразднить их заглохло. На севере, где были расположены некоторые из самых крупных аббатств, монахи были в хороших отношениях с местным дворянством, и их монастыри служили для детей дворян школами; да и в других местах не было признаков иного отношения.
Но в системе Кромвеля не было места ни для доблестей или пороков монашества, ни для его бездеятельности и суеверия, ни для его независимости от короны. Поэтому для общей ревизии монастырей были посланы два королевских комиссара, и их донесения составили «Черную книгу», по возвращении представленную парламенту. Было признано, что около трети монастырей, в том числе большинство крупных аббатств, вели правильную и приличную жизнь; монахи прочих обвинялись в пьянстве, симонии и самых низких и возмутительных пороках. Характер ревизоров, их беглого отчета и последовавшие за его выслушиванием долгие прения заставляют думать, что обвинения были сильно преувеличены. Но на нравственность монахов, даже в таких монастырях, как Сент-Олбанский, оказывало роковое влияние отсутствие настоящей дисциплины, проистекавшее от освобождения их от всякого надзора, кроме папского. Признание Уорхема, а также начатое Уолси частичное упразднение вполне доказывают, что по крайней мере в мелких монастырях безделье нередко вело к преступлению. Но несмотря на крик: «Долой их!» раздававшийся среди общин при чтении отчета, страна была далека от желания полной отмены монашества. За долгими и ожесточенными прениями последовал компромисс: все монастыри с доходом ниже 200 фунтов в год были упразднены, а их доходы предоставлены короне; крупные аббатства остались пока нетронутыми.
