С молодым задором, словно вспомнив годы, когда ходил еще в парубках, пустился пастух приплясывать да каблуками пристукивать, разминать старые кости, с припевками, приговорками. Ну и раздоказал тут пастух. Как начал кружить да откалывать - и вприсядку, и с прискоком да еще музыкантов подзадоривает, чтобы поддали жару. То по новым голенищам дробь отбивает да по суконным штанам, то смушковой зиньковской, с длинным завитком шапкой помахивает, то, по-лебединому раскинув крылья, несется в белой, расшитой своей рубашке, пристукивая каблуком, - вихрь, а не пастух!

А почему бы не повеселиться пастуху? Имя его занесено в красную книгу, скотина сыта, пасется на лугу, новые сапоги смазаны чистым, дегтем. И сын - приметный человек. Целая делегация прибыла набраться опыта у Марка. В хате добра полным-полно. Зерна навалено - аж потолочины расходятся, матица прогибается. Хлеба нынче удались буйные, за пятидневку восемьсот сорок га яровых посеяли. Пары чистые, свекла прорежена. Почему бы и не повеселиться? Заразительно поет и пляшет пастух Савва. Плавно поплыли за ним молодицы, закружились девчата в ярких венках. Мусий Завирюха, садовник и пасечник тоже не отстают, наяривают трепака.

Выплывший над бором месяц осветил невиданное гульбище, в зеленовато-голубом его сиянии вскидывались взлохмаченные бороды.

А о Тихоне и говорить не приходится. Вот когда настала его пора. Ходит каждая жилка у парня, пустился в пляс - знай чуб развевается по ветру. Как пошел туда-сюда выгибаться, коленца выделывать, с щелканьем, с уханьем! Девчата так и таяли...

Едва стемнело, парни с девчатами, словно тени, стали исчезать за деревьями, кто втихомолку, незаметно, кто с песнями. Тихон повел в изнеможении приникшую к нему Саньку.

Текля пошла домой, сосредоточенная, с замкнутым, строгим, почти суровым лицом, - кто знает, что творилось у нее на душе?

Марко стоял в нерешительности - то ли провожать Марию из "Зеленого поля", то ли догнать Теклю, какая-то она сегодня невеселая. Ноги не слушались, отяжелели. И Мария, не дождавшись, медленно побрела к себе в деревню.

19

Вот так всегда и бывает: живет себе человек, ни сном ни духом ни в чем не виноват, ниоткуда беды не ждет - и вдруг на него, как на бедного Макара, разом все напасти валятся.

Родиону и без того не сладко, спят и видят ненавистники, как бы его со свету сжить, а тут еще вдобавок ко всему своя жена голову крутит. Высохшая, злая, накинулась на него с попреками:

- Где ночь пропадал? Пьяный, опухший, истасканный! С Санькой небось шлялся! А чтоб тебе горячей смолы напиться!

Вот и разбери, чего прицепилась. На привязи держать его, что ли, решила? Нет того, чтобы с добрым словом, с уважением к мужу, который ночи не спит, для общего блага трудится. Брехлива больно, покою от нее нет. А потом пойдут по селу пересуды. Родион Ржа жинку поколотил, свернул скулу, ложки в рот не взять. Тесто месила, так он ее головой в квашню. Мигом дознаются, разнесут по селу. Кто-кто, а Родион у каждого на виду.

Да как не узнать, когда жена сама же его срамит. Он ведь не рядовой колхозник. Что простому человеку сойдет, ему, Родиону, не пристало. Куда ни повернись - всюду враги... Вместо того чтобы как полагается обойтись с мужем, угодить, подластиться, подняла шум-гам, раскричалась на всю хату, да еще под утро, на рассвете, чтобы люди услышали. Вопить начала, когда кругом полно любопытных ушей. В своей собственной хате - и то всех остерегайся. Думал унять, стукнул сгоряча - такая хоть кого доведет. А она совсем ошалела, выскочила из хаты и давай верещать. Еще, чего доброго, сорока какая в райцентре раззвонит. Тогда хлопай глазами! Голосит на весь двор, на всю округу:

- Я заботилась, старалась, а теперь ты топчешь меня? Хозяйство наживала, свиней, бычков выкармливала на продажу, все в дом тащила, а теперь не мила жена стала? Высохла да пожелтела, больная да старая? Молодую девку нашел? Шила, стирала, варила, угождала, а теперь куда я денусь? Что, у меня трудодни есть? Какую брал и что от меня осталось! Задергал, замучил, заел! Я уйду, а ты Саньку приведешь? На готовое хозяйство, на добро, что я своими руками наживала? Для кого я целое лето как лошадь работала? Кабана на десять пудов выкормила. А теперь нехороша? Кто за садом, за огородом приглядывал? Неужели бы я в колхозе не заработала? Взяла бы звено, свеклу вырастила - пятисотницей стала бы... не последняя была бы! Не забитая, не затурканная. Ни хлопот, ни мороки. Ни от кого бы попреков не слышала, никто бы не издевался надо мной. А теперь голая, босая. Ни почета, ни уважения. В колхозе людей отмечают, награждают, а от тебя один почет - синяки. За батрачку у тебя работаю. Когда ты меня на люди, как жену свою, хозяйку, вывел? Да и как мне показаться на народ, когда у меня ни одного трудодня! Что я, на конференциях бываю или могу похвастаться, что добилась каких-то особенных успехов, как другие женщины? Трех кабанов, корову, бычка выходила, а что заслужила? Что ни базар - тебе выручку тащила. Кажется, вполне окупила себя. Все обещаешь, что выделишь меня, дашь усадьбу, поставишь хату. Мне ли не знать твой суд, твою расправу - всем глотки залил магарычами!

Родион Ржа совсем, без сил, с ног валится, а жена, вместо того чтобы помочь, прислужить, голосит на весь двор. Никак ее в хату не загнать. Не побежишь ведь за нею по улице. К лицу ли это председателю? Вселенское зерелище - председатель гоняется за собственной женой!

Родиона оторопь взяла: дойдут толки до райцентра - что там подумают? До чего ж темная жена у председателя колхоза, решат наверху, некультурная, отсталая, собственной жены не сумел перевоспитать.

Председатель, кажется, даже вздремнул с досады, но и сквозь сон слышал, как Марина плакалась да кляла его на всю улицу, чтобы народ слышал. Наделала шуму на все село, чтоб его ругали, а ей сочувствовали. Хоть и дрема берет Родиона, а проникает в хитрости Маринины. Правда, не каждый позволит себе открыто любопытствовать, как жена клянет председателя колхоза. Будь на месте Родиона другой человек, давно бы сбежались соседки, судачили здесь, перемывали косточки.

- У нас в роду такого не было, чтобы кто семью бросал, - негодовала Марина.

- А теперь будет! - решил Родион. - После такой бучи ни один муж не потерпел бы тебя в хате! Довольно!

- Я тут хозяйка! - отчаянно кричала Марина. - Моя хата, коя корова... и я мать детям... никуда не уйду со своего двора! Чтобы люди смеялись? Да и дети на кого останутся? Другую найдешь - разве будет она матерью детям? И кто пойдет на чужих детей?

Марина стояла под самым окном и пилила, пилила Родиона, передышки не давала, - скверная бабья привычка.

- Домой пришел - обед сварен, рубаха чистая, скот ухожен, огород выполот, сад в полном порядке, дети накормлены, напоены. Так еще мало тебе? Не успел протереть глаза - уже жареное-пареное. За что побил? Из хаты выгонишь?!

На жалобные причитания сбежались-таки соседки - как раз об эту пору полно дел во дворе, - сочувствовали: настрадалась, нагоревалась Марина за дурным мужем.

Разбушевался, выгнал Родион жену из хаты, зовет Саньку:

- Тесто замешено, ступай хлебы печь.

Заупрямилась Санька, побоялась пересудов:

- Не стану я за чужими детьми ходить.

Нету лада в семье председателя - видят буймирцы.

Кое-кто осуждал Марину и одобрял Родиона - поделом, дескать, проучил жену.

- Такого мужа не ценить? - наставительно заметил чернобородый верзила.

- Не гневи мужа, голубить его надо, - поучал рыжебородый.

Всякие ветры гуляют на просторах Буймира!

Вот узнает Селивониха, как опозорили ее Саньку, не миновать беды. Давно всем известно, до чего это ядовитая баба.

20

Сама светловолосая, брови черные - Санька. На лоб падают кудряшки. В круглых серых глазах, подернутых поволокой, иногда вспыхивают злые огоньки. Как-то Галя заметила Саньке, что зря она нарумянилась, своего румянца хватит. Санька упрямо бросила:

- Пусть мне что угодно говорят, сама вижу в зеркало, что мне к лицу.