Затем, посопев и отдышавшись, он произнес:

– Я вначале думал ты из конторских… а потом Кирка сказала, что ты не их, и вообще откуда-то снаружи! Я даже удивился сначала, во дела-то, думаю! Ладно, хоть не конторский… Если признаться, я их не люблю, Серега, – проговорил Галушко и поморщился. – Да их мало, кто любит! Дармоеды – одно слово… Слушай, а чего все молчишь? – неожиданно удивился он. – Устал, да? Понимаю, понимаю… Отдыхай, мил человек. Но мы все равно с тобой выпьем, – заявил он твердо. – Это даже не вопрос.

Галушко встал со стула и его качнуло. При этом взглядом он зацепил угол возле окна.

– О, чемодан! – изрек он многозначительно и сдвинул брови. – Чуть не забыли… Это ж мой…

Он поставил бутылку и стакан на пол, подошел к окну, наклонился, откинул штору и выволок на середину комнаты небольшой черный поцарапанный чемодан, покрытый толстым слоем пыли.

– Серега, это ж мой рыбацкий чемодан… – прокряхтел Галушко с гордостью. – Я, между прочим, рыбак, елки зеленые! Не хухры-мухры там… Глянь-ка.

Он почему-то стал расстегивать чемодан на весу, и это у него получилось неудачно. Содержимое высыпалось на пол, породив облако пыли и череду ругательств.

– Тьфу ты! – сказал Галушко, бросил чемодан на пол, присел рядом с кучей и стал собирать вывалившуюся утварь обратно.

Там была масса всевозможных рыболовных снастей; какие-то крючки, мотки, блесна, мормышки, баночки-скляночки и прочие причиндалы. Среди этой рыбацкой атрибутики почему-то лежала помятая, черная общая тетрадь, явно не вписывающаяся в стилистику чемодана. Галушко кряхтел и бормотал что-то под нос, укладывая рассыпавшиеся предметы, и ненадолго замирал над каждым, любовно покручивая его в руках, и вероятно, вспоминая при этом свое насыщенное красками жизни рыбацкое прошлое.

– Э-хе-хе… – ностальгически вздохнул он. – Серега, а ты не рыбак?

– Увы, – ответил Сергей.

– Жаль, – произнес Галушко. – Если б ты был рыбак, ты бы меня понял! Какие были времена, а!.. Вот ведь! До этой е… ой резервации, мать ее! Тут у нас такие места!.. Какие-то гады и сейчас по ним ходят, рыбачат, а мы здесь как «зеки» сидим!.. Нету слов, короче. Смотрю вот на свое хозяйство, и – как ножом по сердцу! Ты веришь – нет? Серега, я ж рыбак… А ты нет? Не рыбак, что ли?

Он вопросительно уставился на Сергея.

– Увы, – повторил Сергей.

– А зря…

Галушко умолк на некоторое время и продолжал складывать снасти, сердито сопя. Когда под руку ему попалась черная тетрадь, он вдруг хмыкнул и повернулся к Сергею.

– А это, вообще, интересный случай был, – сказал он и потряс тетрадью. – Я даже и сам забыл… Сейчас увидел и вспомнил. Это в самый последний год как раз было. Летом. Ага… Я тогда далеко заходил в лес, и реку вдоль и поперек излазил. Сутками пропадал, жена все ворчала… Даже на болота ползал, я же не только рыбак, но и ягодник, и грибник, во как! Ну и вот. Однажды тоже забурился куда-то далеко вниз по течению… Там уж совсем глухие места, между прочим! В одиночку-то хреново ходить, если мест не знаешь. Я-то ладно, а то некоторые бывает, хорохорятся, крутых строят из себя, так их и не находят после. С нашими лесами шутки шутить нельзя. Был у нас один такой, помню… Тоже все выпендривался, все в одиночку любил… Как же его звали, а? Вот память же стала! Да и фиг с ним. Я тебе не про то говорю-то. Короче, стою я, значит, рыбачу. Время уже под вечер было. И смотрю это я: под кустом, в водорослях, у самого берега то ли пакет, то ли кулек маячит. Ну, я его подцепил. А он веревкой привязан, значит, к бревну, чтоб не утонул и не перевернулся. А там в кульке эта тетрадка, ну, подмокла все равно кое-где малость… Прикидываешь? Ничего больше нет, только тетрадь. Ну, взял ее, домой принес, посмотрел. А она вся исписана, вон смотри…

Галушко раскрыл перед Сергеем тетрадь и листнул несколько страниц, исписанных убористым почерком.

– Я так и не понял, чего это за тетрадь, кто ее написал? Зачем? – Он пожал плечами, рыгнул и часто заморгал. – То ли это дневник какой-то, то ли еще какая-нибудь ерунда… Главное, ее ведь в кулек сунули, привязали… Будто этот… как его?.. А, этот! Робинзон Крузо, ага… Я думал, может, тоже кто-нибудь потерялся. Так записка была бы, короткая и ясная: помогите, мол! А тут… Я поначалу пытался читать, а потом плюнул. Сочинение какое-то да и все. Не поймешь… Не люблю я, когда от руки написано, чужие каракули разбирать… Может, кто-то просто дурью маялся! Вот так и валяется. Уж несколько лет. Слушай, Серега, возьми ее! Хоть ты ее прочитаешь, вдруг, у тебя терпения больше. Мне потом расскажешь, а! А вдруг там не ерунда, вдруг чего-нибудь серьезное… Возьмешь?

Сергей никак не прореагировал. Он подумал, что Галушко сейчас снова начнет занудствовать.

– Не, ты прочитай на досуге, – не унимался Галушко. – Вдруг появится желание. Я сначала-то хотел ее кому-нибудь отдать, да все не знал – кому. Не в милицию же, елки зеленые! Тут как раз эта заваруха с резервацией случилась, а там уж не того… Сам понимаешь. А потом и вовсе про эту тетрадку забыл. Она, видишь, у меня в чемодане лежит. А рыбалка-то с тех пор накрылась этой… ну, дамским местом накрылась… так я и не заглядывал в чемодан-то. Сам подумай, на фига мне – в него?.. А сейчас вот гляжу – вот те на! Слушай, ну не хочешь читать, так отдай кому-нибудь! – воскликнул Галушко. – Или отошли по почте. Видишь, мне неудобно, скажут чего столько лет тянул? Меня все-таки немножко совесть-то того… Вдруг там и впрямь что-нибудь важное… Кто-то же писал, пыжился. В кулек, одно что, засунул…

Он вопросительно глядел на Сергея и покачивался, даже сидя на корточках.

– Хорошо, оставь ее, – безразлично сказал Сергей, чтоб закрыть эту тему.

Галушко удовлетворительно крякнул и кинул черную тетрадь на подоконник. Потом он дособирал остатки содержимого чемодана, с трудом застегнул его, сунул под мышку и поднялся. Качка на борту усилилась.

– Серега, – проговорил Галушко, и уже оба глаза его хищно прищурились. – Ты не рыбак часом?

– Я же сказал: нет.

– А жаль, ты подумай… Мы б с тобой… Эх…

Он махнул свободной рукой, затем подцепил с пола бутылку и стакан и нетвердой походкой двинулся к двери.

– Я все равно с тобой выпью! – грозно пообещал Галушко в дверях и, издав финальный нечленораздельный звук, вышел из комнаты.

Сергей собрался раздеться, но опять появилась Кира Семеновна, извинилась и отдала ему ключ от квартиры, объяснила, что Славка завтра на работе сделает дубликат, пожелала хорошего отдыха и исчезла, плотно прикрыв за собой дверь.

Никаких шумов, кроме приглушенного звука телевизора из соседней комнаты, не доносилось. Несколько секунд Сергей прислушивался, потом разделся. Хватит с меня, кажется, на сегодня, подумал он решительно. Завтра. Все остальное завтра…

Раскладушка опять жалобно застонала, когда он забирался под одеяло. Ну вот, родной, сказал он себе. Вот так тебе, романтик. Похоже, что вторая ночь в этом городе ничуть не менее романтична, чем первая. Он еще несколько минут поиздевался над собой, потом глаза стали слипаться, и он провалился в пучину сна. День номер один, проведенный им в резервации, закончился.

Дверной звонок затрезвонил, когда он умывался. Сначала Сергей замер от неожиданности, но затем торопливо вытерся полотенцем и в одних брюках пошел открывать. Дверь не имела глазка, и он прислушался. Тот, кто был по ту сторону двери, очевидно, слышал, как он подошел, потому что мужской голос произнес:

– Мне нужен Сергей Иванович Шепилов.

Не сразу разобравшись с замком, Сергей открыл дверь и увидел перед собой полицейского. На нем была уже знакомая форма без погон. Это был человек среднего роста, лет сорока, коренастый, с густыми черными усами и маленькими, глубоко посаженными, карими глазами.