После полдника царевна приказала запрячь в маленькую карету двух пони и довезла нас до самой академии.

– Кланяйтесь от меня пану Кляксе, – сказала она на прощанье, – скажите, что я приглашаю его на бабочек в шоколаде. – Потом добавила: – Я столько слышала про сказки пана Кляксы, что когда-нибудь непременно его навещу.

Так я узнал, что у пана Кляксы есть свои сказки, но услыхал их гораздо позже.

С этого дня я стал еще больше уважать пана Кляксу и решил подружиться с Матеушем, чтобы у него про все выведать.

Матеуш не слишком разговорчив. Бывают дни, когда он вовсе ни с кем не разговаривает.

Против его упрямства у пана Кляксы имеется особое лекарство – веснушки.

Не помню, говорил ли я о том, что лицо пана Кляксы сплошь усеяно веснушками. Сперва меня удивляло, отчего это веснушки каждый день меняют место: то украшают нос пана Кляксы, то перейдут на лоб, то вдруг появятся на подбородке или на шее.

Оказалось, всему причиной ужасная рассеянность пана Кляксы. На ночь он обычно снимает веснушки и кладет их в золотую табакерку, а утром по рассеянности надевает не на свое место. Табакерку пан Клякса всегда носит с собой, там у него хранятся запасные веснушки разного цвета и размера.

По четвергам из города приходит парикмахер Филипп и приносит новую партию веснушек. Филипп снимает их во время работы со своих клиентов. Пан Клякса долго разглядывает веснушки, примеряет перед зеркалом, потом прячет в табакерку.

По воскресеньям и в праздники ровно в одиннадцать часов пан Клякса сообщает:

– Пора обновить веснушки.

Он достает из табакерки четыре-пять самых больших и красивых веснушек и прилепляет себе на нос.

По мнению пана Кляксы, нет ничего лучше на свете, чем большие желтые или красные веснушки.

«Веснушки благотворно влияют на умственные способности и предохраняют от насморка», – часто говорил он.

Поэтому, когда кто-нибудь из нас отличится на уроке, пан Клякса торжественно достает из табакерки свежую, не бывшую еще в употреблении веснушку и налепляет на нос счастливцу со словами:

«Носи ее с честью, мой мальчик, никогда не снимай. Это величайшая награда, какую ты можешь получить в моей академии».

Один из Александров награжден уже тремя веснушками, а остальные ребята тоже – кто двумя, кто одной. Они носят их на лице с большой гордостью. Я им очень завидую и готов на все, чтобы заслужить такую награду, но пан Клякса говорит, что у меня еще слишком мало знаний.

Так вот, возвращаясь к Матеушу, я должен сказать, что для него веснушки – лучшее лакомство. Он их клюет, как семечки.

Поэтому, как только Матеуш перестает говорить, пан Клякса снимает с лица самую поношенную веснушку и отдает Матеушу. У Матеуша сразу развязывается язык, и ему можно задавать любые вопросы.

Однажды летом пан Клякса уснул в саду, и на него налетели комары. Пан Клякса во сне стал неистово чесаться и содрал с носа все веснушки. Я потихоньку их подобрал и отнес Матеушу. С тех пор мы подружились, и он рассказал мне необыкновенную историю своей жизни.

Передаю ее вам целиком, ничего не утаивая, добавляю только в словах Матеуша недостающие буквы.

Я не птица, я принц. Когда я был маленький, мне часто рассказывали сказки о том, как люди превращаются в зверей и птиц, но я этому никогда не верил.

Но со мною самим приключилась такая же история.

Я родился в королевской семье и был единственным сыном и наследником могущественного монарха. Стены моих покоев были из мрамора и золота, а полы устланы персидскими коврами. Услужливые министры и придворные исполняли любой мой каприз. Каждая слеза, когда я плакал, была на счету, каждая улыбка занесена в специальную книгу королевских улыбок, а теперь – теперь я скворец, который чувствует себя среди птиц таким же чужим, как среди людей!

Моего отца называли великим королем. Несметные сокровища, дворцы, золотые короны, жезлы, драгоценные камни, богатство, какое во сне не приснится, – все это принадлежало ему.

Моя мать была тоже из королевского рода и славилась красотой не только у нас, но и далеко за морем. У меня было четыре сестры, и все они вышли замуж за королей: одна за испанского, другая за итальянского, третья за португальского, четвертая за голландского.

Королевские суда плавали в четырех морях, а войско было таким огромным и могучим, что у нас совсем не было врагов, и все соседние короли искали с нами дружбы.

Я с малых лет пристрастился к охоте и верховой езде. В моей собственной конюшне насчитывалось сто двадцать лошадей арабской и английской породы, а также сорок восемь мустангов.

В моей оружейной были собраны охотничьи ружья, сделанные лучшими оружейниками по мерке, для меня.

Когда мне исполнилось семь лет, отец поручил мое воспитание двенадцати самым знаменитым ученым и велел им научить меня всему, что они сами знают и умеют.

Я учился хорошо, но страсть к верховой езде и охоте настолько увлекла меня, что ни о чем другом я не мог думать.

Вдруг отец запретил мне ездить верхом.

Я плакал горькими слезами, а четыре фрейлины старательно собирали мои слезы в хрустальный флакон. Когда флакон наполнился, в стране объявили всенародный траур, по нашему обычаю, на целых три дня. Весь двор оделся в черное. Приемы, балы и вечера были запрещены. Флаг на дворцовой площади был приспущен, и вся армия в знак скорби сняла шпоры.

Тоскуя по лошадям, я лишился аппетита, перестал учиться и целыми днями сидел неподвижно на маленьком троне, ни с кем не разговаривая.

Но отец не привык отменять свои решения.

Он сказал:

– Моя отцовская и королевская воля неколебима. Здоровье наследника престола для меня важнее, чем каприз моего сына. Сердце мое обливается кровью при виде его горя, но все будет так, как мне посоветовали придворные медики. Принц не сядет на коня, пока ему не исполнится четырнадцать лет.

Не понимаю, отчего придворные медики не хотели, чтобы я ездил верхом.

Всем было известно, что я лучший наездник в стране, и народ поговаривал, что я правлю конем не хуже, чем отец королевством.

Ночами мне снились мои татарские скакуны, мои любимые лошади. Иногда я звал какую-нибудь из них – я помнил их всех по именам.

Как-то раз я проснулся среди ночи от тихого ржания. Я вскочил с постели и выглянул в сад. Там на садовой дорожке стоял мой лучший конь Али-Баба, который, наверно, явился на мой зов. Он был оседлан. Увидев меня, он радостно заржал и подошел к самому окну. Я наскоро оделся впотьмах, схватил со стены ружье и бесшумно прыгнул прямо в седло. Конь рванулся с места, перемахнул через несколько заборов и поскакал куда глаза глядят. Мы мчались, и месяц освещал нам путь.

Убедившись, что за мною нет погони, я немного сдержал бег коня и направил его к видневшемуся невдалеке лесу.

Эта скачка привела меня в такой восторг, что я совершенно забыл о запрете отца и о том, что в лесу небезопасно.

В то время мне было восемь лет, но в храбрости я не уступал пяти королевским гренадерам, вместе взятым.

Как только я въехал в лес, мой конь стал проявлять непонятную тревогу: замедлил шаг и вдруг стал, как вкопанный, дрожа и фыркая.

Дорогу мне преградил огромный волк. Он зловеще скалился, и на морде его застыла пена.

Я натянул поводья и выхватил ружье. Волк, разинув пасть, медленно приближался ко мне.

Тогда я крикнул:

– Именем короля приказываю тебе, волк, уступить мне дорогу, а не то я тебя застрелю!

Волк захохотал человечьим голосом и стал подходить все ближе.

Я взвел курок, прицелился и влепил весь заряд прямо ему в пасть.

Выстрел был точен. Волк съежился, словно готовясь к прыжку, но тут же растянулся у ног Али-Бабы. Я соскочил с лошади и подошел к убитому зверю. Но, как только я остановился, разглядывая его большую красивую голову, волк, собрав последние силы, приподнялся и вонзил свой острый, как кинжал, клык мне в бедро. Дикая боль пронизала мое тело. Но челюсти волка тут же разжались, и голова его тяжело упала на землю.