Нельзя сказать, что только враги понесли существенные потери. Нашим кораблям тоже досталось. В «Викторию» попали несколько раз, и теперь ее носовая часть была изуродована, а чуть повыше ватерлинии чернела пробоина. Чтобы вода не проникла в трюм, мне пришлось приказать сбросить за борт носовые пушки, якоря и всё, что было под руками. После того, как мы доберемся до берега, нам потребуется очень хороший ремонт.

И это мне еще повезло! Ибервилю, по ходу дела, придется перебираться на новый корабль. Впрочем, такую ситуацию мы предусматривали, и команда знала, как спасаться. Я старался заботиться о своих людях. И дело даже не в том, что мы много вместе прошли и не раз спасали друг друга. Даже из более рациональных соображений подготовленная, слаженная команда — это большая ценность. Надежные, проверенные люди на дороге не валяются.

Как же жаль, сто я не мог раздвоиться, а лучше растроиться! Если сражение на море было под полным моим контролем, то что творилось на суше — бог весть. Я мог только понять, что де Кюсси не обнаружил наш замаскированный форт. И потому, когда он начал стрельбу, для людей губернатора это стало неожиданностью. А я еще и пороха на пристрелку не пожалел. Лучше перебдеть, чем недобдеть.

Стрелки, встретившие десант слаженными залпами, звучащими один за другим, тоже стали неприятным открытием для наших врагов. И нападавшие дрогнули. Нет, если бы их впереди ждал богатый город, пираты рискнули бы. Не в первый раз. Но нападавшие прекрасно понимали, что мы обосновались на острове недавно, и взять с нас нечего. Плюс я активно распространял слухи, что у меня проблемы с деньгами, потому что я много финансов вбухал в обустройство Бекии.

Словом, сражаться за жалование пираты не слишком хотели. А уж десантироваться под плотным оружейным и пушечным огнем — тем более. Даже после того, как наш форт обнаружил себя, довольно точно отстрелявшись по одному из вражеских кораблей, в ответку ему еще не прилетело. Маскировка продолжала делать свое дело. Несмотря на дым, в яркой зелени и густых кустах место выстрела просто терялось.

Поняв, что потери превышают допустимый уровень, а нахрапом нас взять не удалось, волна нападающих откатилась. Похоже, пираты решили покинуть наш гостеприимный остров. К сожалению, преследовать три уцелевших вражеских корабля у нас просто не было возможности. В более менее нормальном состоянии была только «Элизабет» Питта, но один он явно не справился бы. Остальные наши корабли могли едва-едва доползти до берега.

Победа не радовала. Несмотря на то, что мы дали укорот превосходящим силам противника, настроение было мерзким. А после того, как я оценил наши потери на берегу, оно испортилось еще больше. Из шести наших кораблей один был безвозвратно потерян, а остальные находились в разной степени потрепанности. Сколько придется приложить усилий для починки «Виктории» — мне даже предположить сложно.

Потери на суше тоже были впечатляющими. Несмотря на все предпринятые мною меры, погибло, как минимум, человек двести пиратов. Если бы у де Кюсси была чуть более сплоченная и мотивированная армия — мы бы не устояли. Да что там говорить, если в этом бою даже я получил свое первое серьезное ранение!

До сих пор судьба меня берегла. Мне совершенно неприлично везло, и я начал привыкать к такому положению дел. Даже будучи в рабстве на Барбадосе, я ухитрился найти для себя посильную работу, да еще и отвлекаться от нее на разные радости жизни, типа прекрасных дам. И уж конечно, мне везло в море. Причем я бы не стал объяснять это одним только талантом О'Брайена, в тело которого я попал.

Жизнь пирата полна опасностей. Мало кто доживает до почтенного возраста и умудряется сохранить свои конечности. Я сам не раз и не два штопал раны своей команде. Однако до сих пор меня бог миловал. Мне удавалось сохранить свою шкуру в целости и сохранности. И когда я был сбит с ног ударом ядра, задевшим меня на излете, то даже не сразу сообразил, что происходит. Ну а потом мне прилетело по голове чем-то тяжелым, и я отключился.

Спас меня испанский шлем. Ну и еще то, что отколовшийся от борта кусок дерева задел меня по касательной. Судя по тому, что меня подташнивало, сотрясение мозгов я себе заработал. И теперь мне нужно было хотя бы несколько дней отлежаться в тишине и спокойствии. И как это сделать, спрашивается, когда навалилась куча проблем, каждая из которых срочнее предыдущей?

Пострадала, кстати, не только моя башка. Мне рассекло бровь и щеку, но не слишком сильно. Так что, скорее всего, даже зашивать не придется. Ну и шевелюра моя пришла в ужасающее состояние. Корабельный врач, которого я сам обучал, состриг часть волос, пытаясь понять, насколько сильное ранение головы я получил. А то, что осталось, я умудрился где-то подпалить.

Не то, чтобы меня это расстраивало, если честно. Я никогда не носил длинных волос и не любил их, но, попав в тело О'Брайена, был вынужден подчиниться его вкусу и предпочтениям эпохи. Так что впервые я попытался избавиться от надоевшей гривы только попав на Барбадос. Нет, ну правда, на фига мне длинные патлы? Это даже сугубо из практических соображений неудобно. Длинные волосы требуют усиленного ухода, а у раба такой возможности нет. Вот я и опасался, что заведется у меня какая-нибудь гадость. А короткая стрижка могла бы решить все проблемы. Однако О'Брайен буквально взвился, протестуя против такого кощунства.

К тому моменту мы с ним уже неплохо ладили, поделив тело, и используя знания друг друга. Но из-за какой-то дурацкой прически взрыв негодования был настолько сильным, что меня чуть не выкинуло из тела. Больше я не рисковал и не пытался избавиться от своей шевелюры. Мало ли. У каждого свои тараканы в голове. И если О'Брайен так зациклен на своих длинных волосах — флаг ему в руки.

Немудрено, что теперь, когда моя шевелюра изрядно пострадала, я даже почувствовал некоторое облегчение. Наконец-то я мог постричься так, как мне нравилось. Возможно даже, О'Брайен привыкнет к новой прическе, и не будет нудить, требуя снова отрастить волосы. Ну а покоцанная физиономия, как вы понимаете, мне вообще была по барабану. Во-первых, раны были несерьезные, а во-вторых, если их правильно обработать, тонкие шрамы будут еле видны. Правда, скорее всего, бровь будет казаться немного вздернутой, но это мелочи жизни по сравнению с мировой революцией.

— Ну, Дирк, что у нас там? — нетерпеливо поинтересовался я. Этот пират, которого я оставил в качестве главнокомандующего сухопутными войсками, показал себя с наилучшей стороны.

— Нужно восстанавливать форт и прибрежные строения. Ничего серьезного пираты не попортили. До наших самых ценных зданий их ядра не долетели.

— Никто не попытался начать грабить, воспользовавшись суматохой?

— А как же! И грабить, и отношения выяснять, и твое казино погромить… Чего только не пытались. Но я приблизительно знал любителей этого дела, так что развернуться у них не получилось.

— Что с Эстель?

— Ну, ее-то спасать никто не кинулся. И даже никто до сих пор не поинтересовался тем, где она, собственно, находится, — пояснил Дирк. — Ну а если учесть, что ты ее усыпил, скорее всего, она еще не пришла в себя. Но ты можешь проверить.

— Обязательно проверю, — нахмурился я. — Вот только побеседую с пленными. Мне интересно, участвовал ли де Кюсси в этой авантюре лично, или отсиживался на Тортуге. В любом случае, нам придется что-то делать с губернатором.

— Не слишком высоко ты замахнулся? — хмыкнул Волверстон, зашедший меня навестить. Судя по повязке, он был ранен в руку, но, похоже, рана была не тяжелой.

— Де Кюсси от нас не отстанет, — поморщился я. — Я тебе даже больше скажу. Потерпев поражение, в следующий раз он будет готовиться более основательно.

— Но Франция может нам не простить убийство губернатора, — возразил Волверстон.

— Поэтому никто не должен узнать, что де Кюсси убрали именно мы. Мало ли… Бунт, несчастный случай, еще что-нибудь. Нарываться мы не будем.

— Да, губернатор опасен, — согласился Дирк. — У него личный интерес в том, чтобы нас уничтожить. Как и у Мари-Анны.