С.М. Толстая
ПОДМЕНЫШ (обменыш) — в мифологии восточных и западных славян ребенок, подброшенный людям нечистой силой взамен похищенного новорожденного. Считалось, что подменять детей могли богинка, мамуна, полудница, краснолюдки, дьяволица (з. — слав.) либо русалки, ведьмы, лешие, черти, банник (в. — слав.).
По севернорусским поверьям, такая подмена была особенно вероятной в бане сразу после родов, пока ребенок оставался некрещеным. Для родителей факт обмена не сразу становился очевидным, лишь со временем можно было заметить в ребенке признаки П.: рахитическое сложение, непомерно большая голова, тонкие руки и ноги, уродливое лицо с оттопыренными ушами, острые когти на пальцах рук. Но главной приметой нечеловеческой сущности П. был беспрестанный плач по ночам, визгливый крик и капризность младенца. Он либо ничего не ел, либо, наоборот, отличался прожорливостью; например, мог поглощать по крынке молока и буханке хлеба каждый час (рус.). П. плохо развивался, мало двигался, долго не умел ни ходить, ни говорить, был хмурым и неприветливым, однако иногда выделялся необычной силой, «был силен, как конь» (рус. арханг.). Как правило, такие дети постоянно болели и редко доживали до совершеннолетия (считалось, что они умирали в семилетнем возрасте).
В Вятской губ. верили, что П. (подкинутый людям лешим) имеет колдовские способности и, если доживает до зрелого возраста, становится очень деятельным человеком, приносит в дом достаток. Согласно польским поверьям, П. мог обогатить своих приемных родителей за хорошее с ним обращение; считалось, что он незаметно исчезает по ночам, а возвращаясь, приносит золото; однако, если ему не приготовили любимого блюда или как-то обидели, он навсегда исчезал из дома, а принесенное им золото превращалось в прах.
Самым надежным способом вернуть себе своего ребенка (и тем самым избавиться от П.), по широко известным представлениям, было битье подменыша розгой или прутом до тех пор, пока подбросивший его демон не заберет своего уродца, отдав людям их дитя. Такое битье совершалось как магический акт, который происходил в строго определенном месте (например, возле горящей печи, на пороге дома, на мусорной или навозной куче, на мосту, в поле на меже, на перекрестке дорог и т. п.). Орудием битья служили березовая или вербовая хворостина, прут орешника. Исполнителями могли быть мать похищенного младенца, специально приглашенная для этого знахарка, пастух, мальчик, родившийся у незамужней девушки. В фольклоре западных славян известно немало быличек о том, как в момент битья внезапно появляется виновница подмены (богинка, мамуна, чертовка), хватает своего плачущего детеныша и сердито бросает людям их ребенка. По другим поверьям, вернуть себе своего похищенного нечистой силой младенца можно было еще и таким способом: хозяйка делала вид, что готовит для П. кашу в половинке яичной скорлупы; при виде такой странной посуды П. до такой степени удивлялся, что, не произносивший прежде ни одного слова, он вдруг сообщал, что хоть и живет уже тысячу лет, однако такого чуда никогда не видел, после чего сразу же исчезал, а на его месте появлялся похищенный ребенок.
Чтобы предотвратить подмену, новорожденному завязывали на руке красный шнурок; надевали на него красную шапочку; старались ни на минуту не оставлять его в доме или бане без присмотра; даже во время сна мать старалась не поворачиваться к нему спиной; не гасили по ночам свет; строго следили, чтобы на лицо ребенка не падал лунный свет; окуривали на ночь колыбель или клали в нее растения-обереги, подкладывали под нее старый веник и т. п.
Лит.: Власова М. Русские суеверия. СПб., 1998. С. 363–367.
Л.H. Виноградова
ПОЖАР — стихийное бедствие, посылаемое людям в наказание за грехи как Божья кара. П. может происходить как от молнии, т. е. небесного огня, так и от огня земного.
Во избежание П. у восточных славян хранили в доме освященные предметы: ветку вербы, «четверговую свечу», а также головню с П., зажженного молнией. Причиной П. считалось нарушение запретов работать в летние праздники (на Илью, Марию, Паликопу и др.), проявление неуважения к огню, разрушение гнезда аиста, обида, нанесенная огненному змею, и др. Например, в Вологодской губ. полагали, что нельзя утром раздувать огонь, не помолившись Богу, т. к. от этого бывают пожары.
Поскольку П. рассматривался как наказание свыше, тушить его порой считалось грехом. В тех же случаях, когда на П. все-таки пытались воздействовать, стремились не столько потушить его, сколько локализовать, прибегая к различным суеверным способам. В России, особенно среди женщин, было широко распространено мнение о том, что П., зажженный молнией, следует тушить молоком; если же молока не хватит, то квасом, но ни в коем случае не водой; по поверью, такой огонь от воды только больше разгорается. При тушении П. от грозы использовали также освященные предметы: бросали в П. пасхальное яйцо или обходили с ним загоревшееся строение, кидали в огонь вербу, обходили горящий дом с зажженной четверговой свечой или с иконой Божьей Матери «Неопалимая Купина», стояли лицом к огню с иконой св. Николая (Миколы), затапливали печки в соседних домах; ср. поговорку: «дым на дым или огонь на огонь нейдет». Англичанин С. Коллинс (1660-е гг.) рассказывал, что иногда русские «держат иконы перед огнем, думая, что помощь зависит от их произвола. Один русский, думая остановить огонь таким образом, держал своего Миколу так долго, что сам едва не сгорел и, видя, что помощи нет, бросил его в огонь».
К пламени П. относились как к одушевленному существу. Например, русские Пошехонья считали, что нельзя носить вещи из горящего жилого дома по направлению к другому строению, т. к. пламя «потянется» вслед, не желая отдать то, что у него отнимают. Там же рассказывали, что один крестьянин, помогая вытаскивать вещи из горящего дома, унес тайком рукавицы к себе домой; пламя сразу же перекинулось на жилище вора.
Первыми из загоревшегося здания выносили наиболее почитаемые предметы: иконы, стол, дежу. В Ярославской губ. считали, что если в огне П. горит икона, «то над этим местом появляется столб пламени наподобие горящей свечи».
Для русских любовных заговоров характерен образ всемирного П., охватывающего землю и небо. В духовных стихах огненная река также осмысляется как вселенский П.
Лит.: Успенский Б.А. Филологические разыскания в области славянских древностей. М., 1982 (указ.); Максимов С.В. Нечистая, неведомая и крестная сила. М., 1993.
А.Л. Топорков
ПОКОЙНИК — по мифологическим представлениям, опасное существо, способное «ходить» после смерти; в похоронном обряде воспринимается как носитель смертоносной силы и одновременно как объект почитания, потенциальный предок-опекун рода (см. Предки).
В народной терминологии и фразеологии, связанной со смертью, П. изображается как странник, отправившийся в дальний путь (ср. восточнославянские выражения об умершем: «пошел до дому», «отошел», «собирается в далекую дорогу»), либо как переселенец, достигший загробного мира, который примкнул к сонму предков: «пошел до дедов», «отправился к праотцам», «с дедами гуляет», «с предками здоровается». В загадках и поговорках статус П. определяется через свойства, отличающие его от человека: «Обулся не так, оделся не так, поехал не так, заехал в ухаб и не выедет никак», а также через признаки, характеризующие неподвижность и безжизненность умершего: «Не дышит, не пышет, не ворохнется», «Нос есть — не нюхает, уши есть — не слышит», «С руками, с ногами, а с лавки не слезет». В похоронных причитаниях П. называется «гостем», «путником», которому предстоит трудный переход: «Куда же ты снаряжаешься? Во котору путь-тропу дальню дороженьку?»; его возвращения в дом родственники ожидают в установленные поминальные дни. Все этапы похоронного обряда были призваны обеспечить переход П. на «тот свет» и придать такому переходу необратимый характер, т. к. пребывание умершего в земном пространстве среди живых воспринималось как опасное нарушение нормального положения вещей (см. Похоронный обряд).
