Подозрения Людовика о разведывательной миссии «свеонов», в обстановке нараставшей экспансии северных викингов, были небезосновательны. Как конкретно сложилась их дальнейшая судьба, остается неясным. Норвежский востоковед Хокун Станг обнаруживает следы «византийского посольства» норманнов в мусульманской Испании, где они искали военной помощи против общего врага испанских мусульман и византийцев – мусульман Багдадского халифата (сообщение ал-Маккари). Возможно, ответная миссия испанского посла Яхьи ал-Газала в 839 или 840 г. в Византию была следстием этого посольства; позднее он посетил также «королеву страны ал-Маджус» по имени Нуд (возможно, королеву викингов Ауд в Дублине); ал-Маджус, что означало в то время и рабов, и «огнепоклонников», уже не раз вторгались в Испанию, и о самом опустошительном из этих набегов в 844 г. арабы сообщали и как о нападении народа «ар-Рус»; при этом арабо-испанский автор Ибн ал-Кутия (буквально «сын готиянки», готской женщины) писал, что «ал-Маджус напали на ал-Андалус (Андалусию в Испании), разоряя оба ее побережья одновременно. Во время этой экспедиции, которая длилась в общей сложности 14 лет, они приплыли в страну византийцев и в Александрию» (Станг, 2000: 30–33).
Рис. 7. Схватка викингов с флотом короля Альфреда Великого. Реконструкция Б. Альмгрена
В то время как отряды викингов, под различными именованиями у современников, все более уверенно и организованно действовали вокруг всех побережий Европы, опустошая и франкские, и вестготские, и греческие, и мусульманские города и селения, перерезая торговые коммуникации, грабя торговые караваны и громя военные флотилии, самое могущественное из государств IX в., империя Каролингов, переживало глубокий кризис. После смерти Людовика (840) императору Лотару пришлось бороться с братьями, Людовиком Немецким и Карлом Лысым, королем франков. В 842 г. эти братья, объединяясь против императора, обменялись торжественным клятвами, дословно записанными франкским хронистом Нитхардом (Историки эпохи Каролингов, 1999: 128–129).
«Pro Deo amur et pro Christian poblo et nostro commun salvament, d’ist di in avant, in quant Deus savir et podir me dunat, si salvara eo cist meon fradre Karlo et in aiudha et in cadhuna cosa, si cum om per dreit son fradra salvar d’ist, in о quid il mi altresi fazet; et ab Ludher nul plaid numquam prindrai, qui meon vol cist meon fradre Karlo in damno sit. Si Lodhuuigs sagrament, quae son fradre Karlo iurat, conservat, et Karlus meos sendra de suo part non lostanit, si io returnar non l’int pois, ne io ne neuls, cui eo returnar int pois, in nulla aiudha contra Lodhuuig nun li iuer».
«In Goddes minna ind in thes Christianes folches ind unser bedhero gealtnissi, fon thesemo dage frammordes, so fram so mir Got geuuizci indi mahd furgibit, so haldih tesan minan bruodher, soso man mit rehtu sinan bruodher scal, in thiu thaz er mig sosoma duo; indi mit Ludheren in nohheiniu thing ne gegango, zhe minan uuillon imo ce scadhen uuerhen. Oba Karl then eid, then er sinemo bruodher Ludhuuuige gesuor, geleistit, indi Ludhuuuig min herro then er imo gesuor, forbrihchit, ob ih inan es iruuenden ne mag, noh ih noh thero nohhein, then ih es iruuenden mag, uuidhar Karle imo ce follusti ne uuirdhit».
Эти тексты – древнейшие образцы живой речи, зазвучавшие на старофранцузском и старонемецком языке голосами новых наций, рождавшихся в Европе. Клятвы вслед за королями повторили их воины, французы и немцы, и в переводе они означают:
«Из любви к Богу и христианскому народу и ради нашего общего благополучия отныне и впредь, насколько Бог даст мне мудрости и силы, я намерен поддерживать сего брата моего… помогая ему и всякими другими способами, как по праву должно поддерживать брата, при условии, что и он сделает для меня то же самое; и с Лотаром никогда не буду вступать ни в какие сделки, которые в моем представлении могут повредить этому брату моему… Если Людовик (Карл) сдержит клятву, которую он дал своему брату Карлу (Людовику), а Карл (Людовик), мой господин, со своей стороны не сдержит ее, а я не сумею удержать его от этого, то ни я, ни кто-либо, кого я смогу от этого отговорить, не окажем ему никакой помощи против Людовика (Карла)».
Воины (milites) не были еще рыцарями в средневековом значении этого понятия (Флори, 1999: 93–100) и уже не были свободными франками и саксами прежних веков. Правосознание, основанное Pro Deo amur et pro Christian poblo et pro nostra common salvament… именно в этой последовательности, ради любви Божией и люда христианского и нашего общего блага, было новым для Европы и связывало новыми обязательствами не только вождей – duces, но и следовавшую доселе безоговорочно за ними дружину: отныне и при отступничестве господина каждый из принесших клятву сохранял свою ответственность «за себя и за того парня», за себя и кого-либо, кого сумею уговорить… Через год Верденский договор 843 г. разделил империю Каролингов на три новых европейских государства: Германию короля Людовика, Францию Карла Лысого и выкроенную между ними для Лотара Лотарингию – по обоим берегам Рейна.
При разделе, «подготовленном ста двадцатью экспертами, которые как будто пренебрегли всеми этническими и естественными границами», каждый из братьев получил равноценную часть эконом-географического пространства, включавшего природно-хозяйственные пояса Европы «от обширных пастбищ пограничных марок до солеварен и оливковых плантаций Каталонии, Прованса и Истрии». Как отмечает один из ведущих медиевистов XX-го века, в формировавшейся Европе, которая не была более сосредоточена на Средиземноморье и где коммуникации осуществлялись преимущественно «перпендикулярно растительным зонам», вставала проблема развития отношений между Севером и Югом – Фландрией и Италией, североморско-балтийскими портами и средиземноморскими, а вместе с тем росло и значение меридиональных осей «север – юг», путей сообщения через Альпы, по Рейну и Роне (Ле Гофф, 1992: 49).
Именно к этим путям, обещавшим легкую добычу, устремлялись дружины викингов, и новый строй Европы, рождавшийся в мучительных поисках и борьбе, не способствовал пока что организованному отпору натиска норманнов, а они блистательно использовали это обстоятельство.
845 г. был ключевым на этом этапе натиска. Викинги, чьи флотилии беспрепятственно перед этим три года бесчинствовали вдоль Сены и Луары, опустошив Нант и Руан, на Пасху (28 марта 845 г.) заняли брошенный франками Париж; Карл Лысый выплатил им 7 тыс. фунтов серебра, чтобы вернуть город. Гамбург разграбили датчане конунга Хорика, город был сожжен вместе с церковью, монастырской резиденцией и библиотекой архиепископа; Ансгар, чудом избежавший гибели, утешался примером библейского Иова: «Бог дал, Бог взял, да будет благословенно Имя Господне!» (Vita Anskarii, 16). Рерик из Рюстрингии, как вассал Людовика Немецкого, опустошал с кораблей викингов побережья Фрисландии, владения Лотара, с тем чтобы в конце концов завладеть Дорестадом. Все реки от Эльбы до Пиренеев, Эмс и Везер, Рейн, Маас, Шельда, Сомма, Сена, Луара, Гаронна с малыми реками и притоками, были открытыми для скандинавских флотилий; закрепляясь на островах в устье, они поднимались и расходились вверх, опустошая речные долины и проникая далеко в глубь страны.
Христианская община в далекой шведской Бирке, оставленной Ансгаром под надзор присланного из Гамбурга епископа Гаузберта, в полной мере испытала на себе этот рост активности язычников-скандинавов; в том же 845 г. епископ едва не погиб, убит был его племянник Нитхард, и Хергейр, королевский наместник и воевода, едва удержал контроль над ситуацией. Шведский конунг-изгнанник Анунд с дружиной датчан на 32 кораблях (21 из них, с воинами, предоставили датчане, на 11 находилась собственная дружина Анунда) осадил Бирку и взял с нее выкуп. В шведских землях викинги вели себя так же, как во франкских и фрисландских. Часть дружины Анунда, недовольная полученным, отправилась и разграбила «далекий город в земле славян» – как полагают, Ладогу на Волхове, около столетия (с середины VIII в.) связанную тесными торговыми отношениями и с Биркой, и с Хайтабу в Шлезвиге, и с Дорестадом во Фрисландии (Кирпичников, Сарабьянов, 1996: 83).
