Анаиэль не ответил, поглаживая подбородок тыльной стороной указательного пальца, и в его мягком, невыразительном лице появилось нечто темное, эфемерное, как те неясные черты туманных призраков, следующих за белоснежным кораблем.
— Я не убийца, — твердо произнес мужчина. — Более такой возможности может и не представится. Тогда как я добровольно предлагаю поставить знак своего покровительства на твоем теле. Сомневаюсь, что ты сможешь отыскать мастера, который начертает на твоей коже святую символику даром, тем более, что это чревато последствиями для самого писца по телу. Жизнь такого человека будет поставлена под угрозу, — он помедлил, встречаясь с ней взглядом, прежде чем взять одну из острых шпиц, обливая ограненную сверкающую поверхность кипящим раствором. — Ты сама навлечешь на себя беду, и люди, которых ты встретишь на своем пути, или под чей кровь будешь проситься, отринут твой дух, потому что не увидят на твоем теле священной метки, — он на мгновение остановился, оглядев ее с ног до головы. — На самом деле, это довольно странно быть неотмеченной в столь зрелом возрасте. Жрецы храмов Януса могли бы принять тебя за неверную, и предоставь ты им горсть слов о бедности, о которых ты мне поведала, тебя бы мигом отправили на казнь.
— Почему же Вы готовы начертить на мне этот символ, жертвуя своей духовной чистотой? — спросила Иветта, несмотря на тяжелый взгляд, окаймившего ее фигуру воина, поднявшегося со своего места и вытащившего с холодным звоном черный меч, вокруг которого заплясали бусые миражи и когти.
— Не зарывайся со словами, нахальная девка! — и ярость исказила его черты, и ей почудилось, что он оскалился на нее, будто дикий волк, готовый в любую секунду растерзать свою падшую жертву.
— Довольно! — осадил его стальным голосом Анаиэль, бросив сдерживающий и прожигающий до самых костей взгляд, отчего по телу мужчины прошлась волна агонии, цепляющая каждую мышцу и мускул под бронзовой кожей, обхватывающий могучее тело, будто непробиваемый доспех. — Я не потерплю непослушания в моем присутствии, если же у тебя затруднения с молчанием Тор, то ты можешь немедленно покинуть меня, и я в одно мгновение освобожу тебя от данной клятвы, потому что мне не нужен человек, который не может смирить свой горячий нрав.
Тор сильнее сжал челюсти, и Иветта почти услышала, как захрустели его зубы под напором еле сдерживаемого гнева. Возможно, что даже после того, как ей и нанесут священную символику его светлого Господина, это не удержит жестокого воина от того, чтобы оторвать девушке конечности и развеять прах над одной из пустынь, чтобы ее дух вечно скитался по безликим дюнам.
— Счастлив узнать, что мы пришли к мирному разрешению нашего фатального спора, — сказал Анаиэль, внимательно наблюдая, как огромный меч входит в ножны, а его прислужник в ледяном безмолвии медленно перевязывает красную тесьму на рукояти. Тор сжимал алые шнуры в кулаках настолько крепко, что Иветта представляла себе веревку, стискивающие ее собственное горло, и на краткий миг ощутила пронзительную и тупую боль в основании шеи, а из легких вышел весь воздух, обрывающий хрупкость ее жизни.
— Разве я не обязана буду служить Вам, как и Ваш свирепый защитник, мечтающий оторвать мне голову, после того, как я получу один из древних символов? Через чернила на моей коже, Вы сможете управлять мной не хуже кукольника своей марионеткой, притуплять чувства, повелевать каждой мыслью и желанием, — Иветта покосилась на окутанные мягким полумраком стены, зашевелившиеся под полосами солнечного света, рассекающими бархатные красные занавесы на огромном витражном окне, и ей захотелось спрятаться от колышущихся гирлянд пепельных узоров, расцвечивающих снежную белизну стен, окрашивающий холодный мрамор оттенком лилии и бегонии.
Анаиэль с трудом справился с проникающей на уста горящей улыбкой. Несколько свечей голубого пламени потухли под силой хладного ветра, когда в глазах его появился мерцающий блеск упоения.
— Я обещаю, что ты будешь вольна поступить со своей жизнью именно так, как тебе заблагорассудиться. Останешься ли ты подле меня или покинешь, будет полностью зависеть от твоего решения, — с легкой улыбкой говорил мужчина, подпирая подбородок кулаком. — Не держу рабов и прислужников по принуждению, это распаляет больше гнева в сердцах, нежели искреннего повиновения.
— К чему такая небывалая щедрость? — гневным шепотом спросила Иветта, изгибая правую бровь. — Дворяне не ставят своей символики на простолюдинах беспричинно, это карается небесным отречением и порицанием главы великого дома, — она перевела дыхание. — Что Вам от меня нужно?
— Забавно, — рассмеявшись, произнес Анаиэль, окуная острие алмазной шпицы в чернила, и серебристые отблески, падающие на драгоценный инструмент, отразились в его томительных глазах, — ты выглядишь куда более осведомленной в заветах Высокого Двора, нежели знаешь о касте, к которой принадлежишь сама. А что обычно привлекает мужчин в женщинах? — чуть наклонив голову, спросил он, обнажив белоснежные ровные зубы, отчего у нее внутри все скрутило в тугой узел. И мужчина устало вздохнула, когда она не ответила, проведя рукой вдоль длинных прядей волос, словно этот жест, мог помочь ему собраться с мыслями.
— Не волнуйся, — продолжил он, горько усмехаясь, — я не собираюсь использовать тебя, как наложницу или приковывать тебя к цепям и повесить на тонкую лебединую шею ошейник, как то делают многие выходцы из моего сословия. Но я отпрыск Империи и должен блюсти законы страны, что подарила мне жизнь. И я буду следовать им так, как велит мне сердце. У меня нет ни титула, ни богатства, — признался он, раскладывая стеклянные фужеры и смешивая черные и голубые чернила с мятным и жасминовым растворами. — У меня нет дворцов, нет слуг или механических зверей, что стояли бы на вечной страже перед сокровищницами — все это принадлежит фамильному роду, из которого я изгнан за попирание священных обетов, поэтому меня тоже в какой-то мере можно назвать чернью. И тающее солнце на горизонте бледно-златистого небосвода осветило его лицо в малиново-красном отливе, волосы его стали темнее, а глаза превратились в темные провалы, окаймленные сапфировой грядой.
— И все же кровь, что течет в моих жилах древняя и могущественная, — задумчиво шептал Анаиэль, и рябь теней двинулась по малахитовым балюстрадам, спускаясь змеиными темно-синими кружевами вдоль половиц, огибая каменья цветных стрежней на высоко подвешенных люстрах. — И я не умалю памяти предков, оставив беззащитного человека без пищи и крова, защиты, — он прикрыл свои глаза, складывая стопкой махровые полотенца.
— Если же твое желание покинуть меня настолько сильно, то я не воспрепятствую твоему уходу. Ты вольна уйти, как только того пожелаешь. Оставаться же подле меня опасно для тебя. Я странствую в поисках одной важной для меня вещи, — уголки его губ приподнялись, когда он выразительно посмотрел на ее взволнованное лицо, и глаза его подернулись туманным флером, опаляющим предрассветные голубые небеса. — Именно то, в чем я так отчаянно нуждаюсь, и привело меня в заклятые чертоги Даррэса, и там по велению судьбы я повстречал тебя. Порой на небесах свершаются решения, пересекающие пути двух жизней. Ничего случайного в нашем мире нет, и я посчитал это знаком. Что бы сталось с тобой, если бы я не нашел тебя и не излечил возле вод масок забвения? — на выдохе произнес он, и Иветта подозрительно сощурила янтарно-изумрудные глаза, смутно вспоминая очертания голубого мрамора и искусные завитки золота на разбитых каменных ликах, на тонких нитях расколотых орнаментов из чистейшего лунного камна в уголках бездонных темных глазниц, что сверкали серебряным жемчугом полной луны и исиння-темным пламенем лепестков обриета.
Иветта опустила взгляд на свои руки, поглощенная видениями, что тогда промелькнули в ее сознании. Она видела белоснежные дворцы, утопающие в хрустальных водопадах под знаменем великолепного рассвета, окаймлявшего диамантовые холмы черных гор, усыпанных девственными снегами; она стояла посреди океана пламени, наблюдая, как под карминовой луной опадают высокие светло-молочные башни и распадаются шлемовидные златые купола, покрываются золой и пеплом роскошные фрески, и ангельские фигуры с поднятыми бриллиантовыми клинками на столбах белоснежных соборов, закрываются под пологом черного дыма, и ястребы, вылетали из-под глав смога, через непроницаемые своды которого пробивалась медовая заря. Она слышала, как плывут по гладкой поверхности снега, пролетая над замерзшими белыми волами, сокрытые под ледяным небесно-синим одеялом застывшего озера, и внимала отзвуку дребезжащих осколков льда, когда табун черных коней, облаченных в сверкающие серебряные доспехи, и всадники в белоснежных одеяниях вздымали свои златые мечи, и изумрудные эфесы отбрасывали слепящие огни на наступал на армию, приближающуюся с противоположной стороны берега. Взмах широких крыльев аиста, поднимающегося с гладкой поверхности прозрачно-серого озера, на которое опадали лепестки белесого ириса, в коем отражались волнующиеся лозы ивы на берегу, раскачивающиеся под волнующимся ветром, и лепестки цветов окрашивались в глубокий красный, орошенные кровавым дождем.
