Они с Филиным размашистыми шагами стали удаляться от дома. Сергей снова остался один с помятым листочком в руках.
Расположившаяся в торце дома библиотека имела крыльцо с облупленными, давно не крашеными каменными перилами, трещины которых густо поросли мхом. Сергей поднялся по крошащимся ступеням, открыл скрипучую дверь и очутился в сумрачном тихом мире. В библиотеке было безлюдно и пахло тем самым запахом, какой бывает только в библиотеках. Господи, подумал Сергей, сколько же лет я не бывал в таких заведениях! Все не до того с этой сумасшедшей жизнью. Он ностальгически вздохнул и прошел внутрь, к столику у окна, огороженному, как и положено, стойкой. На стойке лежало несколько книг, самого же библиотекаря не было видно. Царила полнейшая тишина. Сергей собрался уже было кашлянуть, как вдруг из глубины стеллажей, из самых книжных недр послышалось:
– Кто-то пришел, кажется?
Потом говоривший, очевидно рассмотрев Сергея сквозь просветы стеллажей с книгами, добавил:
– Проходите сюда, молодой человек.
Сергей обнаружил библиотекаря между вторым и третьим стеллажами. Тут оказалось еще одно окно. Под ним уютно расположилось высокое кожаное кресло и квадратный журнальный столик, на котором стояла настольная лампа, электрочайник, сахарница, цветная жестяная коробочка и стакан. Рядом находился стул. Чайник шумел. Библиотекарь сидел в кресле и оказался невысоким, седым, наполовину лысым человеком, явно перевалившим за пятидесятилетний рубеж. Он имел короткие усики, усталые потухшие глаза серого оттенка и мощные очки в роговой оправе, которые делали его похожим на профессора. Одет библиотекарь был в простенький пуловер коричневого цвета.
– Здравствуйте, – сказал Сергей. – Вы – Рудольф Анатольевич?
– В точности так, – кивнул библиотекарь. – Хотите что-нибудь почитать? Я вас раньше не видел.
Голос у него был мягкий и дружелюбный.
– Меня никто здесь раньше не видел, Рудольф Анатольевич, – произнес Сергей. – Я только вчера появился в резервации. И пришел не за книгами, а за консультацией, потому что посоветовали обратиться к вам…
– Вот оно что, – Ревич с интересом глянул на него поверх очков. – Чаю хотите? Не стесняйтесь. За компанию, а? Я люблю, знаете ли, побаловаться…
– Можно и чаю, – согласился Сергей.
– Да вы садитесь, садитесь, – Ревич жестом показал на стул и встал из своего кресла. – Минуточку, я только принесу стакан.
Сергей сел на стул, а Ревич, сутулясь и шаркая, удалился и через минуту появился со вторым стаканом, в котором позвякивала чайная ложка.
– Должен вам сказать, вы подоспели весьма вовремя, – заметил он, усаживаясь обратно в кресло. – Я заварил чай буквально только что. Признаться, я не люблю сидеть там, – он махнул рукой в сторону стойки. – Посетителей в это время дня практически не бывает. Тут, знаете ли, комфортней как-то.
Он умолк и стал разливать горячий чай в стаканы.
– Кладите сахар, молодой человек, – сказал он, закончив. Затем он снял очки, обхватил стакан обеими ладонями и откинулся в кресле. – Так говорите, только вчера… Простите, как ваше имя?
– Извините, не представился. Меня зовут Сергей.
– Вам, наверное, лет тридцать, не больше?
– Тридцать.
– Моему сыну столько же, – негромко изрек Ревич. – Вы позволите называть вас Сережей?
– Конечно, – сказал Сергей, размешивая сахар.
Ревич отхлебнул чаю и посмотрел на Сергея, слегка склонив голову на бок.
– В общем, Рудольф Анатольевич, – начал Сергей, вздохнув, – я попал сюда совершенно случайно. Просто какое-то нелепое, дурацкое стечение обстоятельств… Рок какой-то. Или, если угодно, воля божья…
– Вон оно как, – протянул Ревич, кивая. – Хищница снова заскучала по вкусу крови? В капкан угодила очередная жертва… Вон оно как. – Он снова в задумчивости отхлебнул из стакана.
– Говорят, что таких случаев у вас давно не было? – спросил Сергей.
– Пожалуй, что так… А Проход после вас?
– Им воспользовался один тип.
– Ясно… У вас есть семья, Сережа? – участливо поинтересовался Ревич.
– Бывшая.
– Ну… – вздохнул он, вскинув брови. – Наверное, дети никогда не бывают бывшими, так?
– Что верно, то верно, – ответил Сергей.
Он взял стакан и сделал несколько глотков. Ревич глядел на него, и глаза у него были грустные. Казалось, он думал о чем-то своем. С минуту оба молчали, лишь мелкими глотками пили чай. Затем Ревич устало потер пальцем веки и негромко спросил:
– И что же вы хотите узнать, Сережа? Я охотно вам помогу, если это в моих силах.
– Прежде всего, меня интересуют все эти ваши принципы, – сказал Сергей.
Он выложил на стол листок с перечнем. Ревич поднес очки к глазам и посмотрел на листок.
– Это мне Кравец написал, – пояснил Сергей. – А разъяснить успел только некоторые.
– Обычная предвыборная суета, – заметил Ревич и отложил очки. – Ну, про принцип четности вы не можете не знать, так ведь?
– Я знаю про четность и про полупроводимость, – сказал Сергей. – И буквально только что узнал о сумасшедших. Увидел, как парнишка этот… зашел из леса. Даже испугался сначала.
Ревич, улыбаясь, понимающе кивал.
– Принцип разумности, – проговорил Сергей, задумавшись. – Как он, все же, формулируется?
– Так и формулируется, – сказал Ревич. – Оболочка существует только для разумных людей. В формировании ситуации четности или нечетности учитывается количество только разумных людей в резервации.
– Получается, что и животные не должны чувствовать Оболочку?
– Они и не чувствуют, – ответил Ревич. – Или для них ее, очевидно, просто не существует. Тут им можно только позавидовать. Но с этим-то принципом все просто. Какие, вы говорите, еще остались?
– Перпендикулярности и однократности, – сказал Сергей.
Ревич некоторое время молча думал.
– А вы знаете, какие бывают виды нарушения четности? – осведомился он. – Вы, вообще, уже в курсе, почему опасно состояние нечетности в резервации? Чем грозит нарушение стабильности, знаете?
– В общем, да, – ответил Сергей. – Кравец мне растолковал. Если нечетно, то нестабильно. Это влечет чью-либо гибель. Я помню.
– Хорошо, – проговорил Ревич. – Видите ли, чтоб понять принцип перпендикулярности, надо разобраться в типах нечетности. Так вот, – продолжил он после некоторой паузы. – Существует три типа нечетности. То бишь, три вида нарушения четности. Первый: в резервации кто-то умер, второй: в резервации кто-то родился и третий: в резервацию кто-то вошел снаружи. Как, скажем, в вашем случае. Согласны со мной? Если не понимаете, сразу говорите.
– Нет, нет, – поспешно сказал Сергей. – Пока все понятно. Только вот что… А если кто-нибудь в резервации сошел с ума? – спросил он. – Это же тоже возмущение! Ведь четность разумных нарушается!
– Вопрос интересный, – крякнул Ревич. – И правомочный. Молодец, Сережа! Я тоже так считаю, но наверняка этого никто не знает. А знаете, почему? По той простой причине, что никто в резервации еще с ума не сходил.
– Минутку! А Артем?
– Он ненормален с самого рождения, так что… В общем, эта тема практически не исследована. И поэтому мы всегда говорим о трех типах. Потому что эти три типа подтверждены практикой. А о сумасшествии… Нет такой статистики.
– Стало быть, ваш принцип разумности выведен лишь на основании одного конкретного случая с Артемом?
– Получается так, – согласился Ревич. – Понимаете, Сережа, здесь многое понято и осознано на основании одного, двух конкретных примеров или фактов. Что поделаешь, мы поставлены в такие условия. Нам не дано возможности производить эксперименты. Мы не можем формулировать законы резервации в лабораторных условиях. Эх, если бы было так… Но нет… Мы узнаем их по ходу жизни. К большому сожалению. Хотя, надо отметить, что все принципы были открыты нами в первые же месяцы существования резервации. В последние годы мы ничего нового о резервации не узнали. Просто накапливаем статистику. Уточняем детали… Но как ученый я должен сказать, что нет никаких оснований думать, будто мы здесь застрахованы от какого-либо подвоха. Понимаете, что я хочу сказать? Конечно, прошли годы, люди привыкли к новым правилам жизни, но утверждать, что эти правила завтра не изменятся нельзя. Это было бы глупо и ненаучно. Вы согласны со мной?