Итак, почти с самого начала гражданского конфликта на Украине общественности была навязана особая понятийная сетка, с помощью которой он стал интерпретироваться. Штамп «молодая украинская демократия vs русский фашизм в Новороссии» стал дополнением другому штампу: «православная (или «евразийская») цивилизация vs цивилизация западная» — естественно, «фашистская». В итоге интеллигенция, как украинская, так и российская, как провластная, так и оппозиционная, в постсоветские годы приученная мыслить «дискурсами» и запутавшаяся в своих придуманных антиномиях, стала простым статистом в новой драме постмодернистского «общества спектакля». Ясно, что «фашизм» в её словоупотреблении — не более чем инвективная фигура речи, а не научное понятие.
Однако фашизм — это явление конкретно-историческое. Он представляет собой, прежде всего, социально-политический и социально-экономический проект позднеиндустриальной эпохи. Я не буду здесь описывать его полностью, укажу только на некоторые его существенные моменты: 1. агрессивный антикоммунизм; 2. иррационализм; 3. массовый политический террор; 4. апелляция к самым широким слоям населения, в т. ч. индустриальному рабочему классу, но в то же время и к крупному капиталу (олигархам) от имени «национальных интересов». Пятый момент состоит в том, что классические фашистские режимы, каждый на свой лад, и германский, и итальянский, и франкистский, и т. д., пытались выстроить социально-ориентированную систему перераспределения (паллиативный социализм). И всякий, кто изучал историю фашизма, знает, что хотя бы отчасти это ему удалось (другой вопрос, какой ценой и за счёт кого?).
Из этих пяти моментов у киевской власти мы находим только первые четыре. Гражданское общество Украины оказалось настолько «свидомо-сознательным» (включая даже иных анархистов и леваков, в том числе и российских), настолько идейно подчинившимся правительству, что последнее не ощутило в себе ни малейшей потребности действовать в его интересах и принялось свёртывать последние остатки социального государства, сохранявшиеся от прошлых «тоталитарных» режимов. Поэтому можно сказать так: точно так же. как февральский переворот 2014 г. в Киеве, так и не ставший социальной революцией, не заслужил своей Вандеи, а заслужил только Порошенко, так и режим Порошенко не дорос до брутальности классического фашизма. Он оказался гораздо хуже: заурядной копией неолиберального проекта, облачённого в праворадикальную упаковку, слабой тенью политики Пиночета. Так сказать, «не взрыв, а всхлип» (Т. С. Элиот). По этой причине если уж и добавлять ему эпитет «фашистский», то только для обозначения тенденции, правда, весьма сильной. Скорее, этого эпитета заслуживает украинская «свидо-мая» общественность, преисполненная националистических, державных и садо-мазохистских устремлений, столь красочно описанных в своё время Э. Фроммом и В. Райхом.
Одним словом, на Украине мы видим смесь государственной неолиберальной практики и националистической риторики, доносящейся сверху и снизу. И эта смесь одобряется российской либеральной оппозицией. Удивительно ли, что гражданское общество России считает её хуже путинской власти, которая не столь последовательна в своём неолиберализме и национализме? Оно рассуждает примерно так: уж лучше тухлый консерватизм Путина, нежели бодрый неонацизм новой украинской власти…
Надо отдать должное официальным украинским и российским СМИ: озадачивались они этим или нет, но им удалось исказить отражение украинского кризиса в массовом сознании и направить сознание граждан своих стран в нужное для властей русло.
Таким образом, на самом деле националистическая («фашистская») составляющая конфликта на Юго-Востоке — относительна. С обеих сторон противоборства без труда можно найти русских и украинцев. С той и другой стороны мы встретим как факты национальной ненависти, так и уверения в её отсутствии, что никак не вяжется с их однозначной оценкой как «фашистских» и «националистических».
Более того, простейший контент-анализ информационного поля ново-росского движения показывает, что оно идейно не однородно и не может быть сведено к противостоянию «Русского» и «Украинского» миров. На новоросских пабликах в социальных сетях мирно — до поры до времени, конечно — уживаются русско-державная и советская символика, отсылающая к ценностям интернационализма. Подобная эклектика говорит не только об идейной незрелости движения, но и о наличии каких-то объединяющих смыслов. Они-то и делают возможным, чтобы православный монархист И. Стрелков вместе с традиционалистски настроенными ополченцами сражался за народную республику против неолиберальной экспансии ЕС.
Но, в отличие от киевского Майдана, эти объединяющие смыслы не только отрицательны («против правительства»), но и включают в себя положительный элемент. Перед нами разворачивается борьба между остатками советской индустриальной цивилизации (едва прикрытой флёром пресловутого «Русского мира») и постмодернистским «обществом спектакля», за которым скрывается власть торгово-спекулятивного компрадорского капитала и его «сви-домой» обслуги. Если восстание на Майдане мотивировалось ничем не подкреплённой верой либо в успешную евроинтеграцию, либо в этнически-унитарное государство, то на Донбассе речь идёт ни более ни менее, как о сохранении уже давно сложившегося жизненного уклада миллионов людей. Далеко не случайно во главе сопротивления экспансии ЕС находится крупнейший промышленный регион Украины, население которого ещё живёт теми экономическими и культурными связями с Россией, которые сохранились с советских времён. Жизненный уклад индустриальной окраины оказался в большей степени источником рационального поведения, чем у обитателей столичных офисов, неспособных осознать истинные экономические потребности своей страны. Вероятно, с этим связано целенаправленное уничтожение украинской армией донбасской инфраструктуры: вместе с заводами уничтожаются и материальные условия рационального мышления и поведения.
Поглощение неолиберальным ЕС стало бы катастрофой для экономики всего Днепровско-Донбасского промышленного региона, крупнейшего в Восточной Европе. Костяком его экономики является угольная отрасль. Какова её судьба в странах Западной и Восточной Европы? Печальная. Если Донбасс окажется в зоне влияния европейской неолиберальной политики, где гарантия, что он не разделит судьбу английских и испанских шахт, Рура, Силезии? Конечно, можно сказать, что в современной экономике угольная отрасль не рентабельна. Что свёртывание его добычи — это «веление времени», сиречь рынка. Возможно, но это способно породить такие социальные проблемы, которые означают либо социальный взрыв, либо решение, предполагающее вмешательство сильного, социальноориентированного государства. Но такового на Украине нет. А то, которое есть, даже не желает таковым становиться, будучи неспособно на самостоятельную внутреннюю политику, соответствующую национальным интересам.
Экономическая интеграция Украины с неолиберальным ЕС на фоне постоянных антикапиталистических волнений, прокатывающихся по всей Европе, роста влияния евроскептицизма, выглядит ещё более проблематичным, нежели вхождение в ТС. Первое может произойти только вследствие политического решения с катастрофическими для украинской экономики результатами, которые уже стали проявляться. Россия при всех её проблемах на фоне многих европейских стран (особенно Юга и Востока Европы) выглядит, скажем так, сносно. По крайней мере в данный момент. И жители украинских обочин в виду прозападной ориентации своего правительства просто не хотят разделить судьбу португальцев, болгар, румын, испанцев, греков и прочих.
Поэтому есть смысл эту войну сравнивать не с чеченской (как это постоянно делает либеральная и левацкая общественность), а со штурмом Белого дома в Москве в 1993 году. Сама логика борьбы за влияние на украинские массы, усложнение задач в связи с военными победами будет толкать лидеров Новороссии справа налево, от националистической риторики к социально значимым проблемам. Последний вздох Новороссии будет вздохом Коммуны. Оставаясь в рамках идеологии «Русского мира» она способна только проиграть. Борьба новоросского движения объективно совпадает с потребностями рабочего класса: так или иначе, оно ведёт вооружённую борьбу с западными корпорациями, проводником интересов которых стало правительство Порошенко. Благодаря его борьбе неолиберализму в Восточной Европе поставлен предел. И ЕС и Путин с этим вынуждены считаться.