С.П. Бушкевич
КОРОВЬЯ СМЕРТЬ, Черная Немочь — у русских персонификация смерти рогатого скота. Появляется в виде коровы или кошки, чаще всего черной, или собаки, иногда в облике коровьего скелета (поздний символ, возникший по образцу популярного облика человечьей смерти). С К. С. борются различными обрядами: опахиванием селения, умерщвлением коровы, кошки, собаки или иного небольшого животного и петуха (чаще всего путем закапывания живьем), зажиганием «живого», т. е. добытого трением, огня (ср. Огонь), перегоном скота через ров или тоннель, вырытый в земле, тканьем «обыденного», т. е. вытканного в один день, холста (см. Обыденные предметы). При опахивании иногда поют, призывая К. С. выйти из села, т. к. в селе ходит св. Власий (покровитель скота).
Когда на Курщине и Орловщине при опахивании попадалось навстречу какое-нибудь животное (кошка или собака), то его тотчас убивали как воплощение Смерти, спешащее укрыться в виде оборотня. В Нижегородской губ. для отвращения заразы крестьяне загоняли весь скот на один двор, запирали ворота и караулили до утра, а с рассветом разбирали коров; при этом лишняя, неизвестно кому принадлежащая корова принималась за К. С., ее взваливали на поленницу и сжигали живьем.
Н.Т.
КОРШУН, ястреб и некоторые другие виды семейства ястребиных (орел, канюк, лунь, скопа) и отчасти соколиных (кобчик, чеглок) образуют единый образ крупной хищной птицы (ср. также Орел), наделяемой символикой нечистоты и смерти, демоническими и отвращающими свойствами.
Символику К.-ястреба, его связи с другими птичьими персонажами и параллели с другими славянскими традициями наиболее полно отражает украинско-подольский обряд изгнания и похорон К. в первый понедельник Петровского поста. Утром хозяйки выгоняли кур из хаты через нож или топор для защиты их от К. Днем женщины шли на пастбище, где пели, махая платками в сторону леса: «Ой, Шуляку — чорна птахо, до нас не лiтай, / <…> курей наших не хапай». Мужчины приносили сюда привязанных на палки убитых К. и воронов. Женщины шли с ними в лес, там ломали зеленые ветки и, махая ими, проклинали «шуляка-яструба»: «Птице-чорна, смерте наша, / Ти нас не займай, / Обминай!» Потом совершались ритуальные похороны К. и женщины танцевали на его могиле. В другом варианте обряда бабы изготовляли «шуляка» из платков, клали его на большой платок, по углам которого насыпали кучки зерен и клали между ними хлеб, лук, сыр и мясо. Повернув «шуляка» к мясу, бабы приговаривали: «Не йды до курей, а иды до падла». В конце разрывали «шуляка» на части, устраивали пирушку и угощали друг друга водкой со словами: «Выпыйте, кумо, щоб шуляк курчаток не поив».
Обрядовая параллель К.-ястреба и кукушки (ср. украинский обряд изгнания и похорон К. и русский обряд крещения и похорон кукушки) дополняется поверьем об обращении кукушки в ястреба или К. по окончании ее кукования сразу после Петрова дня (29.VI).
В контексте упомянутых обрядов и верований следует рассматривать и «ястребиные» названия незавившегося кочана капусты: укр., бел. «шуляк», рус. «ястребуха». Альтернативные варианты для кукушки после Петрова дня — либо обращение ее в ястреба, либо укрывание в капусте (в белорусском Полесье).
Иные параллели украинского обряда изгнания К. - это кашубский обряд казни «коршуна» в Иванов день (24.VI) или в воскресенье за три недели до этого дня. В обряде участвовали «палач», «солтыс» (сельский староста) или «ксендз» и «судья», который зачитывал приговор. Птицу насаживали на кол. Слуги «солтыса» обращались к К. с обвинительной речью, и «палач» отрубал К. голову. Чаще, однако, голову отрубали не К., а вороне, которую всей процессией отправлялись хоронить с приветственной песней св. Яну. У других западных славян параллели к украинскому обряду изгнания К. более отдаленные: в Чехии и Лужице обряд, сходный с кашубским, совершался по окончании жатвы и был связан не с К., а с петухом или селезнем.
В украинском обряде изгнания К. наблюдается функциональная общность К. и ворона, поэтическим воплощением которых в песенных текстах является образ «черной птицы», несущей смерть. Такое же сходство демонстрирует детская игра в К. или ворона, в которой эти птицы наделяются общей символикой смерти. В украинских вариантах игры «ворон» роет ямку, чтобы варить кипяток и заливать им очи детям. Копание ямки символизирует похороны, а заливание очей — смерть. У украинцев и русских такая игра называется «в коршуна», у чехов и боснийцев — «в ястреба». У белорусов она тоже связана и с К. («у коршуна», «шуляк»), и с вороном («у крука», «у ворана» и т. п.): К. (ворон) копает ямку, чтобы собирать камушки и выбивать ими детям зубы. Характерна причина мести К. (реже ворона) детям: «Они мою капусту поели!» (у белорусов), «Белую капусту в моем огороде пощипали» (У украинцев). См. выше мотив капусты. В Гомельском уезде игра дополняется шуточным вариантом похорон К.: «коршуна» в бане засыпают песком.
Ястреб и К. как нечистые и зловещие птицы наделяются демоническими свойствами. По польским представлениям, ястребиный облик может принимать черт, в ястребе скрывается злой дух; по украинским — ястреб нападает на животных, как черт на людей. Ср. также русское выражение «черт коршуноватый».
Чтобы ястреб не душил кур, нужно первое снесенное курицей яйцо отдать нищему (у поляков); запрещено приносить домой клин, которым расщепляли дерево, сжигать старый веник (у поляков), мотать пряжу, когда в печи горит огонь (у украинцев); на Рождество называют ястребов голубями, чтобы задобрить и обезвредить их (у белорусов). Вместе с тем, как и всякий хищник, ястреб обладает отвращающими свойствами. Поэтому убитого ястреба поляки прибивали на воротах хлева, поляки и украинцы вешали в конюшне для защиты от ведьм и чертей, украинцы выставляли для устрашения воробьев.
Крик К. считают приметой дождя. Согласно легендам, К. (иногда канюк) наказан Богом за то, что в незапамятные времена не рыл или не чистил с другими птицами море, озеро, пруд и т. п. (у восточных славян, поляков), замутил воду Божьей Матери, стиравшей рубашки младенцу Христу (у поляков). С тех пор он имеет право пить лишь дождевую воду и, томясь от жажды, жалобно просит: «Пить, пить!» О крике К. во время засухи русские говорят: «Каня плачет, у Бога пить просит».
Лит.: Венгрженовский С. Языческий обычай в Брацлавщине «гоныты шуляка». (Этнографический очерк) // Киевская старина, 1895. Т. 50. С. 282–323; Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997. С. 542–556.
А.В. Гура
КОСМОГОНИЧЕСКИЕ МИФЫ — см. Сотворение мира.
КОСТЁР — ритуальная форма, известная всем славянским народам; составная часть многих календарных, а также семейных, хозяйственных, лечебных и других обрядов. Большая часть К. приурочена к праздникам весеннее-летнего цикла (от масленицы до Петрова дня); реже их жгли в другое время (осенью, под Рождество или Новый год).
У славян преобладают масленичные и купальские К., имеющие в том числе и солярную символику (см. Солнце). Масленичные К. известны у русских, болгар, сербов и македонцев; купальские — на всем западе славянского мира: у украинцев и белорусов, западных славян, словенцев и хорватов. В соответствующих локальных традициях масленичные и купальские К. являются центром календарного праздника, объединяющим вокруг себя весь комплекс совершаемых в это время ритуалов и магических действий. Юрьевские К. известны на Карпатах, на западе Словакии, а также у хорватов; троицкие — окказионально у западных славян, а также у русских, петровские — у хорватов, реже у русских.
Общим для з. — слав. ареала является обычай жечь К. на Страстной неделе (со среды до субботы) около церквей; священники освящали этот огонь, а прихожане разносили его по домам и разжигали у себя в домах «новый» огонь, предварительно затушив в печах старый. К. жгли и в пасхальную ночь, и в ночь на пасхальный понедельник; вокруг них собирались, веселились, трапезничали, стреляли. Преимущественно на юге Польши, в Великопольше, в Словакии, у мораван и на востоке Чехии К., возжигаемые на Страстной неделе, связывались с именем Иуды.
